Глава 18.
И снова плеск весел, играющие на волнах солнечные блики и бодрящий, напоенный речной свежестью, ветерок.
Изогнутый и вытянутый остров, с оставшейся совсем без жителей, опустевшей деревушкой, канул в прошлое вместе со страшными событиями, случившимися в ней. Три маленьких человечка, спасшиеся из адской бездны, что разверзлась посреди их родного посёлка, всё дальше уплывали от родного дома, за короткий промежуток времени превратившегося в кладбище.
Несмотря на случившуюся трагедию, тоски или плача среди ребятни не наблюдалось. Видимо, новые впечатления на время задвинули страшные воспоминания в дальние уголки памяти. Ничем другим объяснить веселый смех и всё новые проказы, придумываемые расшалившейся малышней, не получалось.
Наша, обладающая изрядной вместительностью, лодка, после появления в ней тройки новых пассажиров с пожитками, могла бы без проблем принять на борт ещё столько же народу. Но близнецы толкались, шумели, смеялись, свешивались то на один борт, то на другой, кидали в воду, неизвестно откуда появляющиеся в их ручонках, камешки и уже не единожды просились остановить лодку, чтобы немножечко искупаться, (хотя, как оказалось, плавать ни один из них не умеет) от всего этого в совсем не маленькой лодке становилось неожиданно тесно. Попытки старшего брата и Демьяна усмирить расшалившихся малышей имели действие, правда кратковременное, спустя каких-нибудь пять минут близнецы вновь начинали безобразничать.
Бородокосый, как и прежде, занимал место впереди, на самом носу нашего судна. Крестный равномерно греб веслом, и попутно объяснял и инструктировал пристроившегося сразу за ним Даниила, относительно, необходимых в Улье, знаний. Тот, в свою очередь, пытался усваивать получаемую информацию и, заодно уследить за сидевшими в середине, хотя бывало, что и стоявшими, а иногда пытавшимися даже подпрыгивать, Зосимом и Забавой. Дальше обосновался Демьян. Ради пригляду за близнецами, новоиспеченный нянь любезно передал оставшееся весло мне, как и прежде сидящему позади всех. Правда, если раньше можно было беззаботно любоваться открывающимися видами, изображая сгруженный на корме балласт, теперь же приходилось немного поупражняться в гребле.
— Как отстоица, пропускашь его, значица, чрез тряпицу, штоб гадость всю с живчика убрать…
— Ага, понял… Зосим, сядь на место, пока за уши не оттаскал!
— Лыбка, лыбка, есё одна вон, вон!
— Какие класивые! Дядя Демьян, глянь лыбка там, поймай мне!
— Тихо, ребятки, а то в воду ра-а-аз! Бульк и всё! Ну-у-у, некрасиво, Забава, ты же девочка!
Так мы и плыли, с разговорами, криками, шутками и смехом.
Река, иной раз и так удивлявшая своей шириной, раздвинула берега ещё дальше. Мы, придерживающиеся прибрежной полосы справа, потеряли из виду сушу по левую руку, поэтому теперь можно было представить себя отважными мореплавателями, рискнувшими отправиться по бескрайнему синему морю на утлой лодчонке.
Весёлое и размеренное путешествие нарушили начавшие то и дело попадаться, обезлюдевшие деревеньки, а с ними и бывшие их обитатели, переродившиеся в одержимых разной степени развития. Твари выскочили на берег, заклацали зубами и заурчали.
Близнецы, успевшие насмотреться на подобных страховидл ещё раньше, у себя в посёлке, не на шутку перепугались. К счастью, Демьян вовремя среагировал, обнял малюток, прижал к себе и, отвлекая, начал рассказывать какую-то сказку. Бородокосый же скомандовал править дальше от берега, чтобы лишний раз не пугать и так натерпевшихся страху малышей. Тем более и цель нашего плавания, по его словам, была уже недалеко и располагалась, как и предыдущие, на острове.
Это его недалеко, на самом деле, оказалось не так уж и близко. Лишь спустя ещё почти час усиленной гребли, на горизонте появилось светлое пятно, поверху которого шла зубчатая полоса на пару тонов темнее. Со стороны казалось, что это великан, древний властелин подводных глубин, частично высунув из воды голову, увенчанную короной из потемневшего от времени золота, оглядывает свои владения.
На самом деле головой был остров, белый от покрывавшего его песка, а может из того песка и состоявший. Правда, если он и впрямь весь из того самого песка, боюсь представить количество сыпучей породы из которой слагался этот, поистине исполинских размеров холм. Не могу сказать точных размеров, но наверняка не меньше пяти — шести километров в поперечнике. А если он ещё и в длину вытянут…
Зубчатой короной оказался город, был он, конечно не из потемневшего от времени золота, а из потемневшего от времени дерева. Правда на самом острове никакой растительности, кроме несерьёзных кустиков да редких зарослей камыша у берега, не наблюдалось. Выходит, лес для его строительства переправляли с большой земли, а до ближайшего, левого берега по прямой тоже километров пять выйдет. Да и рядом с берегом особых лесопосадок что-то не видать. Значит, древесину ещё и по суше издалека возили, ну или по над берегом сплавляли. В любом случае, по ценности привезенное из дальних далей дерево если и уступало золоту по цене, то ненамного.
Хотя, о чём я говорю, мы ведь в Улье, золото здесь котируется гораздо ниже, чем у нас на земле.
Кстати, размер города тоже впечатлял. Посёлок, в который изначально попал после купания в холодной воде, был немаленьким за счёт обширных и высоких укреплений, но этот островной город превосходил его на порядок. Пускай высота оборонной стены здесь была ниже поселковой, но по общей протяженности явно выигрывала. Да и домишки, что выглядывали из-за стен были гораздо внушительнее.
— Вона он, Песчаный остров. — донесся спереди скрипучий голос крестного. — Второй по величине городище в наших краях, большее его токмо Красное торжище!
— Ещё больше? — восхищенно произнёс Даниил, разглядывающий всё больше открывающийся взору остров через плечо бородокосого.
— Больше, токмо тот на земле стоит, то бишь не на острове, а возле реки просто, прям с пристани можно в сам город попасть чрез Стружьи ворота.
— Мы его увидим?
— Не, нече вам тама делать. Да и нам тожить. Дурной городишко, хоть и большущий! Всякого — разного люда там хватат, особливо дурного: ворья, пьянчуг да шаек разбойничих с лишком. Вольный город, што скажешь. А на Песчаном острове порядок, хоть и строго, но правит князь у их и дружина у того князя добрая, свои дома, да ближние земли, што под его рукою, в достатке живут, да оберегаюца от всякой шантрапы.
— Так ты, дядька Прохор, всё ж таки нас на том острове хотишь оставить? — с грустью в голосе спросил парнишка.
— Хочу и оставлю, потому как у нас с дядькой Пустым да с дядькой Демьяном иньший путь, тяжкий да тёмный, могем и не возвернуца. А тута у меня старый друг живёт — Никодим, в дружине у князя десятником служит. Пристроит вас как положено.
На том разговор и закончился. До самого причала, у которого качалось на волнах тройка похожих на нашу плоскодонок, да один струг, никто из сидящих в лодке не проронил ни слова.
— Энто у их задни ворота тута, потому и пристань пустует. — пояснил крестный, бросая веревку, выскочившему на причал, Демьяну. — Мало кто чрез энти ворота захаживат, они почитай всегда закрыты. На энтой стороне стены, да на воротах Никодимова десятка дозором и стоит, коли ничаго не поменялося. Не придеца нам по леву сторону почитай весь остров огибать, штоб до главных ворот доплыть.
По, поднимающейся уступами, деревянной лестнице, ведущей к массивным, собранным из толстенных досок, воротам бородокосый двинулся в одиночку. Нам велел выбираться на берег, вытаскивать пожитки ребятишек, да приглядывать за притихшей на время, малышней, увлеченно разглядывающей возвышающуюся над островом внешнюю стену города и выглядывающие из-за неё коньки и крыши домов.
— Высако-о-о ка-а-ак! — с улыбкой протянула Забава.
— Туда бы залезть… — проговорил Зосим мечтательно.
— Упадес зе!
— Не упаду.
Бородокосый тем временем переговаривался с парой одетых в островерхие шлемы и затянутых в кольчужные рубахи, дозорных, выбравшихся из надвратной башни и с ленивым удивлением сквозь бойницы оглядывающих странную компанию, ожидающую на пристани.
Судя по гневным выкрикам бородокосого и неприветливым ответам вояк, разговор особо не клеился. То ли попались незнакомые с крестным дозорные, то ли он что-то напутал с подотчетным его товарищу участком, но обещанной теплой встречи не было и в помине, отпирать ворота и впускать нас никто не собирался.
Мы уже думали, что придётся лезть обратно в лодку и плыть к тому самому, находящемуся на другой стороне, главному входу. Демьян даже собрался укладывать обратно узлы с вещами и ценностями, собранными по деревне для ребятни. Но тут появился ещё один вояка. Был он на голову ниже тех двоих, правда, нагоняй, моментально выданный нерасторопным дозорным и командный голос новоприбывшего сразу прояснили, кто тут главный.
— Борода, неужто ты?! — ахнув, произнёс высунувшийся в бойницу командир.
— Я, Никодим, я.
— А тама кто? Демьяна то вашего я признал, а остальныя как, с тобой оне?
— Со мной, Никодим, со мной. Энто Пустой — мой крестник, да ещчё ребятню вона с Кривого забрали. Обновилася сота на Кривом, токмо оне, значица и осталися живы. Можа слезешь уж со стены то?! Уж шея болит снизу-вверх глядеть то! Поначалу вона твои дозорныя звать десятника не хотели, теперича и ты сам чегой то не торопися старого друга обнять!
— Ха-ха! И впрямь! — хохотнул Никодим и начал раздавать приказы замершим рядом воякам. Громовые раскаты его звучного, хорошо поставленного голоса наверняка слышны были даже на дальнем берегу. — Что встали?! Открывай ворота, бездельники! Совсем не шевелитесь, лентяи! День и ночь у меня тута будете в дозоре! Я вас научу! Вы у меня жить на посту будете!
Дозорных словно ураганом унесло.
Не прошло и минуты, как протяжно заскрипевшая деревом, внушительной толщины воротина, отъехала в сторону. Выскочивший первым из открывшегося проёма десятник подбежал к бородокосому. Старые друзья обнялись, отхлопали друг друга по плечам, посмеялись.
Оказалось, что смех у них практически одинаковый. Одинаковыми оказались рост, походка, движения рук при разговоре, а также цвет волос и бороды. Правда, Никодимова борода не была заплетена в косу, а аккуратно расчёсанной копной ложилась на усиливающие кольчугу защитные пластины на груди. Но в остальном весело переговаривающиеся вояки были похожи друг на друга, как два берёзовых листа, сорванных с одной ветки.
Не прошло и пяти минут, как бородокосый, не прерывая диалога, перемежающегося смехом, а то и откровенными взрывами хохота, замахал рукой, призывая нас скорее подниматься к воротам.
Малыши вперёд остальных поскакали вверх по деревянным ступеням, оба хотели оказаться первыми на площадке у ворот. Старший брат с криком и угрозами ринулся вслед за ошалевшими близнецами. Ну а мы с Демьяном двинулись последними, не забыв прихватить пожитки ребятни.
— За энтим дело не станет. Об том куда их поселить и думать нече. — весело говорил Никодим, после приветствий и знакомства со всей нашей компанией. — Аксинья рада радехонька будет! У нас почитай двое сорванцов, так она ещё хотит! Да чегой то не дал бог покамест. А тут уж и стараца не надо, вот ей и прибавленье. Изба у нас большая, с запасом ставили, дажить тесница не придёца! А тебя, Данилка, в подмастерье к Молоту, кузнецу нашенскому отправим. Да по три раза в седьмицу к Ярославу будешь ходить, воинскому делу поучаца, токмо жить, понятно дело, с нами будешь.
После непродолжительного разговора с бородокосым, шустрый десятник успел не только услышать и принять просьбу старого друга, но и определить судьбу каждого из ребятишек, нежданно-негаданно свалившихся на его, столь быстро соображающую, голову. Удивительно, почему с такими способностями, Никодим командует лишь десятком воинов, а не сотней или даже тысячей.
Несмотря на добрую улыбку и радушие, всячески выказываемое шустрым другом крестного, Даниил, да и притихшие малыши, особых признаков радости от внезапно объявившихся новых опекунов не проявили.
— Мож хоть на ночевье останетеся? — взялся уговаривать бородокосого Никодим. — У меня в сам раз медовуха дошла. Энтакой медовухи на сотню верст вокруг лучше не сыщите, сам знаешь! Баньку затопим! Аксинья опять же давно тебя не видала, пирогов настряпат с грибами, как ты любишь! Посидим, былое вспомним, а с утреца, да на зорьке дальшей и тронетесь в путь-дорогу. Ну?
— Эгей, Никодимка, посидим есчё! — Ответил крестный, хлопая его по плечу. — Токмо не сейчас. Не могу остаца, впереди есчё добрый кус пути, а мы и так задержалися. Вот коли сдюжим, да живыми воротимся, к первому тебе приеду, там уж и посидим как следоват!
— Добро, Прохор!
— Дядька Пьехой, а вы куда? — взволнованно спросил прислушивающийся к разговору Зосим.
— Далеко. Но вскорости обратно, значица, возвернемся.
— И я с вами!
— И я, и я! — повторила за братом Забава, ухватив маленькими пальчиками руку Демьяна.
— Нет, ребятки, тута жить будете, у дядьки Никодима и тётки Аксиньи. — добавил крестный в строгости в голос, но глядя на вмиг погрустневшие мордашки малышей продолжил уже более мягко. — Ну, нече куксица то! Вы ещчё не знаете каки пироги тётка Аксинья печёт?! Ммм… Язык слопать можно!
— Не надо пилогов! Дяденька Демьян нам оладушков напецет и молозино намолозит! Да ведь?! — проговорила Забава, снизу-вверх заглядывая в лицо Демьяну наполнившимися влагой глазенками.
— Наморожу. Как вернёмся, цельну гору наморожу! — с грустной улыбкой отвечал ей наш повар.
— Обесяес? — хлюпнула носом девчушка.
— Обещаю.
После этого короткого, но под завязку наполненного эмоциями диалога вокруг на целую минуту повисла тишина. Словно наступившее молчание было знаком, с помощью которого каждый из присутствующих, вдохновленный примером Демьяна, давал обещание малышам. Даниил обещал заботится и оберегать их, как и полагается старшему брату. Никодим делить кров и пищу. Бородокосый вернуться и вновь показать фокусы с летающими предметами и людьми. Я же вдруг с прозрачнейшей ясностью понял, что самым необходимым из всех возможных обещаний, которые только можно было дать замершим с мокрыми глазами, обретшим новый дом, сиротам, это приложить все силы, чтобы случившаяся с ними трагедия не повторялась вновь с другими детьми.
Следом пришло осознание невыполнимости подобного обещания. Вместе с ним волна неожиданной злости зародившись где-то в груди, покатилась по телу, зажигая пламя ненависти в окутанном пустотой сознании. Ненависть к кровожадному улью, перемалывающему в своих жерновах неисчислимое количество ни в чём не повинных людей. К самому себе, неспособному ничего с этим поделать. И, неожиданно, к гостям из будущего, группе моих боевых товарищей, точнее даже не к ним, а к их руководству, к тем загадочным старшим, отправившим меня в эту дурацкую миссию.
На фоне поднимающейся волны гнева нахлынуло пока ещё невнятное, но становящееся с каждым мгновением всё яснее осознание чего-то важного, понимание некой правды, ранее являющейся повседневной обыденностью, теперь же представляющейся как что-то невероятное, темное, невообразимо опасное и, почему-то… серое?!
Разорвавшие покрывало тишины голоса вырвали меня из этого странного состояния, и почти уже осознанная информация из прошлого, неостановимым потоком хлынула обратно. Попытки сохранить хоть какие-то крупицы ускользающих смыслов оказались тщетны. Всё равно, что собирать воду в сито. Единственно возможным вариантом было вернуться в то самое подобие транса, только так можно вернуть и понять канувшее в пустоту знание.
Да как же так?! Ведь несколько жалких секунд не хватило для полного осмысления и принятия открывшейся истины! А теперь… Теперь уже поздно…
После того, как вернулся в реальность, посетившее меня откровение казалось чем-то навроде тени от сна, ещё мгновение назад казавшейся такой объемной и внятной, теперь же превратившейся в, неясное и благополучно забытое, воспоминание.
С досадой и злостью бросил прощальный взгляд вслед ускользающей истине и, сквозь до боли стиснутые зубы, пообещал себе непременно вспомнить не только это свое знание, но и все прочие.
Отвлекся я с этими дурными, непослушными воспоминаниями. Теперь бы понять о чём там вновь спорят Никодим и крестный.
— Я ведь на ночевье то вас зазывал не токмо потому што с тобой посидеть хотел. — серьёзным голосом говорил десятник бородокосому, отвернувшись и бросая взгляд в направлении далекого берега. — Намедни, то бишь прошлой ночью, вои наши на правый брег отправилися, дозором ближнюю округу обойтить, да не воротилися. А поутру с Козодубки, энто деревенька крохотна такая. Ну ты то должон знать! На том же бреге она стоит, на пару вёрст вверх по теченью. Так вот Колтун, свояк Мирослава, лучника с моей десятки, приплыл с вестью, што на ихню Козодубку вороги налетели лютые, кого порубили, а кого в полон угнали. Деревенька хоть и маленька, полтора десятка мужиков всего, но под нашего князя рукою была. А тута и дозор в тех краях тожить пропал. В опчем к полудню отбыли туда полторы сотни воев из дружины княжеской, ворогов нагнать, отмстить за Козодубку, да людишек, в полон угнанных, возвернуть. Сам конешно смотри, токмо лучшее вам остаться, да поберечься. Выждать пока наши энтих гадов передавят, а то пока оне тама бесчинствуют, можут и на вас налететь. Ты, Прохор, воин добрый, да и Демьян троих умелых мечников стоит, ещчё и крестник твой наверняка энтакий мечишко не для красы носит. Токмо Мирослав сказывал, што ворогов тех десятка четыре, аль все пять, при том все конны, втопчут вас в землю и не заметют.
— Не боись, не втопчут. На конях по воде то не особливо поплавашь. А мы и дальшее на лодке плыть сбираемся. Так што не повидаемся с ими. Што об том сказал, благодарствую, глядеть теперича по сторонам в шестеро глаз будем.
— Прощевайте, коли так.
— Прощевай, Никодим! Коли не воротимся, лихом не поминай!
— Типун тебе на язык, старый дурень!
— Уж не старее тебя, пенёк ты энтакий трухлявый!
Старые товарищи вновь посмеялись, обнялись, повторно отхлопали друг друга по плечам, но теперь уже прощаясь.
— Ну, Данилка, прощевай тожить, приглядывай за младшими то. Бедовыя оне у тебя, прямо как я, когда таким же мальцом был. А вы не кукситесь, свидимся ещчё! — крестный пожал руку парнишке, потрепал по головам надувших губы малышей и, больше не мешкая, стал спускаться к причалу.
— Не ревите уж. — пытаясь не показывать чувств, излишне бодро произнёс Демьян, но кинувшиеся ему на шею близнецы захныкали в два голоса, отчего здоровяк и сам начал вытирать наполнившиеся влагой глаза. — Ну тише, тише!
После того, как хмурый детина с потухшим, раскрасневшимся от слёз лицом двинулся вслед за бородокосым, небольшая доля трогательных обнимашек досталась и мне.
— Плывите быстъей, дядька Пустой, стоб объятно быстъей пиплыть! — пискнула Забава.
— Да, быстъей штоб! — поддержал сестренку Зосим.
Напоследок подарил ребятишкам по маячку, с помощью которых должен подать сигнал по прибытии в обозначенное на карте место. Всё равно в карманах оставленной Бамбуком разгрузки их нашлось больше десятка, плюс несколько отдал бородокосому на всякий случай. Активировать их кроме меня все равно никто не сможет, но малыши от безделушек из гладкого металла со сдвигающейся в сторону крышкой были в восторге, даже хныкать перестали.
Провожать нас спустились на пристань. Галдящая детвора начала махать руками, едва только лодка успела отчалить. Но продолжали махать ещё долго, до того самого момента, пока, медленно огибающее громаду острова, судно полностью не скрылось из виду.