густая жесткая, на подбородке редкая колючая, а на щеках,
так, пушок детский, и страшно, и жалко.
— На, — выносит из ванной еще блестящие от влаги.
Хрясь, разодрал-таки чухонский шелк по шву до
пояса.
— Митя! Неужто так пойдешь? Давай зашью.
Какой там. Вылетел, выскочил, унесся, и вдруг…
звонок. Господи, спаси и сохрани, все к одному, какой знак-то
нехороший. Вернулся.
Ключ выронил, потерял, от жестянки своей, в
папашин тапок фетровый прямиком угодил.
— Да вот же он.
Даже в зеркало не глянул, не посмотрел. Захлопнул
дверь и был таков. Ну, жди беды. Ой-ой-ой.
Спакуха! Все будет тити-мити.
Неисправим, неисправим. Положительно,
определенно.
Итак, выруливает, урчит мотор, газует Сима, ну, если
только от двери до двери, от сиденья до кровати пяток,
десяток километров на своих двоих проделавший за год
потомок никудышный рода славного. Едет, а ехать-то, проще
плюнуть, сморкнуться, дольше ждать, пока с неглавной
Ноградской на основную 50 лет Октября автобусы-гармошки
выпустят.
Но прибыл. Свистнул снизу, балконная, горячий
солнца шар ему в лицо катнув, уходит внутрь дома дверь, и в
майке, полуголый, в проеме кирпичном возникает живой
здоровый Юрка Иванов.
— А, Симка, ну, поднимайся, че стоишь.
Друзья, корешки, сидят как люди напитком из солода,
из ячменя отборного желудочно-кишечный услаждают тракт,
закусывая рыбкой — вся "Правда" в чешуе.
— Садись. Хлебни малеха. В картишки перекинемся.
— Какие картишки, лыжи-кран. Тут такая папа-мама.
— Ну, ну, — качают головами братья, у одного в руках
подлещик, полбока съедено, а у другого — замученный на
солнышке рек обитатель пресноводных — башки уж нет.
— Заявление, говоришь, написала, двустволка, сука.
— На тебя катит, шалава, тварь.
— А я же… я же там… да вы-то знаете, блин, мужики… я
там и близко не был.
Сухие сыплются ошметки на мятую газету, в стаканах
оседает, на гранях пытаясь удержаться, пена.
— Чего уставились, — противная, набухнув вмиг,
соскальзывает капля крупная, располовинивая Симу струйкой
от шейного до тазового позвонка.
— А?
Кадык Павлухи отсчитывает бульки.
— Да мы-то что, — из пасти вынимает кусочек нежный