Глава 11.
После того, как последняя из фигурок исчезла в клубящейся пелене портала, а сам портал схлопнулся, пыхнув на прощание зеленоватым светом, мы с бородокосым остались одни.
— Пошли штоль мешки потрошить? — выдал крестный, с таким невозмутимым видом, будто и не было никакой встречи со странным отрядом.
До утра решили остаться на острове. Несмотря на то, что после снятия метки, твари, находящиеся на расстоянии, перестали излишне активно интересоваться моей тушкой, от случайных одержимых этот факт не охранял. Так что изолированность кусочка суши посреди речного русла продолжала оставаться для нас полезным свойством.
— Я так и не понял, почему ты от честно заработанной жемчужины отказался? — вопрос задал, ковыряясь в содержимом затылочного нароста топтуна, развороченного ножом.
— Не нужно мне ихого жемчуга. — хмуро ответил бородокосый, занимаясь аналогичной процедурой с валявшимся в стороне кусачем.
— Но наконечники для стрел взял, да и от доспеха не отказался, если бы дали.
— Энто другое, энто для дела. Но долга пред ими не желаю иметь.
Понятнее от произнесенных слов не стало. Но и продолжать диалог, пожалуй, не стоило. По недовольному голосу крестного и коротким фразам, которыми он отделывался от вопросов, можно было понять, что у него нет особого желания обсуждать поднятую мной тему.
— Недоброе чую я от их. — после недолгого молчания начал пояснять бородокосый. — Особливо от энтой, чернявой, што у их за старшую. Тот дар, што позволят мне у людей в душе гнильцу выглядеть, с самого с началу моего пути в Улье помогат мне не якшаца со всякими энтакими. Энта вона чернявая моим даром напрогляд вся из той гнили. Не знаю, откуда у ей стоко жемчуга белого, но большее от её не стану брать, хоть целу жменю за так пондесёт!
— Может ты преувеличиваешь? Конечно, женщина она не особо приятная, жесткая и властная. Но ты ведь сам говорил, что миссия, которую мы подвязались выполнять, дело, хоть и непростое, но полезное. Может она от чувства лежащей на ней ответственности такая стала?!
— Не знаю, што за чуйства у ей тама, токмо чую недоброе и всё тут. — произнёс крестный, опустошая очередной затылок одержимого, и добавил уже не так уверенно. — А можа и впрямь чегой-то я не то вижу, энтот дар у меня почитай уж семь годков, а так толком и не разумею, что в ём, да как. Хоть та же Тайка присоветовала пользовать его чаще и сильнее делать, потому как польза в ём немалая.
По мне, даже это объяснение не может являться достаточно серьёзным оправданием для отказа от честно заработанной белой жемчужины. Что за странный жест? Но кто её поймёт, логику человека тринадцатого столетия, попавшего в другой мир. Или двенадцатого всё-таки?! А ведь и правда! Сколько времени здесь провел, но так и не озаботился уточнить такую простую вещь.
— Дядь Прохор, а какой сейчас год, кстати?
— Год?! Хо-хо! Да откель про такое узнать?! Тута мы не особо года-то щитаем, день прожил и ладно. Хотя, энто я шуткую, конешно, имеюца людишки ученыя, которы за энтим делом приглядывают. Токмо я за их щётом не гляжу, у меня свое леточисленье. Как в Улей попал, с того времени и щитаю годы.
— И в каком году ты сюда попал?
— В 1233 от рождества Христова, как счас помню. Лето в тот год оченно жаркое было. Сбиралися с младшим поутру на дальний плёс за рыбой, а он намедни ногу зашиб, сорванец энтакий. Так што один отправился. Дошёл до места, где мы обнаковенно верши ставили, а тама туман. И не простым тот туманище сразу казался. Я ж тогда есчё не знал, што за штука такая — кисляк. В обчем, так в Улей и попал. Трое сынов у меня дома осталися, всех любил, но Коленьку, младшого, поболе остальных. Ему тогда пятый год минул, а счас он, значица, уж тринадцату весну встретил. Оно, пожалуй, и лучшее, што не взял я его тогда, хоть и просился со мною. Улей — не место для ребятишек… Эх, да нечего об том поминать. Дело прошлое. — когда крестный начал рассказывать о своём прошлом, скрипучий его голос наполнился теплотой и легкой грустью. Но под конец монолога теплота сменилась горечью и тоской по родному дому, давно и безвозвратно потерянному.
— А я не помню. Ни момента, когда попал в Улей, ни родных, которые там остались. — глядя на хмуро молчащего бородокосого, я уже пожалел, что поднял вопрос о прошлом. Видимо, расставание с близкими оставило в его душе тяжелые раны.
— Мож оно так и лучше. — очень серьёзно сказал крестный.
— Может и так. — произнёс я в ответ. Но уверенности в этих словах было немного.
К вечеру небо начало темнеть и хмуриться, в итоге разразившись неприятным моросящим дождиком. Так что на ночевку пришлось перебираться под крышу одной из построек, выбрав ту, под которой меньше капало.
Предварительно подкрепились, заедая стресс от пережитых событий. Но на еду старался не налегать. Хотя аппетит был зверский, всё же опасался излишне набивать желудок после ранения.
— Что-то не торопится твоя знахарка. — вспомнил я вдруг изначальную цель нашего пребывания на острове. — Хотя, сейчас ей, получается, и приходить незачем, метку сняли, одержимые больше не будут за мной гоняться.
— Задерживаюца чегой-то. — спокойно ответил крестный, наваливая себе побольше соломы на лежбище. — Не беда. Седня не дошли, завтра, значица, дойдут. А то што одержимых отвадили, тожить хорошо, Тайке меньшей хлопот. Но дождаца их надо, мне жемчуг передать, да и попрощаца тожить следоват. Все ж на сурьезное дело идём, могём и не воротица. Да и тебе с памятью мож подмогнет Тайка, она и по энтим делам тожить сильна.
— Так она же смотрела и не увидела ничего.
— Увидала, не увидала, а как очухашься, хотела есчё раз проглядеть тебя. Да может и увидала чегой-то, да сказывать не стала. Тайка — баба мудрая, по-всякому быть могет.
В ответ лишь неопределённо покачал головой.
— Ложися спать уж, нече попусту балаболить. — бросил бородокосый, заканчивая разговор.
Крестный уснул быстро. Похрапывать он начал почти сразу, едва только успел завалиться на лежак, расположенный у противоположной стены.
А вот мне сон не шел. Глядя в покрытый соломой и ветками потолок, раз за разом прокручивал в голове события прошедшего дня.
Несмотря на то, что наконец встретился с частью своего прошлого в лице четверки знакомых, особо прояснить само это прошлое им не удалось. Информации, полученной из разговоров с, так и не узнанными, старыми товарищами по оружию, было немало. Но вся она оказалась обрывочной и, будучи не подкрепленной необходимыми фрагментами из собственных воспоминаний, по большей части оставалась бесполезной. Как невозможно собрать пазл, в котором отсутствует половина деталей, так и полученные по частям новые знания не давали возможности увидеть всю картину полностью.
Ну, зато хотя бы есть конкретная цель, и дорога к ней ясно указана на карте, любезно оставленной темноволосой. К тому же, если верить её словам, в конце пути меня ждут ответы на все вопросы и полный возврат памяти. Уже один этот факт мотивирует так, что готов хоть сейчас, среди ночи, подскакивать и, сломя голову, нестись к заветной цели.
Но, бежать, конечно, никто никуда не будет, бородокосый прямым текстом дал понять, что для успеха операции торопиться не стоит.
Уже в сумерках, при неясном свете костра, успели в общих чертах обсудить предстоящий путь, сопоставляя указанный на карте маршрут с географическими познаниями крестного.
Современную карту он толком не понимал и справлялся исключительно с моей помощью, при этом не прекращал ругаться о её "неправильности" и, что у них "по-иньшему рисуют".
В итоге, после долгих расчётов и уточнений, пришли к выводу, что маршрут просчитан оптимально и, если ничего не помешает, до места доберемся максимум за пару-тройку дней.
Не знаю, сколько ещё пролежал, вспоминая и пытаясь осмыслить полученную от пришельцев информацию.
Больше всего настораживала таинственность, окружающая непонятных руководителей отряда. Что за старшие? Почему любой из участников группы, стоило разговору коснуться их загадочных покровителей, вдруг становился молчаливым и хмурым? Да и вообще, полученная информация, несмотря на её обильность, в основном оказалась неполной. Даже о самой цели всей миссии нам сказали ровно столько, чтобы хватило для выполнения отведенной нам роли. В итоге — масса полученной информации о моём прошлом, обесцененная её абсолютной неузнаваемостью. Ведь ничего из сказанного моими новыми, то есть старыми, товарищами так и не было принято, как что-то своё. Всё, включая и самих этих товарищей, казалось совершенно чужим и незнакомым.
Сколько не обдумывал новые знания, ничего, по-настоящему нового, это самое обдумывание не принесло. Единственная польза в том, что интенсивная работа мозга привела к усталости и кружащий в голове хоровод мыслей, в конце концов, начал стихать.
Организм, утомившийся после тяжелого дня и полученного ранения, с облегчением отправил сознание в глубокую бездну сновидений. Причём самих сновидений в этой бездне не оказалось. В том смысле, что это была первая ночь, в которую меня не посетили, уже ставшие привычными, сны-воспоминания.
Несмотря на вчерашние приключения и долгое засыпание, проснулся рано. К тому же на удивление бодрым и без болевых ощущений. Хотя после настолько серьёзного ранения, пусть и излеченного волшебным даром юной лекарки, ожидал болей и скованности. Но ничего такого не почувствовал. Единственное, что напоминало о развороченной вчера грудной клетке, было пятно молодой кожи на месте травмы, ну и то самое ощущение чужеродности все ещё присутствовало. Правда за время сна оно успело ослабнуть настолько, что почти не беспокоило.
Глянув в угол, где бородокосый вчера устроил себе лежак, увидел лишь ворох примятого сена. Видимо, крестный уже поднялся и отправился по своим делам. Очень надеюсь, что он пошёл завтрак готовить, а то в животе будто стая одержимых поселилась и урчит не переставая.
Набежавший за ночь туман уже почти рассеялся, обнажив контуры рыбацких построек, в том числе останки навеса, разваленного приземлившейся тушей топтуна. Тут же обнаружился поднявшийся засветло бородокосый, сидящий на бревне неподалеку. К сожалению, деятельность его даже близко не была связана с приготовлением пищи. Крестный возился со стрелами, пересаживая на них наконечники, полученные от вчерашних пришельцев.
Что ж, придётся самому позаботиться о хлебе насущном. От вчерашнего пира ещё осталось немало съестного. Нужно лишь разжечь костер да подогреть. Хотя, можно и холодным, есть хочется, словно неделю голодал. Может последствия ранения сказываются и организму необходима энергия для восстановления. Да что рассуждать, есть надо. Вот только умыться для начала не помешает.
Махнув крестному, спустился к воде.
В речной глади отразилось заспанное зевающее лицо. Ничего, это мы сейчас исправим. Хорошенько умыться холодной водой прохладным, даже зябким утром — лучшее средство, чтобы окончательно прогнать сон.
— Кончай плескаца, крестничек, гости пожаловали. — прервал едва начавшиеся гигиенические процедуры скрипучий голос бородокосого.
Оторвавшись от воды, бросил взгляд на правый берег, но ничего не увидел. Лишь после того, как поднялся во весь рост, на самом пределе видимости разглядел скопление темных точек, едва заметно движущееся по блеклой зелени степи.
Не стал удивляться, каким образом бородокосый в этих точках признал долгожданных гостей. Ещё раньше успел убедиться, что со зрением у меткого лучника всё в порядке.
Недоумение вызывало лишь количество гостей. Ведь ждали знахарку с помощницей и охраной, ну десяток человек максимум, а тут втрое или даже вчетверо больше.
— Это точно они? — спросил недоверчиво, оглядываясь на крестного.
— Оне, кто ж ещчё.
— Ты же говорил, что только знахарка будет?
— Твоя правда. Но чегой-то Анисим с воями за ей увязался.
— Анисим?
— Энто старейшина нашенский.
— А ему что надо?
— Да откель мне знать чегой?!
— Может просто для охраны?
— Можа и так, а можа и иньшее што. Да чегой гадать, до нас дойдут, сами и скажут. — Крестный безразлично махнул рукой, но мне этот его жест показался каким-то напускным. Он пытался сделать вид, что появление старейшины не имеет особого значения, но напряженность в его голосе во время диалога говорила об обратном.
— К ним на берег поплывём? — спросил, чувствуя, как обеспокоенность бородокосого передаётся и мне.
— Верно. Давай-ка сбираца, да лодку на воду спускать.
Лодка была не только неудобной, но и тяжелой. Особенно если тащить её по вязкому илистому дну прибрежной полосы, заросшей камышом и травой. К тому же, после того, как вытянули неуклюжее плавсредство на берег, в окружении кустов, оно стало выглядеть натуральным бревном, вынесенным волной на берег.
За время, потраченное на сборы и переезд на "большую землю", гости успели приблизиться настолько, что их можно было не только пересчитать, но и во всех подробностях рассмотреть.
Было их ровным счётом сорок четыре человека, при этом все на конях.
Кавалькаду возглавлял рослый бородач в красиво изукрашенном доспехе, на могучем жеребце. Жеребец, кстати говоря, тоже был защищён. От головы до хвоста животное накрывала кольчужная попона, морда тоже частично была защищена ею, глаза по бокам прикрыты шорами.
Сопровождавшие его войны, по большей части, тоже смотрелись внушительно. Их оружие и доспехи оказались совсем непохожи на те, что видел на бойцах в посёлке. По сравнению с, походившими на банду разбойников, поселковыми ополченцами, сидящие на конях вояки выглядели королевской гвардией. При этом всадники были как бы разделены на две неравные группы. Двигающиеся впереди "гвардия" под командованием бородача — тридцать с лишним человек. И, следующие за ними и чуть в стороне, бойцы с обмундированием попроще. Да и лошади под ними были на порядок хуже, без брони, и с виду уступавшие более рослым и упитанным конягам гвардейцев.
Приглядевшись, среди этих самых, плетущихся в арьергарде, вояк, заметил пару знакомых лиц. В их числе оказался и Демьян, тот самый, что сопровождал пришедшую покормить меня Настасью и поначалу относившийся ко мне с подозрением. Остальных, хоть и смутно узнаваемых после боя в посёлке, поимённо не знал.
Ещё в глаза бросилась женщина в мужской одежде, кольчуге и повязанном на голову, платке. Держалась она во второй группе и ехала рядом с Демьяном, при этом негромко переговаривалась с ним.
Видимо, это и есть та самая знахарка — Таисия.
Оставив лодку с вещами на берегу, не торопясь двинулись навстречу гостям.
С момента отплытия с острова бородокосый не проронил и слова. Со стороны казалось, что он пребывает в состоянии глубокой задумчивости. Но угадать какие именно мысли занимают голову крестного не получалось, в его серо-стальных глазах не отражалось даже тени эмоции.
Далеко отойти от прибрежной полосы не успели. Пусть всадники не особо поторапливали лошадей и шли лёгкой рысью. Но даже в таком темпе по скорости превосходили вдвое наш пеший шаг.
Встреча состоялась на небольшом, километр — на полтора, пятачке голой земли. Ни кустика, ни травинки. Словно кто-то заранее побеспокоился очистить от растительности площадку для переговоров. Посреди желто-зеленой степи этот участок выглядел чужим и лишним. Но я уже догадался, что это просто небольшая сота, втиснутая неведомыми силами в толпу более схожих меж собой собратьев.
Старейшина первым спрыгнул с лошади, причём чересчур резво, что, для его богатырского телосложения, выглядело неестественно. К тому же здоровяк был облачен в кольчугу и доспех, на его украшенном воинском поясе висели чекан и длинный меч, что тоже не должно было добавлять свободы движений.
Легкой пружинящей походкой, старейшина приблизился к нам. Взгляд его глаз, жёсткий и с прищуром, при всем желании нельзя было назвать приветливым.
За его спиной, словно из воздуха, материализовались двое спешившихся всадников, если и уступающих в росте предводителю, то совсем немного. Остальные остались в седлах. При этом две группы по три человека, разъехались в стороны. Наверное, дозор.
Немного в стороне, отделившись от основного отряда остановилась знахарка со свитой. Те не стали засиживаться на конях. Быстро спешившись, начали снимать с коней сбрую. Видимо, не просто поздороваться приехали.
Но подходить к нам, из той группы, пока никто не собирался. Несколько человек повели расседланных коней к реке, на водопой. Остальные занялись своими делами.
— Здрав будь, Анисим! — произнёс бородокосый, шагнув навстречу здоровяку, возвышающемуся над ним, словно утёс.
— И ты, Борода, будь! — ответил тот не особо приветливо.
— Чегой тебе дома не сидица-то? Ещчё воев привёл стоко. Вот жеж на промысле были, аль сызнова пошли?
— Дальним дозором край обходим, да от одержимых чистим. Вы тут с крестником своим натащили погани со всей округи, а нам их теперича выкашивать.
— С энтим все, разобралися. Уж за пустым одержимыя не шастают. Можете обратно сбираца.
— Неужто сами управилися, без Тайки?
— Да есть люди добрыя, подмогли.
— Каки ж тута, в глуши, люди?
— Добрыя, Анисим, добрыя!
— Добрыя, говоришь?! Ну ну! — первые слова здоровяк произнёс негромко, хотя в голосе и были слышны нотки злобы, но дальше перешёл на крик. — А с нашими людьми што? С теми, которы по милости твово крестника в землю легли? С ими што делать прикажешь?
— С теми, што покой обрели, ничаго уж не поделашь. — крестный отвечал спокойно, лишь брови нахмурил. — Токмо и остаеца, што оплакивать, да память их чтить. И дальшее жить так, штоб оне на нас глядя, возрадовалися.
— Жить?! Жить?! Жить?! — Анисим явно не собирался успокаиваться и продолжал разговор на повышенных тонах. — А детям да женам ихним што скажешь? Которы без корми…
— Кончай, Анисим! — не выдержал бородокосый, отвечая криком на крик — Я сам наперечет знаю всех, у кого в энтой сече родичи сгинули! И с ими жешь кажного из павших оплакиваю!
— Где ж с ими, коль ты тута незнамо с кем шасташь?
— Духом, Анисим, духом я с ими! — уже более спокойно проговорил бородокосый. — А на Пустого ты зла не держи. Коли по совести судить, вины в том горе, что к нам в избу пришло, на ём не большее, чем на нас с тобою!
— На мои плечи вину переложить хотишь?
— Скажу счас, как оно было. Там уж сам думай, на ком вины большее. Отметину, што одержимых притягиват к Пустому прилепили те же люди, што и сняли. Те, с которыми мы тута встретилися. Не со злым умыслом прилепили, а просто вышло такото.
— Ха-ха-ха! А где ж оне, людишки-то? — сбавив тон, старейшина заговорил насмешливо.
— Ушли оне. Про ихи с Пустым дела не стану, сказывать оченно долго, да и не понял я тама толком ничаго. В обчем вину свою оне признали, покаялись и плату за погибших, значица, возвернули…
— Откупилися штоль?! А што жешь оне сами не пришли к нам, што откуп сами не принесли, а чрез тебя отдали? Не по-людски так! Видать откуп мал, сами постыдилися при… — Здоровяк собирался продолжать, но замолк на середине слова. Даже рот забыл закрыть, да и глаза выпучил, увидев на раскрытой ладони бородокосого три белых шарика. Аналогично отреагировали вояки, стоящие за спиной Анисима.
— Вот, значица, плата. Сами оне не можут. — безразлично проговорил крестный. — Думал с Тайкой передать, но коли ты здеся…
— Это што, жемчуг? — еле слышно, враз севшим голосом спросил здоровяк.
— Жемчуг.
— Белый?
— Белый, белый. Бери уж.
— И впрямь жемчуг! Тееееплый. — протянул старейшина, сжимая в кулаке принятое от бородокосого богатство и глуповато улыбаясь. Правда, длился его восторженный ступор совсем недолго. Несколько мгновений понадобилось здоровяку, чтобы взять себя в руки, стереть улыбку с лица и спрятать жемчуг в висящий на поясе кожаный мешочек.
Напоследок он ещё раз пристально посмотрел на белые шарики на своей ладони, словно хотел удостовериться, что бесценное сокровище не исчезло.
— Кхм… Што ж, плата достойная! Принимаю и признаю, што хоть павших энтим не возвернуть, но живым большая подмога от сего дара! — набравшим силу голосом заключил Анисим и стоявшие рядом войны согласно закивали головами. — Передай энтим своим людям, што нет боле за ними долга, такоже и на крестнике твоем нету вины.
Бородокосый молча кивнул в ответ.
А мне, все это время, в молчаливом ожидании, наблюдавшем за переговорами, вдруг пришло в голову, что именно за этим и пришёл старейшина. Показавшийся сначала грозным предводителем, готовым за свой народ рубить головы и сажать на кол, в дальнейшем по ходу разговора он так резко переключился с гневного негодования разъяренного военачальника, на ехидно-оценочное подначивание торговца, что стала понятна изначальная цель визита увязавшегося за знахаркой Анисима. Здоровяк хотел просто-напросто получить материальную компенсацию за погибших воинов.
Только неясно, что именно хотел у нас реквизировать хитрый старейшина. Откуда ему было знать, что внезапно из будущего появятся мои странные соратники и заплатят белым жемчугом за то, что натворили одержимые в поселке. Значит, он хотел получить что-то из нашего с крестным имущества. Ума не приложу, что именно. Что, явно небедному Анисиму, возглавляющему целое поселение, могло понадобиться от двух бродяг-оборванцев?! Загадка!
— А што за люди таки, с коими вы тута якшаетеся? Откуда? Чьего роду-племени? Чем живут? — после небольшой паузы, с почти незаметной ноткой подобострастия в голосе, начал расспрашивать Анисим. Спрашивал он одно, а в пытливом взгляде хитро прищуренных глаз читалось другое: где найти этих, богатых белым жемчугом, людей? При этом, намерение любым способом отнять спрятанное в чужих карманах богатство читалось во взгляде не менее отчетливо.
— Издалече оне. Сам толком ничаго об их не знаю, а што знаю, толком не понимаю. Да и откель знать, коли энто Пустого вона знакомцы. Тока и он их не помнит, с памятью у его ж беда.
— Чудные у твово крестника знакомцы! — Здоровяк перевел взгляд на меня, оглядел внимательно, словно пытаясь найти ответ в моем облике.
— Уж каки есть. — пожал плечами крестный.
— Сами то дальше чего делать думаете? — помолчав немного, спросил старейшина. — А то айда к нам. Мы с тобой, повздорили, Прохор, прогнал я тебя, но то в сердцах, не подумавши. Прости, коли обидел! Но ты и сам понять должон! Не можно было по иньшему решить! Но теперича уж конец спору, я тебя простил, и ты обиды не держи! Вертайтесь вместе с крестником, нам добры вои счас ого-го как нужны, сам понимать должон. Ну?
— За предложенье благодарен, но принять пока не могем. Дело у нас с Пустым, суръезное. Коли живы останемся, можа и воротимся. А, Пустой? — бородокосый обернулся, удовлетворительно хмыкнул на мой ответ в виде пожатия плечами и продолжил. — Ну да, у его тама со своими можа што срастеца, али прошлое вспомнит.
— А што за дело-то? Мож помочь?
— Да не, путь неблизкий у нас впереди, но тама нас Пустого товарищи дожидаца будут. Оне ребята суръезныя! Справимся, пожалуй. А коли с ими не управимся, так никто с энтим делом и подавно не управица! Так я разумею!
— Это те самые… — Анисим похлопал по мешочку с жемчужинами и, получив утвердительный кивок от крестного, добавил задумчиво. — Так вы пешком что-ли?
— На лодке, по реке вона. — махнул рукой в сторону бородокосый.
Старейшина проследил глазами в указанном направлении, перевел взгляд на нас, снова на реку. При этом на лице здоровяка отразилась напряженная работа мысли, словно именно сейчас он принимал какое-то важное решение.
— По суше оно можа и быстрее выйдет, но на воде всяко покойнее. Так што по реке и пойдём. — продолжил крестный, не обращая внимания на раздумья собеседника. — Мимо Красного торжища, почитай, до самого Святолесья плыть. А тама уж пехом немного останеца.
— Докуда? — вынырнув из своих мыслей, спросил старейшина заинтересованно.
— Да тама… недалече от Гор Погибели. — неохотно произнёс бородокосый.
— Ого! Што вы там забыли-то, в энтом месте проклятом?
— Я-то ничего не забыл, энто у Пустого со товарищи дела там каки-то.
— Сгинете же! — после упоминания цели нашего путешествия, Анисим не на шутку разволновался. Раньше в разговоре он мог более-менее следить за словами и голосом, хитрить, иногда добавляя напускного негодования или показного дружелюбия. Теперь же в голосе здоровяка проскакивали ноты неподдельной тревоги, а может даже и страха.
Слыша неожиданно дрогнувший голос старейшины, а также побелевшие лица воинов, стоящих за его спиной, я вдруг осознал, что цель, к которой мы так стремимся и впрямь может оказаться настолько опасной, что все, случившееся ранее, в сравнении с ней, покажется милой сказочкой, рассказанной, доброй бабушкой любимому внуку, перед сном.