невероятной.
" Когда ты чужой, все вокруг чуждо".
Боже.
Эта кровь холодящая гармония, гусиными
пупырышками гуляющая от ключицы к запястью, до этого
самого момента, секунды невероятной, принадлежала только
ему, Ленчику Зухны, в его лохматой голове жила, в коробке
черепной таилась, кружилась, нежилась, играла и в комнате
его, в одной из двух, пожалованных в годы совнархоза семье
художника Зухны, отстегнутых начальством щедрым в
квартире грязной коммунальной, звучала, когда с утра к столу
с тетрадками не чувствуя желанья встать, брал Леня у
изголовья его панцирного ложа почивавшую гитару и трогал
пальцами шершавыми и желтыми от постоянного общенья со
щипковым инструментом и сигаретами "Родопи",
"Стюардесса", "Ту".
Этим летом, ночью, укрывшись с головой, простынки
белизной обманывая комаров, он выловил в эфире, поймал
таинственную станцию, передававшую одну лишь музыку
(шалость частот мегогерцовых, подарок высоких,
ионизированных слоев холодной атмосферы), внезапный
чистый звук в безбрежности хрипящей, воющей, ревущей
тьмы.
Пять или шесть песен успел послушать Леня, прежде
чем большой вонючий механизм из дальнего конца шкалы до
пойманной иголкой красной полосы-полоски на гусеницах
ехал.
" Не может быть", — думал, стоя в коридоре
полутемном с ведром воды осенней в руке, смешной, нелепый
подросток, — "не может быть, невероятно, фантастика", и тем
не менее, сомнений не было, кто-то, еще неизвестный пока
ученик центральной школы номер три сподобился неведомую
станцию (Радио Тэксес? Биг Би без Си, но с Ти?)
одновременно, вместе с ним июльской ночью под звездами
сибирскими магическими слушать.
Ну, нет, конечно, нет, сей пианист неведомый, а им
окажется (через секунду Зуху предстояло убедиться) Толя,
что-ли, Кузнецов, как будто, короче, ни рыба, ни мясо из 9
"А", не должен был ловить, подобно Лене, ночные звуки на
лету, у него в комнате (квартиры отдельной) был не старый,
расколотый небрежным рыбаком "Альпинист", а новенькая
приставка стереофоническая "Маяк". Так что Кузнец имел
возможность, ленту шелестящую гоняя слева направо по
десять раз на дню, не только запомнить все до мельчайшей
четвертушки, но и проверить, и перепроверить себя
неоднократно.
А на сцену Толя попал вот как. Перепутал время
репетиции хора, точнее день, а именно, вторник со средой. Но,
как видим, вместо того, чтобы подумать немного, пораскинуть