Глава 5.
Левый берег продолжал полниться горловым урчанием и криками чудовищ. По воде эти звуки разносились на приличное расстояние, приманивая других тварей, находящихся неподалеку.
Хотя, о чём я говорю?! Зачем им прислушиваться, если прямо посреди реки, на вытянутом островке, расположился живой магнит для одержимых. Непонятно каким органом чувств они безошибочно определяют мое местоположение, но то, что эта чуйка работает у них исправно и на многие километры, несомненно.
По этой же причине правый берег, всего час с лишним назад очищенный нами от тварей, вновь оказался ими занят. Правда, недолго. Всего лишь два жалких бегуна, но крестный не стал позволять им безнаказанно разгуливать поблизости. Он потратил ровно две стрелы. По одной в каждую урчащую голову. С расстояния в пятьдесят метров. Стрельба, достойная аплодисментов и оваций.
Но настроения, чтобы аплодировать и с одобрением поднимать вверх большой палец, не было. С настроением дело вообще было швах. После открывшейся истины, переполнявшая душу радость от встречи с бородокосым, от добрых вестей и приятно потяжелевшего желудка истаяла, словно остатки хорошего сна, уступившие место суровой действительности с первыми лучами солнца.
Ладно хоть крестный не стал настаивать на моем участии в очередной акции геноцида. Даже вскрывать затылочные наросты тварей сам поплыл, оставив крестника в одиночестве, наедине со своими мыслями.
За это ему большое спасибо, именно этого мне сейчас и не хватало.
Страшная правда ударила в голову тяжелым, наполненным чугунными чушками, мешком, убивая и лишив способности мыслить. Поначалу вообще не мог привести разум в порядок. Мысли метались внутри черепной коробки, словно стая сумасшедших пчел. Руководили ими исключительно покатившиеся вразнос эмоции и вернуть обратно власть над собственным разумом долго не получалось.
Перед глазами вставали картины из такого долгого и, преимущественно, мрачного вчера. Раздавленный кусачем парнишка, доспех и арбалет которого не раз выручали меня в трудную минуту. Осиротевшая маленькая девочка, плачущая на руках, пытающейся успокоить её, Настасьи. Дед Василий, с разорванным боком и он же, доживающий последние свои мгновения рядом с темной сферой. Суличник Феофан, убитый огромным волотом. Все эти трагические события и остальные, свидетелем которых мне не случилось быть, все они, так или иначе, на моей совести.
Сердобольные люди, подобравшие обессилевшего и замерзающего незнакомца. Откуда им было знать, что этот самый незнакомец одним своим присутствием навлечет беду на их дома, подвергнет смертельной опасности их родных и близких. Тем более он и сам не спешил делиться с приютившими его людьми своим секретом.
Скольким жителям поселка не удалось пережить нашествие одержимых?! По моим подсчётам, не меньше двадцати. Именно такую цену им пришлось заплатить за человечность и сострадание.
Лучше было бы патрулирующим окрестности реки дозорным, в тот злополучный момент, пройти мимо выбравшегося на берег человека. Не тащить его, бездыханного, в родной поселок, не отогревать, не кормить, не отпаивать живцом. Лучше всего было бы взять топорик и тюкнуть как следует по темечку незнакомого субъекта, расположившегося в непосредственной близости от поселка. Тогда бы и нашествия не было и люди в живых остались и не пришлось бы уцелевшим погибших оплакивать.
Неизвестно, сколько времени продолжалось бы мое самобичевание, если бы вернувшийся бородокосый не прервал его хлопком по плечу и словами.
— Хорош горевать, крестничек. Нечего вину с чужих плеч на свои тянуть.
— Так вина то и впрямь на мне! — не сразу ответил я, чувствуя горечь в выходящих наружу словах. — Твари по мою душу в посёлок заявились!
— По твою, не по твою, чаво о том болтать-то?! Ты про отметину не помнил и незнал! — хмуро парировал крестный. — Я вот тожить не сберег людей, но топица не сбираюсь и крест на себе не ставлю! Потому как энто и моя, и твоя и старейшины вина тожить! Я ему так и сказывал на сходе, как воротилися! Што он почитай всех воев увел на промысел, хотя мы с Тайкой его отговорить пыталися. Негоже родной дом без толковой защиты оставлять. Но не услышал он тех советов. Да и как слушать, коли не было у нас сильных одержимых уже с год как. Токмо Тайка чуйкой своею што-то там учуяла, да не могла толком о том сказывать. А старейшина решил, што у них на промысле беда будет, потому и усилил дружину вдвое обычного. Вот и рассуди, чья тут вина-то?
Сказать мне было нечего. Ответственность, словами бородокосого разделенная на несколько частей, сделала давивший душу груз и впрямь немного полегче. Но до конца все равно не отпустила. Да и возможно ли полностью смириться со столь страшной истиной?! Думаю, что нет. Вина день за днем и год за годом будет следовать рядом, словно призрак, от которого нет спасения. Так что на прозвучавшую поясняющую речь лишь вяло покивал.
— Вот и ладненько! С энтим, значица, решили. Теперича давай о прочем потолкуем. — в словах бородокосого должно было звучать спокойное удовлетворение, но слышалась лишь неясная тревога. Хотя, если учесть взгляд, устремленный на лежащий рядом с прочей экипировкой меч, причина этой тревоги становилась вполне себе ясной. Крестный весь день смотрел на подаренный мне клинок так, словно тот в любой момент мог превратиться в ядовитую змею.
— Ты про меч что-ли?! Так я и сам давно хотел спросить, как его из ножен вытащить. Там секретный замок какой-то?
— Так и не вытащил, значица. Не распознал. И я не поспел об том тебе сказать. Да и не хотел вот так, посередь боя о том толковать. Думал, как одержимых одолеем, тама уж все расскажу, да покажу. А оно вона как все повернулося! Ну энто и к лучшему, пожалуй. И для чего вся энта котовасия?! Уж почитай семь лет минуло и тут ты появился. Я тебя сразу признал. Но беспамятный, не помнишь ничаго. А она об том не сказывала…
— Да какие семь лет? Кто эта она? Дядь Прохор, ты про что вообще? — глядя, как бородокосый задумчиво рассуждает вслух, неотрывно глядя на меч, я не сдержался и выпалил эти вопросы, постепенно повышая голос, чтобы отвлечь его от воспоминаний.
Крестный не ответил. Кряхтя, потянул из-за пазухи что-то, тщательно завернутое в тряпицу, развернул.
Внутри оказалась лишь одна вещь — небольшой белый прямоугольник, сантиметров десять в длину и семь-восемь в ширину. С первого взгляда вещица поразила своей ослепительной белизной и какой-то чрезмерной для этого времени точностью линий. На ладони бородокосого она выглядела чужеродно, словно последней модели айфон в руках у голозадого пигмея из диких джунглей Амазонки.
Когда прямоугольник перекочевал мне в руки, подушечки пальцев обожгло знакомым тактильным ощущением. Пластик?! Гладкая матовая поверхность, толщина не больше пары миллиметров, похоже на обычную кредитку. Откуда здесь взяться кредитке?
Но этот вопрос уплыл куда-то в область не особо важных и второстепенных, стоило перевернуть пластиковую безделушку.
Всю невеликую площадь прямоугольника занимало напечатанное на пластике фото анфас. Снимок был высокого качества. Несмотря на невеликие размеры, можно было разобрать мельчайшие поры на лице запечатленного на фото человека. Но и без дополнительных разглядываний узнал, чей снимок крестный хранил, бережно завернув в ткань. С похожего на кредитку куска пластика на меня глядели мои собственные глаза.
До этого момента свое лицо я видел лишь отраженным в, покрытом рябью, зеркале воды. Но в прошлый раз это был лишь странный акт знакомства с собственной внешностью, позабытой вместе со всей прошлой жизнью. Сейчас же, сжимая в руках фотографию, ощутил нахлынувшую волну воспоминаний. Правда все они были лишь статичными картинками, словно скриншоты, надёрганные из разных фильмов. Из этих скриншотов собрали слайдшоу и с бешенной скоростью пропустили перед моим внутреннем зрением. Различные картинки вызывали такие же различные эмоции, но все они были настолько неоднородные и даже разнополярные, что разуму зацепиться было абсолютно не за что.
— Так мы были знакомы и раньше? — подняв глаза от снимка, с надеждой уставился на крестного.
— Неее, што ты, я б сказал, коли так было бы.
— Тогда откуда? — надежда сменилась непониманием.
— Оттуда, крестничек, оттуда! — бородокосый усмехнулся невесело, разлил пиво по кружкам, отхлебнул как следует, отер пену с усов и начал рассказ.
— Давно энто было. Уж почитай семь весен минуло с той поры… Хотя, какие тут весны, энто ж улей. Тут в каждой соте время свое, и не меняеца. В обчем, был я тогда, по местному мерилу сопляком, чуть больше полгода как в улей попал. И в посёлок энтот не так давно пришёл, раздумывал осесть тут иль дальше куда двинуть. Пускай и не было у меня толком опыта в улье, и дар какой-то непонятный, которые и не знахарский и хрен пойми какой. Но с луком я ещё в прошлой жизни дружен был, да и с мечом да копьем умел немало, а таких тута везде ценят. В тот день или чрез день, значица, одна богатая сота обновляца должна была. Энто верстах в четырех-пяти выше по теченью, на правом берегу. Где-то там недалече и тебя тожить дозорные нашли. На той соте обнаковенно немало добра собирали, кажны две седьмицы она обновялася. Правда бывало не день в день, потому загодя туда дозоры засылали. В энтот раз и я в таковом дозоре оказался. Втроем мы туда пошли, значица. Старшим у нас был Илья — десятник из дружины нашей, добрый воин. С ним Ванюшка — малец, годков пятнадцати от роду, тощий и пугливый, што твой заяц. Зачем токмо его в дальний дозор заслали?! Ну и я, значица, с ими. Большой кус пути на лодочке вверх по теченью забиралися. Пехом с полверсты оставалося, а то и того меньшей. Но энтот путь по правому берегу пролегал, да ещё и чрез лес. А на правом ухо востро держи в степи дажить, одержимых тама хватат. Вот и мы нарвалися на стаю малую. Пяток тварей, но слабые, бегуны да жрач зелёный, управилися бы с ими, пожалуй. Токмо оказалося, што вшестером они тама были, твари-то. Пока мы с той пятеркой билися, сзаду есче один жрач подкрался и враз нашего старшого упокоил. Ванюшка и так напуган был, а как увидел, что Илью жрач свалил и горло ему рвет, давай обратно к реке драть. Ну, думаю, тут мне и конец будет. Одержимых есче трое на ногах, а я с копьецом супротив их. Лук в начале боя оставил, одну токмо стрелу пустить успел, а тама уж навалилися твари. В обчем, есче одного бегуна на копьецо поймал, и готовился смерть принять. А тут откуда-то слева хлоп-хлоп-хлоп… И оне уж лежат все, родименькия, ножками сучат и угоманиваюца поманеньку.
Голос бородокосого прервался, но ненадолго. Ровно на столько, чтобы успеть проглотить очередную порцию пива. Я от него не отставал, скорее был даже впереди, все время рассказа не переставал прикладываться к кружке.
Количество выпитого постепенно стало переходить в качество, а урчание и визг одержимых, поначалу заставлявшие то и дело оглядываться, отступили на второй план. Потрескивающие угли догорающего костра, потягивающий от воды свежий ветерок и наполненный вкусностями желудок пытались погрузить сознание в блаженную полудрему, а повествование бородокосого превратить в байку, рассказанную на отдыхе ради забавы. Но кусок пластика в сжатой до боли руке не позволял расслабиться. И даже, то и дело, подносимая к губам кружка была лишь попыткой успокоить скопившееся внутри напряжение.
— В опчем, выходят из-за деревьев четверо: две бабы и два мужика, хотя, каки мужики?! Сопляки зелёныя, до твоих годов дажить не доросли, пожалуй. И бабы тожить молодухи. Одна вопще соплячка, годика на два-три постаршей Настасьи нашей, вторая твоих годов, а можа и поболе, не понять. Суръезная такая, глянет — аж мороз по коже. Вопще они все тама суръезныя, хоть и зелёныя с виду, но энта… Я б с волотом раз на раз сошёлся без ничаго, чем супротив её с парой рубак, да при оружии.
— Это они тебе фотографию дали? — прервал я неторопливое повествование бородокосого.
— Энту вещицу что-ли?! — кивнул на кусок пластика крестный, — Оне, кто ж ещё?!
— То есть моя фотография уже давно у тебя, и ты знаешь людей, которые меня искали?! И только сейчас об этом говоришь?! — взволнованно проговорил я, вскакивая с места. От избытка эмоций в горле пересохло, а дыхание участилось. — Ведь это наверняка близкие мне люди, может даже кто-то из родных! А ты молчал!
— Да погодь, сядь, што вскочил! Дай досказать, там уж и будешь думать, близкие али родня. — размеренный голос бородокосого пусть немного и успокоил, но только самую малость. Бушевавшая внутри буря эмоций не стихла, лишь спряталась в тень, задвинутая волевым усилием.
Продолжая сжимать во вспотевшей ладони свое фото на пластике, до которого технологиям этого мира развиваться ещё не одно столетие, присел, кивнув крестному чуть рассеяно.
Рассказ продолжался.
— В обчем, говорила токмо энта, старшая. Прочие по сторонам стали дозором. Дала мне в руки энту вот… как ты сказывал… фоту. Не видал ли, спрашиват, такого вот добра молодца? А я, понятно дело, не видал. Тогда, говорит, коли попадеца он тебе, энтот вот мечишко ему отдашь. И есчё дала жемчужину белую. И добавила, што есче одну получу в награду, после того, как выполню обещаное, значица. Потом ушли оне и все. За все восемь неполных годков, што в улье живу, больше никого из их не видал. Попервой то мотался по иньшим краям с фотой энтой, да выспрашивал, но никто знать не знал про тебя и не видел. Думал уж, што никогда и не найду. Дажить были думы про то, што все энто померещилося. Но фота энта и мечишко не были виденьями. Доселе обо всех делах энтих ни одной живой душе не сказывал. В опчем так и жил, пока тебя дозорныя не притащили. Вот и весь сказ.
— Тааак, меч ты мне отдал. — после того, как стихли последние слова бородокосого, посидел немного, осмысливая услышанное, после чего заговорил сам. — Значит, теперь они должны тебя вознаградить, отдать эту самую жемчужину. Но как они узнают, что ты сделал то, о чем просили, как поймут?
— Энто ты с мечишком чегой-то сделать должон, вроде как ты научен, што да как. Но погодим покамест. Што-то мне с самого с началу вся энта котовасия не нравица. Белый жемчуг за так не дают, недоброе тут, нутром чую.
— Ну жемчуг и жемчуг, белый и хрен с ним! — я крутил в руках меч, не особо вслушиваясь в суть произносимых крестным слов. Нужно было как можно быстрее разгадать загадку намертво заклинившего оружия. Для начала нужно просто-напросто вытащить его из ножен. Вряд-ли это будет чересчур сложно. Главное найти механизм, с помощью которого происходит фиксация.
— Эгей, крестничек, а ты и впрямь того! Это ж БЕЛЫЙ ЖЕМЧУГ!!! Понимашь???
Вообще-то не понимал. Из вчерашних разговоров лишь сделал вывод, что жемчуг круче гороха и тоже добывается из одержимых. В основном из тех что достигли предельной степени развития. Оттого и ценится он неимоверно. Но то, что жемчуг бывает разных цветов, точно не слышал.
— Ага. Про энто тожить не помнишь и не сказывал никто. — Проговорил бородокосый, качая головой с пониманием, — Я то думал, Тимофей тебе все про улей успел досказать, вы ж с им трещали без умолку. Ну коли так, значица, слухай про жемчуг. Его с волотов и упырей берут, с кусачей тожить попадаеца, но оченно редко. В одержимых два вида их быват: черный и красный. Ими дары улья улучшают иль новые открывают, тама как повезёт. Красный подороже и действует лучшее, но и у чёрного цена ого-го.
— Погоди, ты сам говоришь, что только двух цветов они бывают. А тебе белую какую-то дали?!
— То то и оно! Белый жемчуг, энто… Энто чудо-чудное! Така диковинка, што не видел никто, не токмо у нас, но и в больших селеньях да городищах! Про него дажить и не всякий знат, а кто знат, сказкой щитает!
— И из кого его добывают? — оставил возню с мечом, завороженный скрипуче-серьезным голосом бородокосого, в котором даже проскакивали благоговейно-трепетные нотки, вещающего о каком-то местном подобии святого грааля. До сего момента я сомневался, что этого невозмутимого мужичка вообще можно было пронять какими-либо мистическими вещами.
— Знамо из кого! — крестный отвечал, но голос его, только что возвышенный и громкий, вдруг стих и даже какое-то недовольство в нем появилось. — Но не добыть её никак. Потому как… В обчем, об том не будем счас, примета дюже плохая. О таковском токмо на крепи сказывать можно, да и то лучшей не поминать лишний раз.
— Я понял про что ты говоришь. Мне Тимофей рассказывал. — увидев, как бородокосый нехотя выталкивает изо рта слова, вспомнил аналогичную ситуацию.
Тогда перепуганный парнишка, подрагивающим от страха голосом рассказывал о самых страшных существах, обитающих в улье, одно упоминание о которых может привести к большой беде. В тот раз после сказанного и впрямь начали происходить очень нехорошие вещи. Так что не стал нарушать местные неписаные законы и произносить вслух запретные слова о Хозяевах улья.
— Эх, язык бы повыдергать болтуну энтому! Ну ничаго, Настасья с Тайкой будет, а энтот олух за ей увяжеца, как пить дать. Тута я ему и покажу, про што сказывать не можно!
Ну вот, ещё и Тимофею из-за меня влетит.
— В опчем, давай с тобой условимся, с мечишкой я тебе подмогну, но покамест ничаго с им не делай, а то и впрямь энти, которыя тебя ищчут, появяца. А у меня к им доверья нет. Пущай и подмогла мне та жемчужина дар развить, да не один, но недоброе от их чую. Дажить ради второй жемчужины не желаю с ими видица. Не знаю, откуда ты с ими знаеся, но не родня оне тебе, и не друзья дажить. Так што обождем покамест. Тайка придёт, глядишь, подмогнет одержимых отвадить, штоб за тобой гоняца бросили. А мечишко на крайний случай оставим. Добро?
— Добро. — не особо хотелось соглашаться на поставленное крестным условие, но пришлось признать его правоту. Хотя желание поскорей разобраться со скрытым в ножнах клинком было сродни укусу комара, который руки сами тянуться расчесать.
— Пока хранил его, успел и поперек и вдоль кажный кус, кажну завитушку проглядеть да прощупать. — говорил бородокосый, совершая какие-то манипуляции с мечом. Спустя пару мгновений прозвучал еле слышный шелчок и оружие перекочевало обратно ко мне. — Держи вот. За все энти годы токмо одну штуку на ём нашёл. Но оттого, што её отодвигашь, мечишко из ножен не выходит, я пробовал и не раз.
Меч и ножны я рассматривал не раз и всегда восхищался их красотой. Какой-то искусный мастер украсил оружие прекрасной инкрустацией. В основании ножен, у самой гарды распускался затейливый растительный орнамент. Ближе к середине, среди тянущихся вниз и в стороны металлических ветвей были изображены четыре вытянутых плода разных размеров — сливы или что-то похожее. Только сейчас один из плодов, самый крупный, располагавшийся прямо по центру, был отведен в сторону на манер крышки дверного глазка, а на его месте красовалась скрытая доселе неглубокая впадинка овальной формы. На металле впадинки тоже были выгравированы узоры. Их я узнал сразу. Потому что невозможно было не узнать так реалистично изображенный отпечаток пальца.
Рука с вытянутым вперед большим пальцем, который больше всех подходил по размеру впадинки, сама потянулась вперёд.
Сейчас узнаем, кто разыскивает людей столь странным способом. Кто целых семь лет ждёт весточки от потерявшегося в мирах и времени беспамятного меня. Четверо: двое мужчин, две женщины. Кто же они? Друзья или всё-таки враги? Какая разница, главное, что они могут приоткрыть наглухо запечатанную дверь в мое прошлое. Надоело бестолково тарабаниться в неё самому, получая в лучшем случае, какие-то неясные, ничего не поясняющие фрагменты. Нужно, наконец, понять кто я и почему здесь оказался? Ответ передо мной. Осталось только приложить палец.
— Пустой!
Окрик бородокосого вернул меня к реальности, заставил отдернуть руку, а меч со злостью отбросить в сторону.
— Все-все, больше не буду!
— Вот и не будь! Уж скоро Тайка придет, погодим.