— Он совершенно адекватен, не стоит обманываться, — попыталась откреститься от навязываемого статуса наседки Альфэй.
— Не хотел вмешиваться, но… У Фэй, вы должны знать, что Сибилл намного сильнее обычного эмпата. До того как придти к вам, мы провели небольшой спарринг… Должен сказать, что в случае, если он взбунтуется, мы его навряд ли остановим. Во всяком случае, без разрушений не обойдётся, — нехотя признал Хэ Бэй.
Альфэй почувствовала иррациональную обиду, что её никто на спарринг не позвал. Ладно, она не эмпат, вроде как не боевая единица. Но могли бы дать хотя бы посмотреть!
Под напором всех троих Альфэй всё же сдалась.
Пока они шли по коридору к лифту, Сибилл удержал Альфэй за руку вынуждая отстать от Хэ Цуна и Хэ Бэя.
— Ты немного восстановилась, — еле слышно заметил он, и Альфэй немедленно выдернула свою кисть из его хватки.
— Не смей!
— Тогда ответь, сколько тебе понадобится времени, чтобы накопить сил для перемещения из этого мира. Я же правильно понимаю, что тебя тут больше ничего не держит, и как только сможешь ты уйдёшь? Кстати, сразу в следующий мир или сначала на эти ваши божественные Небеса?
— Тише. Тут же везде камеры!
— В коридорах камеры звук не пишут. Так ты ответишь мне?
— Вечером я смогу уйти. Сначала на Небеса.
— А потом, значит, в новый мир. Давай договоримся, что ты не будешь сегодня от меня убегать, а я…
— Чего вы там застыли? Поторопитесь, — позвал их Хэ Бэй. — Вот с кого пример надо брать, сынок. Пацан тебя в романтическом плане на одном упрямстве обойдёт.
— Ты слишком много думаешь, — отозвался Хэ Цун.
— Обещаю вести себя паинькой и ничего не отнимать, — шепнул Сибилл. — Побудешь со мной сегодня?
Не то чтобы Альфэй хотела этого, но в груди предательски потяжелело.
У них с Сибиллом остался всего один тренировочный мир, чтобы хоть как-то наладить контакт. Он даже сделал вид, что забыл её срыв с попыткой его уничтожить.
Впервые Альфэй задалась вопросом, кому будет нужен бог, за которым из мира в мир таскается сердечный демон. Было слишком страшно задумываться об ожидавших перспективах. Ей вообще хоть какое-то место в пантеоне самого безнадёжного мира достанется? Стоило, наконец, признать, что стажировку она феерично провалила. Ни высокого балла, ни престижной должности ей не светит.
Злиться за свои неудачи на Сибилла? Она уже пробовала и к лучшему ничего не изменилось. В том, что сможет принять сердечного демона хоть в какой-то перспективе, у Альфэй имелись серьёзные сомнения. И что же ей оставалось? Поставить на себе и своём будущем «крест»? Злопыхателей она не обрадует. Сдаваться претило её натуре. В конце концов, когда они с Сибиллом решали действовать заодно, из них двоих получалась отличная команда.
— Побуду с тобой, — ответила Альфэй уже на медицинском этаже.
Резко развернувшийся, Сибилл не смог скрыть удивления и одарил её самой тёплой и искренней улыбкой.
В груди замер тяжёлый вздох. Порой ей казалось, что Сибилл вообще не меняется. Как был маленьким плаксой, для счастья которого Альфэй достаточно было просто улыбнуться, так им и остался. Даже врачей боялся, словно мальчишка.
Отец Альфэй — У Чжунь тоже не любил больницы. Мама его со скандалом выпроваживала на осмотр или больничный. И то, отец всегда раскручивал её на оказание моральной поддержки в стенах медицинских учреждений. Старшего брата Альфэй уважала ещё и за то, что тому не требовалась мамино присутствие, чтобы поставить прививку или взять кровь из вены.
Сканирование Сибилла филлидоискателем подтвердило, что тот является эмпатом.
— И всё же не понимаю, как ты умудрился подхватить филлиду? — попыталась узнать правду Альфэй, пока у Сибилла брали кровь.
— Давай, я тебе это расскажу в следующий раз, когда встретимся, — напряжённо улыбнулся он, цепко наблюдая за тем, как шприц наполняется его кровью.
Альфэй тоже обратила внимание на процесс забора крови и заметила, что Сибилл во всю правит параметры собственной крови.
— Как ты это делаешь? — не удержалась от вопроса она, отчего медсестра настороженно осмотрела Сибилла, пытаясь определить, что так поразило Альфэй.
— М… Ты же знаешь, что я самоучка. Так что почти всему, что умею, научился методом проб и ошибок.
Альфэй раздражённо выдохнула. Всё же бывают гении, которые сами додумываются до секретов, которым она училась тридцать лет на Небесах, и то… порой забывала применить что-то на практике.
До того как Сибилл попал к экзорцистам, Альфэй совершенно не мешало видеонаблюдение. Теперь же её бесила невозможность откровенно поговорить. Ирония заключалась в том, что до этого Сибилл преследовал её, чтобы всё выяснить, а она от него отмахивалась. Когда, наконец, Альфэй захотела поговорить с ним сама, то обстоятельства решительно не позволяли это сделать.
На фоне переживаний о взаимодействии с сердечным демоном проблемы с сотворением миров, казались, такими незначительными.
Как бы Сибиллу это не нравилось, но тот факт, что для его создания Альфэй использовала собственную вытесненную женственность, оставался неизменным. Впрочем, женские черты характера и алгоритмы поведения, как и мужские, в той или иной степени присущи каждому. Логика и целеустремлённость, например, считались мужскими чертами, но это не значит, что не существует женщин с подобными доминирующими чертами характера. И так же мягкость, сопереживание, способность создавать уют не являются прерогативой исключительно женщин.
Теневая сторона — как у бога, так и у смертного, появляется лишь тогда, когда какие-то свои черты характера, стремления и желания личность принять не может.
Альфэй ненавидела быть слабой. Ей казалось, что женщины априори слабее мужчин или, по крайней мере, их таковыми считают. Этот внутренний конфликт, словно брошенный в воду камень, создавал внутреннее возмущение, влиял на все её отношения, эмоции, поступки и в целом — взгляд на жизнь.
— Как думаешь, я слабая? — поделилась Альфэй своими терзаниями, пока с Сибилла снимали отпечатки пальцев.
— А у тебя есть сомнения в себе? — он удивлённо вкинул на неё взгляд. — Не знаю никого сильнее тебя. Но я постараюсь тебя превзойти.
— Вот уж не нужно!
Ей только превосходящего по силе сердечного демона не хватает, чтобы исключить любую возможность карьерного роста там, где и так всё плохо.
Хоронить свои амбиции Альфэй не хотела до боли, но другого выхода не находила. Конечно, сдаваться она тоже не собиралась. Но сначала пришлось признать, что переоценила свою готовность сотворять миры. Мнила себя всезнающей, сильной, почти идеальной богиней.
А ведь наставники упорно твердили, что нет «идеальных» богов, потому что идеал не достижим, это утопичная, выдуманная категория ничего общего с жизнью не имеющая, и к тому же у каждого идеал свой.
Но что ещё хуже бесплодных попыток достичь идеала — это незнание и непринятие себя. Потому что на шатком фундаменте не то что дом мечты не построить, а даже менее претенциозное строение. В случае богов, без знания своих сильных и слабых сторон не сотворить стоящего мира.
Альфэй смотрела на воплощение своих «слабостей» и всё больше убеждалась, что от себя не убежать. В признании собственного несовершенства помимо боли, стыла и вины за разоблачение, крылось ещё и облегчение от скинутой непомерной ноши.
Не получилось из нее идеальной богини, и что с того? Из неё и женщина, по мнению мамы, вышла так себе. Кто только не критиковал её. Так что теперь: подстраиваться под представления других? И кто вообще имеет право диктовать ей, какой быть? Альфэй злилась и пыталась всем и каждому доказать, что она решительная, сильная, умная и способная и не важно, какой там должна быть «идеальная» женщина и богиня. Как-то так получилось, что она в пылу споров и дискуссий отринула от себя даже тот факт, что является женщиной, лишь бы к ней меньше цеплялись с тем, какой там она должна стать. Она — человек и точка. Старалась, действовать и думать так, как по её мнению это делают мужчины. Воевала внутри самой себя и вовне. Билась и расшибалась о действительность. И, тем не менее, смотрела на себя взглядом других людей и богов и не принимала такой, какая есть.
А ведь в действительности деле всё куда проще.
Чтобы быть собой не нужно быть умной, сильной, лучшей и идеальной. А то, что кто-то засчитал в её недостатки, на самом деле может быть самым ценным достоинством, которое просто мешает остальным использовать её. Если убрать чужие и свои собственные ожидания, то Альфэй была даже не против остаться неудобной, прямолинейной, ошибающейся, упрямой, вредной, амбициозной, неуступчивой и неуживчивой. Ведь даже такую её любили родные, к ней тянулись, её выделяли и замечали, о ней стремились заботиться.
Той, кто избегал близких отношений, была она сама. Причина не в её характере и «недостатке женственности», как утверждала мама, а в том, что Альфэй не хотела узнавать других: будь то смертные, боги или сердечный демон, потому что боялась, что её обидят и причинят боль.
Она не заводила разговор о прошлом Ежана или о трудностях его стажировки. По большей части ей было плевать на него. Это он проявлял заботу и заинтересованность в её делах.
Альфэй отмахивалась от Сибилла, не желала к нему привязываться, пока считала смертным, а потом воевала, как и со всеми остальными, и… чуть не убила. Это Сибилл раз за разом делал шаг ей навстречу, прощал, пытался понять и договориться, преследовал из мира в мир.