Не дали ходу, спустили, в общем, на тормозах,
замяли.
И просчитались, напрасно ведьму не послушались, не
вняли. Особенно хорош, признаться надо, дядя Виля оказался,
как он веселился, какие пузыри пускал тем летом, мент, на
даче.
— Купец, — орал, сверкая самоварными резцами,
идешь купаться, нет?
М-да.
Хотелось бы, конечно, полюбоваться на грубую,
бугристую, всю в пятнах, точках, как перезревший корнеплод,
физиономию Вилена Андреевича вот этой уже осенью (одним
глазком хотя бы), когда в могильном сумраке мерцающих
унылым лаком стенных панелей кабинета его негромким
голосом, но внятно и отчетливо проинформировали. Все трое
из задержанных по делу об ограблении квартиры вожака
областного комсомола, зятя Степана Кондакова, Игоря
Цуркана указывают дружно на Швец-Царева Дмитрия
Васильевича, охотно на себя неблагодарный труд продажи
краденого взявшего.
Еще бы.
Хм. Но удовольствие метаморфозу наблюдать,
внезапность превращения свиных моргал в собачьи буркалы
имел, увы, один-единственный на белом свете человек,
старший следователь управления внутренних дел, майор
Виталий Россомахин.
— Так ты знал, что ворованное или не знал? — вопрос
тяжелый выкатывался, ухал из дядькиной утробы и накрывал
волной горячей, липкой башку поникшую племянника.
— Я спрашиваю?
Сима, Сима, имел свое дело, репутацию, какую
никакую клиентуру, раз в месяц летал с ветерком, с веселой
песней в Новосиб, брал партию синек, сдавал, не слишком уж
заламывая, оптом все в Южке, и горя не знал.
Зачем ты, бедолага, связался с этой аппаратурой "два
магнитофона японских двухкассетных "Шарп" и радиола
"Грюндиг", ФРГ", как в заявлении именовал утраченное
гражданин Цуркан, что ты наварить на всем на этом
собирался, зачем обещал в Н-ск свезти и сдать надежным
людям?
Эх, если бы вот так, не лая ему в темечко, а под
рюмочку, стаканчик, да с шуточкой, да с прибауточкой, по
свойски, признался бы, наверно, Сима дядьке, рассказал бы, а
может быть, и показал бы, но нет, по-родственному в этот раз
не получалось и идиот несчастный лишь бормотал угрюмо:
— Не знал, не ведал, обманули…
В тот же вечер он, словно Тимур, герой и
бессребренник, юный друг милиции, с кривой улыбкой
перекошенным хлебалом, кнопку звонка у свежеокрашенного