умилен, и даже умиротворен впервые явно заставив дочку
испытать и легкое отвращение, и приятное недоумение, и
движений забавную неловкость, и безобразие зевоты
непрошенной, неодолимой.
Утром он, как бы между прочим, сообщил своей
голубе следующее: учебный год для нее завершился на две
недели раньше срока, новый начнется, как обычно, в сентябре,
но не в третьей, а в седьмой, без всяких уклонов, прихватов,
претензий, обыкновенной общеобразовательной школе, ну, а
сегодня, часа в три после обеда заедет на своем ульяновском
"козле" дядя Вася:
— Особо сидор не набивай, навещать буду, — и увезет на
лето к тете Даше, Дарье Семеновне, учительнице сельской,
сестре двоюродной медведей Доддов, в избе которой, кстати,
Лера провела два первых года своей жизни.
Нелюбопытным, в общем, оказался папаша нашей
милой героини.
Но думать не следует, будто бы на свете так и не
нашлось души, готовой выслушать по-родственному
признаний жаркие слова:
— И тут он, знаешь, так серьезно-серьезно говорит:
"Ах, ты просто ничего не понимаешь, Валера, ведь я же
Маугли, зверек, волчонок".
— Ну, а ты, что же ты ответила? — глаза Стаси, сестры
молочной, дочки тетидашиной смотрели из-под стекол
единственных в семье очков с сомнением и чувством вечного,
как бы родительского (с оттенком жалости такой, печали)
превосходства:
— Ты что ответила на это?
— Ничего. Ничего, сказала, что я кошка, черная кошка,
мяу.
Ах, Стася, ровесница, студентка ныне института
культуры, как ей хотелось, Боже мой, увидеть, разок один
взглянуть на этот феномен, если не врет, конечно же,
сестрица, красавец, умница, отличник и Лерка, "зараза
чертова", — как выражается изящно мать, сердясь и удивляясь.
Хотелось, очень, да, но судьба, вернее будет, впрочем,
физиология, распорядилась по-другому.
Ровно за два дня до того, как из перегретого летним
солнцем пазика у леспромхозовского магазина, неловко
щурясь, вышел улыбчивый, застенчивый, уже студент
биологического факультета Томского государственного
университета, Алеша Ермаков, бедную Стасю сосед на
зеленом "Урале" свез в районный центр, где девочке очкастой,
худышке угловатой и заносчивой, нетрезвый эскулап оттяпал,
недолго думая, взбесившийся, должно быть, сослепу, кишки
отросток.
Итак, около трех часов пополудни, в один из дней
потного, душного августа, вслед за небритым мужиком,