— Ща я ее привезу, ща я ее доставлю, — горячился тем
временем Сима, но нет, конечно же, пижон бежать по следу
теплому не пожелал, влез в свой дырван недоделанный, стал
разворачиваться, примял крыло о маленький чугунный
столбик исчезнувшего ограждения, рванул по Арочной, едва
не въехал в свежеотрытую траншею, еще раз развернулся
(вписался аккуратно, аппарат не повредив), но на Островского
свой перекресток нелепо проскочил, на Кирова вспугнул
худую кошку неизвестной масти, минут, должно быть, пять не
мог сообразить, как въехать в Лерин двор, короче, марш
бросок победно завершил не в том подъезде.
Тревожил полчаса звонок бездушный чей-то, и вдруг,
решив, свинья бухая, что обогнал голубку нашу, на вираже
обставил, уселся на ступеньку и, мирно поджидая девочку,
головку приложил к дверному косяку и задремал невинно.
Очнулся в полседьмого, опять ломиться пробовал в
необитаемое, видно, помещение. Полаялся с какой-то дамой,
соседкой, через цепочку нахала урезонить вздумавшей.
Послал ее, поклал-облокотился, завел железку боевую и на
речной отправился вокзал, где пиво малохольным отпускали с
восходом солнца. Взбодрился, подкрепился и в часть махнул,
к месту прохождения действительной службы (да, Дмитрий
Швец-Царев в тот исторический момент к Н-скому приписан
был полку, в почетном звании рядового состоял) сгонял
оттуда к жене комбата в Кедровскую больницу с передачей и,
наконец, так много дел и нужных, и полезных совершив, к
родительскому дому кочумая, внезапно на проспекте на
Советском, самом главном, увидел, углядел, заметил от каши
манной порозовевшую, похорошевшую девицу, Валеру Додд.
— Аааа!
Вот при каких обстоятельствах, бурля, кипя от чувств
нахлынувших избытка, резиной жигулевской едва не переехал
редактора-стажера программ для юношества и студенчества,
ответственного сын, племянник компетентного и внук
заслуженного, гаденыш Сима Швец-Царев.
— Ну что, попалась?
— Попалась, попалась, — охотно согласилась Лера, без
лишних слов усаживаясь прямо на переднее сиденье.
— Куда изволите? — скосил свой гнусный глаз
неисправимый и улыбнулся безобразно.
— Куда? Куда? На студию. У меня эфир через полчаса.
— А, ну, ну. Ты же у нас кинозвезда. Гундарева
Пундарева.
— Мадам, — зарыготал, запузырился веселый Сима,
рукоятку на себя потянул, педаль в противоположном
направлении двинул, пугнул гудком прохожего, беднягу, на
зебре зазевавшегося, и дунул вдоль по улице широкой. Пять
минут, и вот уже паркуется у проходной красивой телецентра.
— Во сколько освободишься?