коробку из-под сигарет без фильтра "Прима".
— Вот, — сказал, глазами чистыми сияя, — взгляните. Тут
предлагают купить. Не ваше ли часом?
Не помогло.
— Под суд! В тюрьму! — сурово требовала
хранительница великих традиций, заветов нерушимых,
зверюга-бабка, председатель областного комитета ветеранов
войны и труда.
— В колонию особого режима.
Уже и следствие закончилось, и имя Симкино ни в
каких показаниях, ни в материалах не значилось, не
фигурировало, а комиссарша все лютовала, махала саблей и
орошала пузырящейся слюной неплодородные пространства
квартиры сына младшего Василия.
— Никакой ему пощады. Гниль вырвать с корнем.
Заразу растоптать в зародыше.
И опять, и вновь отец его, дубину, спас, вытащил,
короче, в армию отдал, пристроил в спортроту МВД.
— Ничего, — за ужином немного принял, подобрел,
хорошая строка в биографии не помешает.
Угу.
Да, видно, без толку. Судьба, похоже, у Симы веселая
девчонка, подстилка с варенниками-губами, грязнуля в
короткой юбочке, в чулочках-сеточках, никакого с ней сладу,
никакой на нее управы.
Пальчиками мягонькими, теплыми закрыла ему веки и
дышит в шею.
— Люся? — угадывает дурачок, — Милка? Ты, Катька,
что ли?
Фиг-то там! Братан Вадим.
Га-га-га! С известием приятным.
А, впрочем, что за ерунда, какие глупости, собачья
чушь. У него же, у Симы, алиби есть, ну, да, конечно, и
свидетели.
Итак, все. Табличка с неблагодарно съеденным углом
"Аттракцион закрыт на обед" исчезает, убирается, фигура хоть
ущербная, но геометрическая, правильная, отваливает,
пропадает, куда-то вниз уносится с прощальным кувырком (
на полку? на пол?) хлоп, и месяц, ясно-солнышко, Житухи
щербатое мурло всплывает, светится, лоснится, щурится за
стеклышками будочки служебной. Вздрагивает железный
остов карусели, бодаются вагончики веселых горок, качели
звяканьем задорным откликаются. Ток дан, поехали, ура!
— Люба, — орет в прихожей Сима, под вешалкой ногою
шаря, рожа со сна еще измятая, одна рука в рукаве, другая
тычется в подкладку куртки, бьется комсомолка, то в карман
попадает, то в дыру под ним, — где мои ботинки, Люба, черт
возьми?
Ох, не зря, не напрасно он ей сегодня привиделся,