Лео засмеялся, обнажив зубы.
- Ничего другого я от тебя и не ждала! - процедила она сквозь зубы и встала. - Ты свободен!
Он наклонил голову, словно хотел спрятать от нее лицо. Потом вдруг попросил:
- Не сердись, Дина! Лучше сыграй мне что-нибудь!
Она покачала головой, но все-таки подошла к инструментам. Рука скользнула по виолончели Лорка. Дина не спускала глаз с Лео.
- О чем вы разговариваете с Нильсом? - вдруг спросила она.
- Тебе все нужно знать? Ты за всеми следишь? Она не ответила. Рука медленно гладила инструмент.
Обводила контуры его тела. В комнате прошелестел слабый звук. Потусторонний шепот.
- Мы говорим о Рейнснесе. О лавке. О счетах. Нильс скромный человек. Он очень одинок... Но ведь ты и сама это знаешь. Он говорит, что ты всегда поступаешь по-своему и все сама проверяешь.
Молчание. Дина ждала.
- Сегодня мы говорили о том, что было бы неплохо перестроить лавку на современный лад. Сделать ее более светлой. Просторной. Можно было бы установить связи с Россией и привозить оттуда товар, который трудно достать здесь.
- Почему ты говоришь о Рейнснесе не со мной, а с моими служащими?
- Я думал, что у тебя другие интересы.
- Какие же у меня интересы?
- Дети. Дом.
- Тогда ты плохо знаешь обязанности, которые лежат на хозяйке торгового местечка и постоялого двора! Я предпочитаю, чтобы дела Рейнснеса ты обсуждал со мной, а не с моими служащими! И почему тебя вообще интересует Рейнснес?
- Меня интересуют все торговые поселки. Каждый такой поселок - это целый мир, в каждом есть и добро и зло.
- А там, откуда ты приехал, нет таких поселков?
- Там они не совсем такие. У нас человек несвободен, если у него нет земли. Мелкие хозяева не так надежны, как в Норвегии. В России сейчас трудные времена.
- Поэтому ты и приехал к нам?
- В том числе и поэтому. Но если помнишь, однажды я тушил пожар в Рейнснесе...
Он подошел к ней. Угасающий день прочертил на его лице глубокие морщины.
Их разделяла виолончель. Он тоже положил на инструмент руку. Тяжелую, точно камень, нагретый солнцем.
- Почему ты так долго не приезжал?
- Тебе показалось, что это долго?
- Нет. Но ты обещал приехать еще до начала зимы. Он смотрел на нее, как будто потешаясь над нею.
- Ты точно помнишь все, что я говорил?
- Да, - огрызнулась она.
- Значит, ты должна быть добрее ко мне, раз уж я здесь, - прошептал он, приблизив к ней лицо.
Они смотрели друг другу в глаза. Долго. Меряя силы. Изучая друг друга.
- Что значит быть доброй к Варавве? - спросила Дина.
- Это значит...
- Что же?
- Что ему нужно немного нежности...
Он взял виолончель у нее из рук и поставил к стене. Бережно. Потом сжал ей запястья.
Где-то в доме что-то разбилось. И тут же послышался плач Вениамина.
В Дининых глазах шевельнулась тень. Они вместе прислонились к стене. Он никогда не думал, что она такая сильная. Большой рот, открытые глаза, дыхание, могучая грудь. Она была похожа на женщин у него на родине. Только жестче. Целеустремленнее. Нетерпеливее.
От стены падала тень, и в этой тени они заплелись узлом. Тугим шевелящимся узлом. Иаков наблюдал за этой картиной.
Лео отстранил ее от себя.
- Играй, Дина! Играй! Ты спасешь нас обоих! - шепнул он.
У нее вырвался низкий рык. Она рванула его к себе. Потом схватила виолончель, отнесла ее к стулу и села, раскинув колени. В серых сумерках взлетел смычок.
И полились звуки. Сначала сбивчивые, не очень красивые. Постепенно ее рука обрела уверенность и мягкость. Музыка захватила Дину. Иаков исчез.
Опустив руки, Лео глядел на ее прижатую к инструменту грудь. На длинные пальцы, которые дрожали, придавая звуку полноту. На ее запястья. На могучую полноту бедер, подчеркнутую кожаными штанами. На щеки. Но вот волосы упали на лоб и скрыли ее лицо.
Он пересек комнату и вышел в коридор. Однако дверь оставил открытой. И свою тоже. По широким половицам пролегла невидимая черта. Между комнатой для гостей и залой.
ГЛАВА 15
Простираю к Тебе руки мои; душа моя к Тебе, как жаждущая земля.
Псалтирь, 142:6
Матушка Карен сама приготовила и упаковала ящики и корзины с гостинцами, которые предназначались трем арендаторам и тем нуждающимся, о которых ей было известно.
Она отправляла их с попутными лодками или с людьми, приходившими в лавку, чтобы запастись необходимым перед праздником.