придававшую. Развела, освободила нечто, в ее руках
волшебным образом начавшее менять размер и цвет, да,
осмотрела, оценила, и всхлипнув горько, безутешно, в
помадой фиолетовой измазанные губы приняла.
Ну-ну.
Второй, сим действом потрясенный, Иванов, конечно
же, сейчас же, тут же без посторонней помощи и с пуговкой
управился и с плаварями синими, бессмысленно, по долгу
службы лишь пытавшимися как-то неуклюже сдержать напор
всепобеждающей, вечнозеленой (хм? — определенно)
молодости буйной.
В общем, было, было на что посмотреть,
полюбоваться чем вчера к полуночи ближе на улице Арочная
в доме с архитектурными излишествами, в квартире
управляющего Верхне-Китимским рудником Афанасия
Петровича Малюты.
Впрочем, и поутру три служивых, сержант и пара
рядовых сил не имели отвести глаза от зрелища поистине
невероятного, немыслимого, невозможного. Подумать только,
ехали в патрульном сине-желтом воронке, светили фарами
туда-сюда блюстители порядка, сна, покоя мирного,
неторопливо толковали на ходу о том, о сем, точнее об одном,
о вечном, и вдруг, стрелять-копать, товарищ капитан, увидели,
уткнулись, из-за угла к "Орбите" вывернув, равняйсь-смирно
на плечо, премет беседы, цветочек голубой, короче,
заповедное то место, из коего берутся дети.
Причем, как бы отдельно стоящее, вернее, висящее на
перекладине, на жердочке, на спине скамейки
свежеокрашенной под мелкой майскою листвой. И в самом
деле, в то время, как припухлость деликатнейшую, пирожок с
частями мелкими впридачу, овевал беспечный ветерок,
накрытые небрежно сорочкой сползшей голова и руки на
неуютной, темной стороне скамейки белой почивали, травы
ночной дышали ароматом.
— Эй, девка, бляха-муха, живая, нет?
Похоже, да. Стоять не может, правда, сама никак, но
жмурится, от света желтого безжалостного фар пытается
закрыться ладонью узкой, икает, вздрагивает, и, наконец,
сумев качан тяжелый, непослушный поворотить к тому, что
держит слева, несчастного отвратным смрадным жаром
обдает:
— Найдите его, — слеза мгновенно набухает,
стекляшкой вспыхивает, зигзаг блестящий оставляет на щеке:
— Найдите гада, мальчики.
Определенно невменяема. Но то, что очевидно было
парочке ублюдков, Павлухе и Юрцу, которые лишь мерзко
оскалились, да переглядывались гнусно, когда Малюта,
переходя из рук одних в другие, меж делом вдруг начинала
выть, скулить и хлюпать носом: