— Ах, да, моё покаяние, — тяжело вздохнул его отец. — После смерти Мейли я стал эмоционально нестабилен. Чем больше оттягивал с блокировкой эмоций, тем больше начинал понимать Мейли. Но окончательно меня сломило осознание, что Мейли меня любила. Пока я воспринимал её, как часть своей работы, она пыталась завязать со мной отношения и добиться взаимности. Всё это я понял слишком поздно…
— Когда эмоциональная нестабильность достигла критической отметки, экзорцисты взяли отца под стражу. А когда он отказался пройти эмоциональную зачистку, суд вынес решение об аресте. Одержимость стала вопросом времени, — не глядя на отца, пояснил для Альфэй дальнейшее развитие событий Хэ Цун. — У Фэй, вас тоже ждёт арест, как только удастся установить личность. Эмоциональная зачистка поможет избежать проблем с законом и филлидами.
— Вот как? Но я так и не услышала самого главного в вашей истории. Хэ Бэй, вы жалеете?.. — Альфэй лукавила, на самом деле где-то глубоко внутри она знала ответ на свой вопрос, но её ответ и ответ человека, прошедшего этот сложный путь — это две разные вещи.
— Сожалею ли я о том, что не ответил взаимностью на чувства Мейли вовремя? Каждый день. Когда любила она, я не мог испытывать тех же чувств, а когда смог, её уже не стало. Жаль ли мне, что сын остался без моей поддержки, когда я был ему нужен? Безмерно…
— Если жалел, должен был сделай эмоциональную зачистку, — откликнулся Хэ Цун.
— А вот о способности чувствовать я не жалею. Пусть поздно, но я полюбил Мейли. И я люблю нашего сына. Даже боль от того как всё сложилось, не умаляет радости от того, сколько дорогих даров я получил от жизни. Цену всему, я осознал и принял. Теперь я понимаю, что всё это было не зря. Каждый шаг и решение, словно драгоценный камень в бесценной мозаике жизни. Я бы не стал менять в ней ничего.
— Что-то мне подсказывает, что ещё одной филлиды после вашей смерти не получится, — покачала головой, словно и, правда, сожалея об этом, Альфэй.
Хэ Бэй расхохотался.
А ей пришлось вновь разочаровать Хэ Цуна, которому не удалось уговорить её на эмоциональную зачистку.
Несмотря на интересную историю и открывшиеся через неё факты, визит Хэ Бэя чуточку расстроил Альфэй. Она так и не смогла почувствовать филлиду, которая предположительно засела внутри эмпата. Природа филлид оказалась совершенно иной, нежели Оживших в прошлом её мире.
Через три дня Хэ Цун заглянул к ней, чтобы сообщить последние новости:
— Установить вашу личность не удалось, но отчаиваться рано. Возможно, что-то даст запрос в международную базу данных экзорцистов. У Фэй, у вас выявлена невероятно высокая сопротивляемость одержимости. Поэтому можно надеяться, что стать одержимой вам всё же не грозит. Это не точно, поскольку прецедентов столь высокого уровня сопротивляемости до сих пор не было зафиксировано…
— Меня выпустят отсюда? — перебила его Альфэй, которую перспектива безвылазно просидеть взаперти всё время пребывания в этом мире не радовала.
— Закон един для всех, поэтому нет. Пока вы не согласитесь на эмоциональную зачистку.
Бесстрастность и упёртость Хэ Цуна начинали бесить, а вынужденное заточение — угнетать.
* * *
Альфэй проснулась в предрассветной мгле от резко хлынувшего в комнату холодного, влажного воздуха. Она поёжилась, закукливаясь плотнее в одеяло, чтобы через мгновение вздрогнуть от тревожного предчувствия.
Окно на протяжении недельного заточения она ни разу не открывала!
Сонливость моментально слетела, и она открыла глаза. В скупом свете серого рассвета над ней склонился высокий светловолосый мужчина в чёрном. Взгляд его ярко-голубых, словно подсвеченных внутренним огнём, глаз сосредоточился на Альфэй.
— Ну, здравствуй, Фэй, — голос звучал глухо через закрывавший нижнюю часть лица респиратор, но сомнений в его принадлежности не было. — Тебе придётся меня простить, как и мне тебя. Я воспользуюсь твоей слабостью.
Крик застыл в горле.
Путаясь в одеяле, Альфэй попыталась нащупать артефакт-накопитель, способный принудительно выдернуть её из любого мира. В момент опасности она напрочь позабыла о том, что нужно сконцентрироваться и всего лишь пожелать оказаться на Небесах. Этих мгновений паники хватило, чтобы демон распылил ей в лицо отдававшее горечью лекарство.
Перед глазами всё расплылось, но отчего-то Альфэй не уплыла в спасительную тьму беспамятства.
Сибилл поднял ей с постели вместе с одеялом и понёс в сторону окна.
— Сопротивляешься, милая? Не стоит. Убивать я тебя точно не собираюсь. Спи спокойно. Набирайся сил, они тебе очень скоро пригодятся, — прижав её к груди, шепнул он в висок.
Трепыхнувшуюся напоследок панику быстро смыло вновь накатившей сонливостью. В последний момент Альфэй ещё уловила лёгкое прикосновение к своим волосам, а затем сердце и желудок ухнули вниз, как от резкого спуска с крутой высоты.
Часть 5
Глава 3. Предавшая богиня
Казалось безвозвратно потерянный, душевный покой вернулся, как только Сибилл заполучил Фэй обратно. Тяжесть её тела приятно оттягивала руки. Он смотрел на неё и не мог насмотреться. Вдыхал аромат распущенных волос и не мог надышаться.
Он больше не мог позволять ей предавать себя. Слишком сложно оказалось пережить это… Решительный взгляд Фэй поверх беспрерывно атакующих Оживших, словно что-то оборвал внутри. Золотые нити её энергии, питавшей и усиливавшей тварей. Острая, разрывающая боль в теле и на сердце.
Ощущение бесконечного падение во тьму ледяной пропасти с того момента не покидало Сибилла.
Он верил, чувствовал, знал, что если бы тогда Фэй встала на его сторону, к нему и близко не подошёл ни один Оживший. И как бы ни хотелось обмануться, Сибилл прочёл во взгляде Фэй свой приговор. А золотая паутина энергии, тянувшейся от неё, доказывала, что за нападением на него Оживших стояла она.
Это оставило незаживающую рану. Не на теле, а глубоко внутри.
Несмотря на когда-то высказанное Фэй сожаление о том, что его невозможно убить, Сибилл не хотел верить в то, что она на самом деле оказалась на это способна. Вот только факты не зависели от его желаний и высвечивали совсем иное положение дел, чем то, на которое он рассчитывал.
Первое время он всё ждал Фэй и того, что она придёт, всё ему объяснит и развеет страшные подозрения. Надеялся, что как-то всё уляжется, утрясётся и будет, пусть не по-старому, но хотя бы сносно.
Фэй не пришла. Исчезла из мира, не попрощавшись, словно ей было наплевать, существует он ещё или нет. Она и раньше не хотела говорить и что-то ему объяснять.
Её вновь будто забыли все, кроме него. Всё же этот эффект не был случайностью. Сибилл впервые задумался, а вспомнил бы сам о Фэй, если бы она могла забрать память и у него? Пришло моментальное понимание, что «да», она заставила бы его забыть. Если бы могла.
Может потому и боялась его, что ничего не могла с ним сделать? Свежее воспоминание предательства и предсмертной агонии напомнило, что кое-что Фэй всё же могла и делала.
Капля за каплей набиралось затопившее его осознание. Она едва терпела его. Отказалась от него. Стремилась оставить позади, как только представлялся такой случай. Даже не пыталась понять. Злилась на него. Гнала от себя. Обижала. Причиняла боль. Бросала полные презрения взгляды. Не любила и не хотела. Кажется, Фэй просто… ненавидела его?
Он-то, думал, что, невзирая на страхи и опасения, предубеждение и запреты, на самом деле Фэй любит его. Видимо, он опять принял собственные желания за действительность.
Мысль, что она хотела его смерти, неумолимо, как солнце, всходила над горизонтом его души, выжигая всё на своём пути.
Хорошо, что в этот раз, когда его жизнь в очередной раз осыпалась больно ранящими осколками разбитых надежд, рядом была Аи. Подруга, которая, никогда, ни при каких обстоятельствах не забывала и по своей воле не бросала его. На этот раз она вновь, как и когда-то в глубоком детстве, разделила с ним всю горечь и печаль его обиды и поражения, всю боль и невозможность принять новый удар судьбы. Аи осталась с ним, даже когда он сам себе казался жалким и слабым.
Сибилл всё силился угадать, что между ними пошло не так, но без Фэй эта затея заранее оказалась обречена на провал. Впрочем, факты один за другим выстраивались в цепочку и приносили кое-какую определённость.
До того, как Фэй поняла о нём что-то разрушительно важное, она ещё готова была мириться с его присутствием и привычками, так раздражавшими её. Но что-то уничтожило возможность их мирного сосуществования. Факт, через призму которого, Фэй теперь смотрела на него абсолютно безжалостным взглядом.
Была ли это догадка, что он преследует её?.. Когда она поняла, что его появление у зверолюдей не случайность, а результат целенаправленных действий, именно тогда всё окончательно разладилось. Кажется, он чем-то мешал её планам. Последнее, о чём она просила его, не ходить за ней из мира в мир… А значит идти было нужно.
Она упоминала…
О множестве миров. О возможности путешествовать между ними. А ещё Фэй сказала, что мир Оживших только начал своё существование, и он ей верил. Даже если все факты говорили об обратном, всё равно верил. Просто чувствовал, что она не врёт. В этом свете оговорки про богов звучали совсем не как случайная информация. Особенно от Фэй, которая ощущалась, чуть ли не всесильной и всеведущей. Могла ли она быть богиней? Или пришельцем со сверхспособностями, которому даже космический корабль для путешествий между мирами не нужен?
Вроде бы она упоминала про какое-то задание или миссию. А может это он уже сам додумал или так её понял? Но главное, что в своём деле, каким бы то ни было, она не являлась самостоятельной независимой единицей, предоставленной самой себе. Её действиями и выводами явно кто-то руководил. Тот, кого Фэй назвала «наставником».
Сибилл не мог отказаться от мысли, что кто-то другой, а не Фэй, виноват, в её отказе от него. Он готов был оправдывать Фэй до бесконечности и обязательно простил бы ей всё. Только сомневался, что ей нужны его оправдания и прощение.