ГЛАВА 10
Господь отвечал Иову из бури и сказал:
Кто сей, омрачающий Провидение словами без смысла?
Где был ты, когда Я полагал основания земли? Скажи, если знаешь.
Кто положил меру ей, если знаешь? Или кто протягивал по ней вервь?
На чем утверждены основания ее, или кто положил краеугольный камень ее,
При общем ликовании утренних звезд, когда все сыны Божий восклицали от радости?
Кто затворил море воротами, когда оно исторглось, вышло как бы из чрева,
Когда Я облака сделал одеждою его и мглу пеленами его.
И утвердил ему Мое определение, и поставил запоры и ворота,
И сказал: "доселе дойдешь, и не перейдешь, и здесь предел надменным волнам твоим"?
Давал ли ты когда в жизни своей приказание утру и указывал ли заре место ее...
Книга Иова, 38:1, 2, 4-12
Они вышли из Трондхеймс-фьорда и взяли курс на север. Андерс видел, что приближается непогода. И у него даже полегчало на сердце.
Наконец справа скрылся Анденес, а слева - плоские очертания Эрланда, теперь "Матушка Карен" была предоставлена лишь самой себе и стихиям. Ветер был еще терпимый, и туман легкий.
Но ветер не унимался. Как серый морской призрак, он налетал на них с северо-запада и нес дождь.
Высокий штевень "Матушки Карен" заливало водой, вместительный остов швыряло между волнами, все равно что кофейную чашку без ручки.
Дорогой груз был привязан дополнительными канатами и по возможности укрыт от воды.
Юнга, сын одного из арендаторов Рейнснеса, уже валялся на койке с морской болезнью. Беднягу вывернуло прямо на тюфяк. Под брань и крики соседа. Но соседа никто не поддержал. Каждому хватало своего.
В чреве упрямого судна что-то без конца урчало и перекатывалось. Паруса и реи стонали и жаловались.
Уже несколько часов судно шло скорей под водой, чем над ней. Все-таки Антон не хотел искать укрытия в каком-нибудь порту. Он вел "Матушку Карен" в Фоллово море, точно сдавал экзамен на выдержку.
Тут-то и налетел шторм.
* * *
Дина одна сидела в каюте, ухватившись за край стола.
Переборки ходили у нее перед глазами.
Увидев, что из нее течет кровь, она засунула между ногами наволочку. И тут же повалилась на стол.
Робкая лужица крови все время меняла направление на досках настила. То она бежала на запад, то на восток, то на север, то на юг - в зависимости от крена судна. В конце концов она превратилась в густой коричневый ручей, застывший между щелями настила.
Дина ли я? Вчера еще я была церковным органом. Из моего тела рвались многоголосые хоралы! Потому что мне так хотелось! Сегодня мое тело терзают ножи. Я река, не знающая, куда течет. Не слышно даже моего крика. Меня несет так беззвучно, что мне страшно. Где теперь Ертрюд?
Фигура матушки Карен на штевне, вырезанная из дерева в виде полногрудой дамы с забранными в пучок волосами, то и дело исчезала в бешеных волнах.
Но она снова гордо выныривала на поверхность и отряхивала с себя волны. Раз за разом. Глаза ее были вырезаны острым ножом мастера из Вефсны. Их пустой взгляд был устремлен то в пучину морскую, то в небеса.
Море проявило свой истинный, коварный нрав. В этом году на два месяца раньше, чем обычно.
Антон приказал зарифить паруса. Андерс, как коршун, стерег ячмень от воды.
Стихия была безжалостна. Сворачивать к берегу не имело смысла. Там было полно рифов и шхер.
Антон взял курс в открытое море. Ничего другого им не оставалось. Ветер был порывистый и капризный, но ему пришлось уступить людям - недаром Андерс с Антоном много лет учились приноравливаться к нему.
Каждый раз, когда судно выравнивалось и Андерс чувствовал, что оно слушается руля, его словно что-то толкало в бок. Дина!
Борьба с ветром дарила ему сладострастную радость. Он испытывал наслаждение. Они подчинили себе волны, подчинили ветер. Судно и паруса.
Таким бейдевиндом ему ходить еще не случалось. Нижняя губа у него выпятилась вперед. Брови топорщились от соленой воды. Внешне он был похож на мокрую рукавицу, которую на бечевке тянули за судном. Внутри - это была железная свая. Что бы там ни случилось, а водить суда он умел!
* * *
Дина лежала на койке с задернутым пологом и не видела того, что творилось за иллюминаторами, которые заливала вода.
Все, что осталось непривязанным и незакрепленным, перекатывалось по каюте. Дина подсунула под себя непромокаемую робу и между приступами боли обеими руками держалась за койку.
Александр Пушкин заглянул к ней в окно и заговорил о смерти. Ведь она поразила беднягу в живот! У него была с собой книга стихов. Как подарок от Лео. Он смеялся так, что тряслись все переборки. Потом он с силой хлопнул Дину книгой по животу. Пушкин свободно входил и выходил через иллюминатор и каждый раз приносил новую книгу. На животе у Дины скопилось уже много книг, ей было тяжело, и углы у них были острые.
В конце концов они почему-то превратились в кровавую массу, которая свешивалась через край койки тонкими лохмотьями.
Дина пыталась удержать книги, но не могла. Этот смуглый человек тут же кидал на нее новые книги с острыми краями. Громким голосом, в котором слышалось отчаяние, он то кричал о своей ненависти к женщинам, то, стиснув зубы, называл Дину шлюхой Медного Всадника или своей дорогой Наташей.
Его голос, похожий на голос Лео, вырывался из ветра с такой силой, будто Пушкин кричал в рупор. Этот голос разносил ее голову на тысячи частиц.
Это был сам морской призрак. С руками кузнеца и шрамом Лео. Наконец он вытащил ружье Фомы и прицелился в Дину. Бах!
Он попал в Ертрюд! Ертрюд стояла в углу, и вместо лица у нее зияла дыра! Как это могло получиться?
По ногам Дины струилась горячая кровь и постепенно застывала ледяной пленкой.
Ветер чуть-чуть стих.
Дина приподнялась настолько, что смогла скомкать простыню и засунуть ее между ногами. Потом с трудом добралась до двери и позвала Андерса. У нее чуть не вырвало легкие. Крик пронесся, точно ведьма на шабаш. Заглушая грохот воды и вой ветра.