Суббота прошла как-то незаметно… Забыв даже про обед, Михаил и Василий Петрович сравнивали историю своих миров и отмечали различия — которые, как оказалось, начались уже довольно давно. Как минимум, с войны, начавшейся тут на неделю позже и шедшей немного иначе… В отличие от прошлого мира, здесь, по всей видимости, приказ о приведении войск в боеготовность успел прийти в части и даже был отчасти исполнен — но это помогло мало. Точнее, почти неделю немцев удерживали на границе, но затем те рванули как бы не с удвоенным темпом, и уже к Смоленскому сражению все вернулось на круги своя. Или не совсем? Ведь все же война началась тут позже на неделю, а закончилась позже лишь на три дня. Четыре выигранных дня — много это или мало? Сложный вопрос… И не в этом ли и причина всех последующих различий? Сталин, например, чуть здоровее оказался или еще что-то иначе пошло?
— Кстати, — вдруг вспомнилось Михаилу. — А у нас тут пятидневка что ли?
— Ну так с этого года, — даже удивился батя. — Пять по восемь стали работать вместо шесть по семь.
— А я только сейчас вдруг вспомнил, — ответил Михаил. — У нас такое только с весны 67-о было…
Вот тебе и еще различие… Хотя, казалось бы, такая мелочь! Число часов в неделю-то не изменилось. И ведь таких вот мелких различий тут явно немало должно было набежать… Не мелких, впрочем, тоже. Вот, например, те же артели, про которые батя достаточно подробно рассказал Михаилу…
Как выяснилось, в этом мире в СССР, помимо государственных предприятий, существовала и «промысловая кооперация» — преимущественно занимающиеся производством продукции народного потребления кооперативно-коллективные организации, продукцию которых можно было купить в магазинах по цене лишь немногим, до 13 %, выше, чем у произведенной на госпредприятиях аналогичной продукции. И хоть доля артелей в общем промышленном производстве страны и составляла лишь чуть больше 5 %, но это ведь если говорить обо всем, что делается в СССР, включая танки, ракеты с ядерными боеголовками, турбогенераторы для электростанций и металлорежущие станки. В то время, как в производстве многих видов товаров народного потребления доля артелей достигала очень приличных значений… Другое дело — что далеко не все были готовы (да и не все имели возможность) платить больше за «кооперативную» продукцию. Так что очереди на некоторые виды товаров были и в этом мире, хоть и значительно меньшие, чем в родной реальности Михаила… Государство пока, увы, не могло обеспечить всех всем необходимым. Тем более, что в этом мире, как оказалось, люди и в целом были более «привередливыми» как к качеству товара, к чему в реальности Михаила зачастую относились по принцип «бери что есть, другого не будет», так и к его разнообразию. Носить всем однотипную одежку (особенно когда вопрос касался женщин!) и ставить одинаковую, зачастую весьма дурацкую, мебель? Да идите вы нафиг! Я вон сейчас пойду у артельщиков куплю!
Это, кстати, вызывало самые что ни на есть противоречивые мнения в руководстве страны — причем, споры явно стояли серьезные, раз порой доходило даже до «народных масс». Кто-то заявлял, что промысловая кооперация — это потакание «мещанству» и «буржуазной роскоши», что противно духу строителей коммунизма. И всему, дескать, свое время. Другие, наоборот, говорили, что артели позволяют «сглаживать углы» в плановой экономике, обеспечивая население необходимыми товарами народного потребления и позволяя своевременно реагировать на требования текущего момента и выступали за создание «гибкой системы планирования», которая позволила бы корректировать планы исходя из текущих потребностей. Но этого было мало… Как оказалось, в этом мире существовал еще и предложенный академиками Китовым и Глушковым проект «Общегосударственной автоматизированной системы управления народным хозяйством», причем ее создание было официальной политикой партии — о чем и в газетах не раз уже писали, и по радио с телевиденьем сюжеты показывали. Жить в СССР этого мира и не знать о проекте ОГАСУ было просто невозможно! Ее воспринимали уже как дело ближайшего времени — максимум трех-четырех пятилеток. И уж если и сейчас темпы роста советской экономики превышали любые западные страны, то уж тогда «буржуям сраным» останется только сдаваться! Правда, тут батя никаких особо подробностей рассказать не мог — он никогда этой темой специально не интересовался. Так, помнил, про что в газетах писали да на радио говорили…
Ну а под вечер домой вернулись от тетки мама с сестрой, и все разговоры о параллельных мирах и будущем прекратились. Говорить об этом всей семье батя пока не собирался, и Михаил спорить не стал. Тут ему, пожалуй, виднее…
А вот следующий день был воскресеньем, и Михаил решил заняться тем, что поподробнее изучить этот мир… Для начала — хотя бы родной город. И, как вскоре выяснилось, город таки достаточно сильно отличался от того, что он помнил по детству… Тут и архитектура несколько иная, и те же вывески артелей, и памятники Сталину — еще два из которых он обнаружил в городском парке и на набережной. Причем, в парке же нашлись и еще два памятника деятелям социализма — товарищам Берии и Пономаренко… Так что традиция ставить прижизненные памятники советским вождям в этом мире явно продолжалась. Хотя нет, в случае с Берией Михаил сильно сомневался, что он прижизненный — у власти тот был всего лишь год. А вот памятник товарищу Пономаренко был явно новенький — не иначе как поставили к десятилетию его нахождения у власти…
Ради интереса Михаил съездил и в Ленинский район города, где застал примерно ту же самую картину… На «Стрелке» вместо хрущевок-пятиэтажек новенькие «сталинки». Такой же этажности, но с «архитектурными излишествами», пусть и на минимальном уровне, с высокими потолками и четырехскатными крышами. Более старые и более богато отделанные «сталинки» по левой стороне Красноармейского шоссе. Разделенная будущим проспектом трамвайная линия, где один путь отстоял от другого на несколько сотен метров — поскольку второй путь уже изначально положили вдоль заводов, с минимумом пересечений с автомобильной дорогой, а изначально построенный еще до революции первый шел по другой стороне будущего вдоль домов. Впрочем, через несколько лет трамвай станут делать скоростным — и тогда второй путь тоже перенесут на другую сторону. Это уже у Михаила на памяти было… Несколько непривычные автомобили с табличками «ЗиС» вместо «ЗиЛ», «борьбы с культом личности» в этом мире не случилось, вот и автозавод никто не переименовывал. Цеха и корпуса заводов, гигантов советской электроники, на одном из которых предстоит работать и ему — уж в этом плане он думал полностью повторить сделанный в иной реальности выбор. Жалеть ему было не о чем, менять что-либо незачем. В прошлой жизни он в полной мере использовал представившиеся ему возможности и, если бы не уроды-«перестройщики», так бы всю жизнь и проработал на одном месте.
Вспоминая прошлую жизнь, Михаилу порой становилось откровенно смешно… «Перестройка»… Сколько надежд на нее поначалу было! Считали, что вот теперь-то, наконец, решим накопившиеся за десятилетия проблемы страны, теперь жить станет лучше, не станет того же дефицита! Это уж позже начались шуточки про Горбачева — а поначалу-то ему и впрямь верили… Впрочем, продолжалось это недолго — очень скоро уже пошли первые анекдоты на счет носящейся между цехов пустой кары или «нет, сынок, это тебе меньше есть придется»… Развалил страну, сука — за то нобелевскую премию получил! И целую кучу орденов с премиями — не поскупились «буржуины» на варенье с печеньем… Хотя на деле заслужил он только Орден Иуды — только не серебряный, а урановый. С обязательным круглосуточным ношением!
А сколько людей потом верили Ельцину? И ведь бежали голосовать за него! Впрочем, сам Михаил к тому времени уже не верил никому — и на выборах 91-о года проголосовал за Макашова. Чисто потому, что тот не занимал никаких должностей в органах власти — партии, министерствах, Верховном Совете… «Реформы» последних пяти лет к тому времени уже доконали настолько, что никакого доверия к этим организациям и их членам уже не осталось. Ну а потом началось такое, что даже «застойные» времена вспоминались как страна мечты…
«Что ж, — гуляя по этому, «другому», городу, мысленно усмехался Михаил. — Вот и выпала тебе возможность прожить вторую жизнь… В другой стране — такой, о какой ты мечтал». Только, твою дивизию… Сможешь ли ты спокойно жить, помня про ту, иную историю? Ведь это только на первый взгляд кажется, что тут какая-то страна мечты… А что на самом деле? Наверняка же есть и какие-то свои, здешние проблемы! Наверняка тоже не все единогласно одобряют «политику партии и правительства»! Наверняка и тут есть какая-нибудь сволочь, которая мечтает развалить, уничтожить, сдать Западу страну и восстановить капитализм! И хоть простые советские люди о том явно ни сном, ни духом — но многие ли в его мире знали про преступные действия Мишки Меченого и его приспешников? Многие ли понимали, что те хотят развалить страну?
Так и здесь наверняка есть нечто подобное! И пусть даже начальные позиции заговорщиков куда слабее — но это лишь дает отсрочку во времени. А как дальше пойдут дела? Сможет ли советское правительство не допустить прихода к власти подобных уродов? Не скурвится ли и здесь коммунистическая партия? Не устроят ли им здешний аналог «перестройки»? И главное — непонятно, что же делать. Пойти сдаться госбезопасности? А поверят ли они? Не примут ли за психа или, например, американского шпиона, засланного с целью подрыва чего-нибудь там? А если и поверят — что тогда? Не посадят ли куда-нибудь под пожизненный «домашний арест»? Не решат ли попросту избавиться от него чтобы не мешался под ногами со своими речами о развале СССР? А если, того пуще, он попадет как раз к заговорщикам, кто, благодаря его знаниям, развалит СССР еще быстрее? Нет уж, перебьются! Мало того, что есть очень большой риск того, что все это окажется бесполезно, так еще и пожить хочется не в пусть и «элитной», но тюрьме, а в нормальном мире…
За мыслями о своем прошлом-будущем Михаил даже и не заметил, что ноги привели его на окраину района, что по этим временам было весьма рискованно. Тех, кто «с другого района», в эти времена не больно-то любили… Особенно если они были не, как он сейчас, одни, а с девчонкой. И тут уж все сильно зависело от конкретного места. Где-то действовали своеобразные «законы чести», а где-то были и «полные беспредельщики», кто мог сразу набить морду любому «чужаку». Потому в «чужих» местах дальше центральных улиц старались по одному не ходить. Чревато, как говорится. Более-менее сойдет на нет это все лишь к концу 70-х — началу 80-х, но буквально через несколько лет появится снова — и уже даже в более жестокой и циничной форме. Но раз уж он заперся сюда, то следовало сразу проверить один вопрос…
Повернув на нужную улочку и пройдя несколько кварталов, Михаил вскоре оказался около такого знакомого ему домика — хотя в той реальности впервые он видел его уже в гораздо более старшем возрасте, так что сейчас он выглядел куда новее. Как-никак незадолго до войны построен! У кого бы еще только разузнать все?
— Девочка, — заметив на улице девчонку лет десяти с авоськой в руках, спросил Михаил. — А не знаешь, Дмитриевы в этом доме живут?
— Да, живут, — кивнула девчонка. — А вы откуда знаете их?
— Долгая история, — неопределенно ответил Михаил. — Знаю. А у них дочка, примерно твоя ровесница, есть же?
— Нету, — на этот раз даже удивилась девчонка. — Олежик у них есть, он со мной в классе учится!
— А ты когда родилась? — уже примерно догадываясь на счет ответа, спросил Михаил.
— В 54-м! — радостно ответила девчонка. — На день Ноябрьской Революции!
— Ну спасибо, — вздохнул Михаил.
До «нейтральных» мест, центральных улиц района, Михаил дошел быстрым шагом, никого из ровесников, к счастью (ибо результат встречи мог быть разный — он понятия не имел, какие тут нынче царили обычаи), не повстречав. Однако мысли его были где-то далеко-далеко… Это что же получалось? В этом мире вместо его Оли родился пацан? Выходит, да… Другого объяснения не было. И, кстати… Почему революция-то Ноябрьская?
Вернулся домой Михаил уже под вечер в откровенно паршивом настроении, даже говорить ни с кем не хотелось… Да, он сам ведь, по сути, не совсем он… Так что что удивительного в том, что вместо его жены, его Оли, тут оказался пацан в общем-то и не было. Обычная теория вероятности… Однако от осознания этой новости на душе было откровенно паршиво. И хоть Михаил и не был уверен, что с «копией жены» из этого мира у него бы что-то вышло, но какая-то смутная надежда теплилась. Теперь надеяться было не на что… Повторить прошлую жизнь уже точно не удастся. Ее тут просто не было. Не было никогда…
«Ну что, Мишка, — мысленно усмехнулся он. — Вот тебе и «страна мечты»! В которой тебе просто нет места!» Его что-то пробовали спрашивать родители с сестрой, но Михаил отвечал односложно и, в конце концов, от него отстали. Правда, выискав момент, Михаил все же спросил на счет Революции…
— Почему Ноябрьская? — даже удивился батя. — Так ведь седьмого ноября была!
— У нас ее называли Октябрьской… 25 октября.
— А зачем нам старый стиль? — не понял батя. — Мы же по новому с 18-о года живем!
Что ж… Выходит, после перехода на григорианский календарь здесь, чтобы не было таких «несоответствий», революцию тоже стали называть Ноябрьской — впрочем, на фоне других различий это проходило по статье «всякие мелочи»… Куда интереснее оказались многие другие различия, про которые Михаил еще вчера узнал. А они тут явно пошли уже давно, хотя «количество в качество» перешло совсем недавно… И если история 20-х — 30-х почти не различалась, во всяком случае на взгляд неспециалиста, то дальше различий становилось все больше и больше… И для того, чтобы в них полной мере разобраться, явно надо было топать в библиотеку и искать там материалы — чем Михаил и решил заняться на следующий же день…
Понедельник начинался по уже привычному распорядку — правда, к некоторому удивлению Михаила, на улице стукнул десятиградусный мороз — за то не было ни туч, ни надоевшей за прошлый день мороси. Точно также по пути в школу встретил Петьку с Семкой, точно те же, что и в прошлый понедельник, были уроки… На физике писали четвертную контрольную, про которую им на прошлом уроке говорила Наталья Николаевна. И тут, как он подметил еще на прошлой неделе на контрольной по алгебре, тоже списывали явно меньше, чем в его мире!
Быстро написав свой вариант контрольной, Михаил затем написал и передал шпаргалки Тохе и Светке, которые в этой реальности тоже у него списывали физику. После чего пошел и отдал тетрадку — все равно делать было больше нечего. От урока оставалось еще минут десять, а он уже все закончил. Следующим уроком была алгебра, где математичка первым делом объявила итоги прошедшей контрольной.
— Ну что хочу сказать, — просматривая список оценок, сказала она. — Контрольную написали неплохо, хотя могли и лучше. Двоек нет, троек семь. Остальные — четыре и пять. Сейчас делаем работу над ошибками. Кому раздала тетради — открываем их, смотрим свои ошибки и исправляем. Будут вопросы — поднимаем руки. У кого ошибок нет — сидим тихо, не мешаем товарищам. Кто хочет получить дополнительную оценку — могут написать другой вариант работы.
— Ольга Антоновна, — подняла руку Танька Алексеенко. — А можно переписать?
— Нельзя! — отрезала математичка. — У тебя три. Садись и пиши работу над ошибками.
— Если у меня сейчас три будет, то и за четверть тоже, — ответила Танька. — Меня батя убьет если на платку слечу…
Ну да, что в этом мире боятся, как тут говорили, «слететь на платку» и обычно учатся лучше что ли — Михаил уже знал… Ведь не получишь средний балл в 4,3 — придется платить за учебу по двадцать рублей в год. И это еще по новому указу от 56-о года, до того и вовсе требовалось иметь не менее, чем две третьих оценок «пятерки», а остальные — не ниже «четверки». В то время как сейчас можно было и тройки иметь, хоть и немного — их придется «закрыть» лучшими оценками по другим предметам. Странная и, на взгляд Михаила, в чем-то даже дурацкая система — но здесь к ней относились совсем иначе… Дескать, лентяям и дуракам в старших классах делать нечего — пусть или в ремесленное училище топают, или на работу. Ну или в техникум, если смогут экзамены сдать и там более-менее нормально учиться…
— Ладно, — махнула рукой математичка. — Иди к директору. Разрешит — перепишешь.
— Спасибо! — радостно крикнула, выбегая из класса, Танька.
Вернулась назад она буквально через пару минут. Директор разрешил… Ага, ничего не ново. И, судя по всему, это тут хоть и не массовая, но вполне обычная практика. Не знать о ней попросту не могут, но смотрят явно сквозь пальцы.
— Тогда после уроков приходишь сюда, — ответила математичка. — Сейчас все равно не успеешь уже.
В прошлом мире во время работы над ошибками Михаил обычно, чисто от нечего делать, писал второй вариант, но сейчас у него как-то не было никакого желания этим же заниматься. Ничего интересного там все равно не будет, школьные задачки нынче выглядели для него откровенно смешными. После дифференциальных-то уравнений в частных производных. Каких-нибудь уравнений Лапласа…
— Ты на что написал? — на перемене спросила у Михаила Ленка.
— На пять, естественно, — коротко ответил он.
Ленка явно хотела что-то еще спросить, но Михаил лишь отвернулся и постарался убраться подальше. Блин, пока он в школе на нее заглядывался — делала вид, что ей все пофиг! Лишь в апреле этого года она «милостиво согласилась» с ним гулять — отчего он тогда был на десятом небе от счастья. А сейчас, как стала ему безразлична — так сама вдруг начала за ним бегать… Вот только Ленка-то теперь ему и нафиг не нужна. Хватит с него прошлой жизни… И там накушался по уши.
На истории тоже писали контрольную по 30-м годам. Так что на последнюю четверть оставались лишь война и послевоенное время… Тут тоже особых проблем не было — хотя в прошлом мире не любил Михаил историю. Как и литературу, кстати, — два самых нелюбимых его предмета были. Потом опять немецкий, где его вызвали к доске — и тут повезло, что основы грамматики он уже успел более-менее освежить в памяти. Так что, получив четверку, сел обратно. А потом опять труды — и опять продолжение изучения фрезерных работ…
— Эх, каникулы скоро! — выходя со школы после уроков, довольно усмехнулся Петька.
— Ага, — согласился Семка. — Ты там тырчок свой приготовил уже?
— Не, — махнул рукой Петька. — Успеется еще… Тут вон снег еще лежит… В сарай все равно не влезешь.
— А ты свой не вытаскивал еще? — обратился уже к Михаилу Семка.
— Чего? — не понял он.
— Так мопед же!
«Твою ж дивизию!» — мысленно выругался Михаил. Как он мог забыть-то? Ведь и в той реальности батя ему в десятом классе мопед купил — уже поздней осенью, правда. Так что он на нем в 65-м уже и не ездил, так он и простоял до весны, когда все более-менее растаяло. Эх, а ведь самый настоящий мопед был, двухскоростной, предмет зависти пацанов! На нем он тогда и с Ленкой катался тоже, на речку гонял, к родственникам в деревню… На нем же и в студенческие годы катался вовсю. Но это было тогда, в настоящем детстве… Сейчас же мопед этот казался ему чем-то мелким и неинтересным. Вот была бы машина… Но нет, ее у него не было ни в той, ни в этой реальности, хотя и водить научился.
— Нет еще, — ответил Михаил.
— Что, прикатишь в школу на нем?
— Посмотрим, — пожал плечами Михаил.
В прошлой реальности он и впрямь прикатил на мопеде в школу, где сначала собралась целая толпа поглазеть на него. Он-то у них в школе оказался одним из первых, у кого был «настоящий мопед», а не «тырчок»! Не самым первым, но почти… А потом какой-то так и не установленный (а потому и не получивший в морду) «шутник» снял с карбюратора шланг и открыл бензокран — и мопед пришлось, яростно матерясь, катить до дома. Ну ничего, если уж он решит и в этом мире на мопеде прикатить, то выследит урода — и тогда ему точно с фингалом ходить!
Эх, как все же он оторвался от этого времени… И порой Михаилу становилось грустно. Даже вернувшись в детство, детство уже не вернуть. Конечно, какое-то влияние молодое тело оказывать будет неизбежно, но в основе-то все равно остается взрослое сознание! Ему уже мало интересно то, что интересно пацану. Ему уже не интересны ни стройки, ни залезть куда-нибудь на завод или соорудить какую-нибудь стреляюще-взрывающуюся штуковину… Ему уже не нужны те же мопеды или пацанские развлечения в стиле «подраться» или «поиграть в войнушку». Хотя не, «войнушка» — это для старшеклассника уже «несолидно», но все остальное еще сохранялось. Футбол «улица на улицу»? Тоже уже не интересно… В кино сбегать? Тоже давно не интересно — последний раз там еще студентом был… На гитаре побренчать? Ни ему самому, ни его ближайшим товарищам это никогда не интересно было, хотя и были такие даже у них в классе… Разве что в тир сходить — вот тут и Михаил и сейчас не прочь был бы! Пожалуй, это оставалось одним из немногих еще интересных во взрослом возрасте «пацанских» развлечений. Кстати, Семка так и вовсе в техникуме потом снайпером стал считаться, в «Орленке» участвовал…
А в остальном… Нет, перерос он детство. Перерос… И никуда уж от этого не деться. Остается лишь принять как факт и продолжать жить дальше. Как бы уж теперь эта его новая жизнь не сложилась.
Дойдя до дома, Михаил уже привычно растопил печку с плитой, поставил разогреваться картофельный с фрикадельками суп, а сам тем временем пошел на улицу кормить скотину — где и застал возвращение сестры из техникума.
— Привет, Маш!
— Ну привет, коль не шутишь, — глядя на только что вылезшего из превращенного в сарай старого дома, ответила сестра.
Как обычно с авоськой с хлебом — «кирпичом» серого и батоном. Если до прошлого года за хлебом обычно ходил Михаил после школы, то с тех пор, как Машка пошла в техникум, этот распорядок поменялся. Иногда, кстати, Машка и вовсе несколько задерживалась, покупая что-нибудь нужное дома в центральных магазинах города. В этом мире все было точно также, как и в «настоящем» детстве Михаила…
— Сейчас пожрем — и я в библиотеку сбегаю, — сказал Михаил, когда они зашли домой, разделись и умылись.
Честно говоря, не понимал никогда Михаил тех людей, кто с грязными лапами и мордами за стол лезет… У них в семье всегда была привычка к чистоте — так что никому и в голову не приходило лезть за стол с немытыми руками, ходить по комнате в уличной обуви или лезть на постель в верхней одежде. В детстве за такое мигом можно было получить подзатыльник от бати или пародийное «хрюканье» от мамы — что было как бы даже не обиднее. Ну а в более взрослом возрасте никому в их семье такое и в голову уже не приходило… Оно давно делалось автоматически.
— Фантастику что ли свою любимую хочешь глянуть? — усмехнулась сестра. — Как по мне — шли бы эти болтуны на завод, на станке ручки крутить…
В отличие от Михаила, Машка никогда фантастикой не интересовалась… Она, следом за родителями, считала этот жанр слишком легкомысленным и несерьезным. Надо не мечтать о чем-то там далеком, а работать, строить то самое светлое будущее! А болтовня всякая — она лишь отвлекает от дела строительства коммунизма…
— Нет, — отрицательно помотал головой Михаил. — По истории кое-что…
— Чего? — на этот раз от удивления у Машки чуть челюсть не отвисла. — Когда это ты стал историей интересоваться?
— Ну так у нас же комсомольское собрание скоро, — нашел способ отбрехаться Михаил. — Вот надо кое-что глянуть…
— А… — протянула Машка. — Тогда понятно.
Сразу после обеда Михаил собрался и пошел в библиотеку, где, поздоровавшись с библиотекаршей, с ходу погрузился в изучение исторической информации об этом мире — и начал с окончания войны — в отличие от его мира, День Победы здесь был 12 мая 1945 года, а 5 сентября был День Победы над Японией — хотя, как и в его мире, мирного договора с ней не было. Более того, в этом мире не было и Московской декларации — так что никаких дипломатических или торговых отношений с японцами не было, а СССР и Япония формально до сих пор считались находящимися в состоянии войны. Более того, в одной из газетных статей даже упоминалось о том, что «японские империалисты», заключив сепаратный мирный договор со странами нынешнего НАТО, до сих пор не смирились со своим поражением от Советского Союза и желают при поддержке американцев взять реванш и захватить Курильские острова. Там же было упомянуто и об участии «японских наемников» в последнем этапе Корейской войны. Которая, как вскоре выяснил Михаил, затянулась тут аж до 1956 года, но закончилась победой КНДР — хотя и были сильные сомнения в том, что там к тому моменту хоть что-то осталось…
За то на фоне этих событий «полыхнула» буквально вся Восточная Азия — Индонезия, Бирма, Таиланд, Филиппины оказались «охвачены пламенем борьбы с американским империализмом», что и заставило тех убраться из Кореи. Тем более, если изначально на сторонне КНДР воевала, в основном, китайская пехота, то под конец войны из «китайских добровольцев» были подготовлены неплохо вооруженные и оснащенные тяжелой технике ударные части, которые во многом и решили исход войны. А вот американцы были вынуждены «раздергать» свои силы сразу на несколько стран, а на смену им отправить в Корею японцев. Кстати, в этом мире Япония оказалась страной НАТО!
Кроме того, в газетах писалось и про Вьетнамскую войну и революционное движение в других странах Азии, про «народно-освободительную борьбу народов Африки» — хотя относительно негров тут и отмечалась их «недостаточная классовая сознательность», «дремучие пережитки прошлого», крайне малое количество пролетариата и многое другое. Как и упоминал батя, попадалась и статистика о торговом балансе между СССР и этими странами, где особо подчеркивалось, что, дескать, трудящиеся всего мира готовы своим трудом внести свой посильный вклад в борьбу за победу дела Ленина-Сталина во всем мире, что невольно вызвало у Михаила усмешку… Ага, так всякие арабы с неграми и горят желанием героически трудиться во имя победы коммунизма… Уж Михаил-то это прекрасно помнил, в его реальности они как сели на шею СССР, так и считали, что им все должны, а вот расплачиваться как-то не больно желали. Но тут, как видно, халявы им не обломилось… Советский союз быстро объяснил, что за все надо платить. В одном из выпусков «Правды» Михаил наткнулся и на статью о неграх-студентах, приехавших из Народной социалистической республики Гвинея для учебы в советских ремесленных училищах и техникумах, про учреждение политехнического и педагогического институтов «дружбы народов», где будут учиться «лучшие представители пролетариата ставших на путь строительства социализма стран».
Впрочем, если про это он уже что-то слышал, то другие «сюрпризы» во внешней политике оказались куда неожиданнее… И в первую очередь это касалось Европы. В этом мире, судя по всему, не было никакого восстания в Венгрии или его задавили в зародыше, не придавая огласке. За то в этом мире оказалось две Австрии — одна из которых была социалистической республикой. Здесь не было Югославии, развалившейся еще в середине 50-х вскоре после смерти «уничтоженного югославскими патриотами» Броза Тито осенью 1953 года и последовавшего за этим «краха фашистского ига клики Тито-Ранковича». На ее месте обнаружилось сразу несколько отдельных социалистических стран, членов ОВД и СЭВ — причем, судя по всему, развал страны не обошелся и без стрельбы — впрочем, к настоящему моменту все уже достаточно притихло. Более того, про бывшую Югославию в газетах вообще писалось как про заведомо нежизнеспособное образование, «уродливое детище империалистической войны».
Как ни странно, но куда труднее оказалось выяснить все относительно происходившего внутри страны — хотя кое-что все-таки было. Как выяснилось, в этом мире в 1953 году у Сталина тоже случился инсульт и почти два месяца он провел в больнице, вернувшись к работе лишь в самом конце апреля. В том же году было завершено «Мингрельское дело», по итогу которого целый ряд «закавказских товарищей» отправились в лагеря. Несколько странным было то, что следом за ними не пошел и товарищ Берия — хотя кто знает, что и как там на самом деле было… Михаил помнил о нем самые разные характеристики — и непонятно было, что в них правда, а что ложь. Впрочем, в то, что тот якобы был сексуальный маньяк, он не верил никогда. Что бабник был — очень даже может быть. Люди, увы, зачастую далеко не идеальны… Но насильник? Да ну нафиг! Уж у кого-кого, а у министра, будь у него на то желание, с бабами проблем никогда не будет… Всегда найдется немало тех, кто сами с радостным визгом к нему в постель прыгнут! Чай не урод какой и не сифилитик на последней стадии чтобы от него все в ужасе шарахались! Да и кто стал бы держать в «верхах» маньяка? Скрыть такое все равно б не удалось, а репутация — она дороже. Но вот информация о его связях с теми, кто шел по «мингрельскому делу» — как знать? Как-никак земляки, так что информация о том, что Берия был с ними связан, могла очень даже соответствовать истине… Но выкрутился, как оказалось!
Следующим, что сделал Сталин, стало назначение на должность Председателя Совета Министров СССР товарища Пономаренко в марте 1954 года, а летом того же года была принята новая программа партии, в основу которой была положена его же работа «Экономические проблемы социализма в СССР». Умер же товарищ Сталин вскоре после очередной годовщины революции — как писали в газетах, вечером 8 ноября у него случился уже четвертый инсульт, а в 4 часа 27 минут 10 ноября 1954 года «перестало биться сердце соратника и гениального продолжателя дела Ленина, мудрого вождя и учителя Коммунистической партии и советского народа — Иосифа Виссарионовича Сталина». Попалась на глаза Михаила и подробная информация о запуске Обнинской АЭС и даже статья Сталина, где тот подчеркивал важность этого направления в развитии народного хозяйства СССР!
После смерти Сталина же в стране сложилась весьма странная ситуация… Председателем Совета министров СССР оставался товарищ Пономаренко, однако вскоре в дополнение к нему начинают упоминать и Берию — как Генерального секретаря ЦК КПСС и заместителя Председателя Совета Министров. Впрочем, понять, что же происходило в Москве за год правления Берии понять было сложно. В газетах все происходящее освещалось крайне скупо и поверхностно, куда большее внимание уделялось не внутренней политике, а внешней. Даже разоблачение «троцкистских прихвостней группы Хрущева-Микояна» проходило где-то на втором плане, упоминалось как что-то малозначимое. Ну выявили, ну выписали «путевки» в лагеря… И это было странным — словно о чем-то уж очень не хотели говорить и оттого скрывали. Единственным за это время, что всерьез заинтересовало Михаила, была статья в правде о перспективах освоения целинных земель — где, впрочем, не было почти ничего общего с тем, что было в знакомом ему варианте истории. Никакого тебе героического «покорения Целины», никаких комсомольских строек… Обычный производственный вопрос — сколько, чего, в какие сроки, какие преимущества получат хозяйства, какие меры будут приниматься для обеспечения всей этой деятельности. Потом упоминалось о смерти товарища Берии — здесь все же во всех газетах была напечатана обширная статья, где всячески превозносились его заслуги перед партией и советским народом в целом, упоминалась даже его роль в создании атомного оружия, но почти ничего не говорилось о его делах последнего времени…
После смерти Берии власть окончательно перешла Пономаренко, который одновременно стал Председателем Совета Министров СССР и Генеральным секретарем ЦК КПСС и продолжал занимать обе эти должности и поныне. Именно на его время вышли и вопросы с Кубой, и окончание Корейской войны, и начало деколонизации Африки… Но куда интереснее Михаилу были внутриполитические вопросы. А здесь и, как и в его мире, был первый спутник, и первый полет в космос. Причем, к удивлению Михаила, в этом мире было официально объявлено и о лунных планах СССР — хотя и в несколько размытых фразах на счет того, что «пилотируемый полет на Луну становится задачей ближайшего будущего». Здесь были и очередные снижения цен на потребительские товары — правда, сначала снижать их стали на все меньший процент, а с 1960 года и вовсе лишь на промтовары, а вот цены на продукты питания оказались зафиксированы на одном уровне. Нашел информацию и о жилищном строительстве — где приводились цифры об объемах жилищного строительства и числе новоселов, из которых выходило, что с каждым новым годом в СССР сдается на 7 % больше домов, а к 1970 году и вовсе обещали полностью закрыть жилищный вопрос. Попалась статья 1958 года о сдаче в постоянную эксплуатацию последнего участка Трансполярной магистрали и открытии движения грузовых и пассажирских поездов до Норильска, в другой статье писали об окончании строительства тоннеля на Сахалин… Были многие знакомые ему по прошлому своего мира стройки, но порой попадались и интересные различия. Например, гораздо раньше, чем в его мире, запустили Балаковскую ГЭС, которая в этом мире сохранила свое первоначальное название и, судя по более ранним срокам сдачи, строилась без перерывов. Здесь первые два гидроагрегата были запущены уже в сентябре прошлого года… Точно также в этом мире были и события на Кубе и случившийся на пару месяцев позже Карибский кризис, закончившийся аналогичными результатами.
Увы, но в один момент изучение истории этого мира пришлось прервать — заканчивался рабочий день библиотеки, и Михаила откровенно «попросили» из нее. Впрочем, и так объем информации был таков, что его еще долго придется «переваривать»! И хоть в целом прочитанное и не могло не радовать Михаила, но определенные подозрения все равно оставались. Не может быть все прямо уж идеально… Какие-нибудь свои проблемы здесь все равно будут! Пусть даже они и стоят не так остро, как в его мире, но где-то они есть! Просто про них наверняка традиционно замалчивают, или, по крайней мере, не кричат на каждом углу, а подробно изучать газеты у Михаила времени не было… Зачастую приходилось ограничиваться просмотром заголовков.
Сдав недочитанные газеты, Михаил засобирался домой, но уже на выходе из библиотеки ему вдруг бросилась висевшая на стене яркая, цветная фотография, которой в его мире не могло быть в принципе… Дворец Советов! Явно уже достроенный и теперь исполняющий свою функцию. А ведь о его сдаче наверняка должны были писать где-то в газетах. Только, видимо, он еще не успел дойти до этого времени — не обратить внимание на статью о нем явно не удалось бы. Наверняка были бы там и фотографии, и громкие заголовки… Значит, это случилось где-то в последние пару-тройку лет, не больше.
Из библиотеки Михаил вышел без пяти семь вечера, а к его возвращению домой и вовсе был уже восьмой час — на улице давно стемнело, родители уже давно были дома и даже успели сготовить ужин, дожидались лишь его возвращения — есть отдельно у них в семье было как-то не принято. Так что практически сразу же он сел есть — на ужин были макароны с котлетами и подливкой, еще одно из «классических» блюд его детства. Мама поинтересовалась, что же такого интересного он нашел в библиотеке что засиделся там так долго, но Михаил ответил на это, что читал про международное положение СССР — дескать, будет выступать с докладом на комсомольском собрании.
После ужина Михаил сел повторять биологию — как-ни как завтра контрольная, а родители занялись каждый своими делами. Правда, выискав подходящий момент, когда мама с сестрой пошли в сарай по каким-то делам, Михаил все же поинтересовался у бати на счет того, что же у них с Югославией произошло.
— Так война ведь там была! — невероятно удивился вопросу батя.
— Большая? — пришла пора удивляться Михаилу.
— Ну так только наши почти три месяца воевали, — пожал плечами Василий Петрович. — Давили там титовских перерожденцев, кто после революции 53-о гражданскую войну устроил. Сначала туда чехи с албанцами вошли, а весной 55-о и Советской армии вмешаться пришлось. Американцы там тогда большую войну пытались развязать, своих инструкторов с наемниками посылали… Из-за той войны и Югославия-то развалилась. А у вас такого не было что шли?
— Нет! — совершенно обалдело ответил Михаил. — Тито с Западом-то пытался заигрывать, но там ему это сошло с рук. Как Сталин помер, так с Югославией восстановили отношения, хотя они и по-прежнему на двух табуретках сидеть пытались. Только в газетах, я смотрел, почти ничего не было?
— Не любят у нас про ту войну вспоминать, — вздохнул батя. — Не с империалистами же воевали… Со своими практически, со многими из которых до того вместе против фашизма бились. Большинство же людей там обмануты титовской пропагандой были… Даже тогда очень мало про нее писали, а сейчас уж и вовсе не вспоминают.
Вот тебе и еще одно далеко не самое лучшее различие двух миров… «Да, югославские куртки с ботинками в этом мире вряд ли увидишь», — вдруг подумал Михаил.