Хиябани не верил пустым обещаниям властей, не обращал внимания на клевету в адрес национального правительства, которая захлестнула страницы печати. Он отвергал любые предложения центрального правительства: "Мы сами достойны, и в состоянии управлять Азербайджаном!".
Новоназначенному наместнику Азербайджана удалось подкупить и склонить к измене начальника жандармерии национального правительства Мирзу Гусейн-хана Мажора. Это тот самый Мирза Гусейн-хан, который в 1944 году повторит свою вероломную палаческую роль и будет направлен в Тебриз во главе шахских войск...
Мирза Гусейн нашел предлог, чтобы вывести из Тебриза вооруженные силы национального правительства - Хиябани оказался беззащитным. 14 сентября 1920 года в доме Гасана Мияначи казаки окружили Мохаммеда Хиябани. Шейх в одиночку долго отстреливался, однако казаки ворвались в дом, застрелили его, а затем изрубили шашками.
Так был погашен новый огонь революции, а азербайджанский народ потерял одного из самых блистательных своих сыновей.
Хиябани был социальным мыслителем: "Настроение общества есть конечный итог настроения индивидов".
Хиябани был провозвестником свободы: "Первое условие славы народа - его независимость. У народа, лишенного независимости, нет достоинства и престижа. Независимость народу может обеспечить сила его духа. Независимость каждого народа защищаема его мужеством и доблестью".
Хиябани верил в силу своего народа: "Народ сам должен определять свою участь... Горе народам, потерявшим свою самостоятельность в результате равнодушия, нерадивости и безответственности!".
Хиябани видел смысл жизни в служении отечеству: "Женщины наши должны посвятить свои усилия и доблесть, силы и энергию таким делам, которые были бы во благо родине и народу".
Хиябани призывал народ к солидарности: "В вопросах идейных и мировоззренческих, основное условие - дисциплина. Доныне в нашей стране идеалы и идеи являлись весьма разноречивыми и хаотическими. Например, кто-то приехал из Парижа и пытается внедрить здесь парижские идеи. Другой приехал из Лондона и насаждает лондонские уставы. Третий привез из Берлина берлинские теории и здесь распространяет их.
... В результате этого появляется отчужденная масса, которой трудно управлять".
Хиябани проповедовал высокую нравственность: "Вра го народа, которые хотят всегда видеть народ в темноте, забитости, бедствиях и униженности, как только появляется возможность и повод, стремятся подорвать нравственность народа".
Хиябани был правдолюбцем: "Ученые говорят: "Сила сможет оказаться впереди правды; но она не в состоянии заменить ее".
С подавлением движения Хиябани в Южном Азербайджане начался невиданный по своей жестокости разгул реакции.
Трагедию этих дней описал народный писатель Мирза Ибрагимов: "Сотни сыновей Азербайджана были расстреляны, повешены, тысячи... были посажены в тюрьмы... высланы в сухие, жаркие, напоминающие ад пустыни на юге Ирана. Было запрещено читать и писать на азербайджанском языке. Все учреждения Азербайджана большие и малые, были заполнены фарсидскими чиновниками. Рза-шах сделал все от него зависящее, чтобы стереть с карты название Азербайджан. В годы правления Рза-шаха города Азербайджана превратились в пустоши. Доходы от азербайджанской земли выкачивались за его пределы. Страна погрязла в безработице, бедности и нищете. Кроме всего прочего, еще более усугубилось недоверчивое и оскорбительное отношение к азербайджанскому народу.
... Те, кто говорил на азербайджанском., были изгнаны из учреждений. Суды велись на фарсидском языке... Предосудительным считалось читать литературу, писать стихи или слушать песни на азербайджанском языке...".
* * *
Бежит поезд у Аракса... И я вспоминаю, сколь большую миссию исполнила наша художественная литература в демократическом движении в Иране. Как писала иранская печать, "Хопхопнаме" Сабира сыграла в те дни такую же роль, какую способна сыграть целая армия. В связи с этим был принят специальный "черный закон" шаха: кто читает или декламирует "Хопхопнаме", безе всякого суда обрекается на десять лет заточения в Гасри Каджар. Книга великого Сабира доныне запрещена в Иране. И сегодня в Иране боятся великой, поэтической правды Сабира, которая, как известно, глаза колет.
Мчится поезд... В моем воображении открывается третья глава книги трагедий народа Южного Азербайджана в двадцатом веке. Судьба азербайджанского национального правительства, созданного в декабре 1945 года, очень похожа на участь революционных движений под руководством Саттархана и Хиябани. Атмосфера новой борьбы родила своего лидера, своего руководителя и по печальной, трагической традиции, новую жертву: Сеида Джафара Пишевари...
Из обращения Азербайджанской Демократической партии: "Мы говорим: на земле Азербайджана живет пятимиллионный народ, который заявил о своем существовании. У народа этого есть свой язык, свои традиции и обычаи. Народ этот заявляет: мы хотим, наряду с защитой независимости и целостности Ирана, быть автономными и свободными в управлении своими внутренними делами...".
Эти требования перекликаются с программами Саттархана и Ш.М.Хиябани, показывают единство цели, не алтарь которого народ принес столько жертв.
... Народ, наконец, создал свое национальное правительство, достиг своей мечты. Всюду открывались азербайджанские школы, в короткое время были выпущены учебники, уроки проходили на родном языке, невиданный размах получили книгоиздание и пресса на родном языкв. Подлинным национальным праздником стало открытие Тебризского университета и Тебризской филармонии.
Начиная с первых дней национальной автономии, особое внимание было уделено национальным меньшинствам - курдам, армянам: открывались школы, создавались условия для развития своей печати.
За один год народ Южного Азербайджана совершил столетний рывок и пришел к выстраданным идеалам национального возрождения.
Отступление: 8 декабре 1976 года., со своим другом со студенческих лет Сейраном Сахаватом, мы поехали в Физули, откуда он родом. Я слышал, что в приречье у Аракса телевизор иногда принимает передачи из Ирана. Мы включили телевизор, чтобы узнать, что нового на той стороне Аракса. Из Тегерана показывали какое- то торжественное мероприятие. Шах стоял на трибуне. Торжества были посвящены 30-летию разгрома Демократической партии Южного Азербайджана или, говоря словами шаха, "Азербайджанской реакции". Слова "Азербайджанская реакция" как молния пронзили меня. Праздник правящего народа являлся трауром Южного Азербайджана! Так сталкиваются в одной стране судьбы правящей нации и порабощенного народа...
Шах взирал с трибуны. Однако на лице его сквозила не радость, а смятение и беспокойство. Казалось, узоры азербайджанского ковра, на который он возложил державные длани, вспыхнут сейчас жарким огнем. Не так-то-просто дается кощунственная радость по поводу злосчастья древнего народа, составляющего большинство населения страны! Шах хорошо знал, что среди марширующих перед ним солдат, офицеров и даже генералов - большинство азербайджанцы! - Также тиран должен был чувствовать, что не пройдет без последствий и то, что он заставил нацию "пировать во время чумы Тебризское восстание, давшее толчок революции 1979 - года, подтвердило это.
"Азербайджанская реакция"... Стоило народу Южного Азербайджана чуть-чуть высунуть голову из-под "иранского одеяла" и поглядеть на свет божий, как иранские шовинисты заклеймили ослушников: "реакция!.."
Из услышанного. Жил в одном селе болтун. Как-то, с одним из, сельчан отправился он в райцентр, путь неблизкий, и всю дорогу он молол языком. Ему и дела нет, соглашался или не соглашался его спутник - знай, несет свое. К исходу пути наш говорун решил напиться из родника. Когда он приложился губами к воде, спутник пытался воспользоваться заминкой и вставить словечко, но не тут-то было - болтун задрыгал ногой: погоди, я еще не досказал...
... Как только Азербайджан пытается заикнуться о своих правах, тут же фарсидская реакция обвиняет его в попытке "нарушить целостность Ирана". Получается, что за счет изничтожения одного народа можно защитить, чью-то целостность...
"Азербайджанская реакция"... В народе говорят: вор поднял ор, чтоб честного кондрашка схватила. Еще говорят: вот прикинусь непонятливым предок твой в гробу перевернется. В нашем случае: свалю на тебя свои грехи вот и мучайся... Нас нет, мы никто, мы не в счет, подадим голос - накажут... Говоря словами Мирзы Джалила: "Стоит нам только пикнуть, как нас начинают стращать вурдалаком". И... выставят на посмешище, да еще заставят самим на себя поклеп возвести...
На деле же то, что в 1946 году шахская тирания потопила в крови национальное движение в Южном. Азербайджане, было варварством, которое не выразить, даже словами "вероломство", "реакция", "погром". Тогдашние правящие круги США и Англии исполнили роль "шаферов" шахских палачей со сноровкой многоопытных международных жандармов. В ирано-азербайджанских событиях лицо заокеанского империализма предстало без маски и во всей неприглядности. Как позднее - во Вьетнаме, у берегов Кубы, Гренаде, Ливии...
С благословения США в 1946 году в ООН обсуждалась жалоба Иранского правительства. Организация Объединенных Наций не приняла во внимание трагическую участь целой нации. Можно сказать, что не только Иран, а вся международная реакция ополчились на Азербайджан. Вооруженная до зубов иранская армия двинулась на оставленный без помощи народ. Первого сентября 1946 года, когда холеные дети господ из метрополии поспешили в школу, на детей революции пошли танки. Чтобы избежать новых жертв, азербайджанские организации демократов призвали народное ополчение прекратить вооруженное сопротивление. "Во имя свободы Азербайджана, во имя человечества мы восстали, и сегодня во имя свободы и во имя будущего человечества мы призываем отступить, вытерпеть все мытарства и лишения".
Чем же ответили власти на этот подлинно гуманный шаг? Правительственные войска, которые прибыли якобы для обеспечения порядка при выборах в национальный меджлис, прибегли к невиданным зверствам. Передовая группа армии расстреляла пятьдесят крестьян и выбросила их тела в реку. Танковые части смешали с землей сотни сел...
В Серабе участвовавший в национальном движении рабочий Махбуб был забит камнями насмерть и его останки были выставлены на площади. Сотни крестьян были загублены самыми изуверскими способами.
В Ардебиле было убито столько людей, что трупы загромоздили дороги.
Халил дайи. Этого известного революционера казнили трижды: каждый раз, когда его дыхание почти останавливалось, его снимали с петли, приводили в сознание и вновь подводили под петлю...
Нет предела низости. Среди повешенных на площадях Ардебиля были и подростки...
Сария. Эта смелая женщина, дочь из рода Шахсеван, уроженка села Самари, сражалась вместе со своим мужем Али и другими борцами на одной из баррикад. Смолкли ружья рядом с ней, навсегда остановились сердца соратников. Только Сария осталась в живых и пять суток одна продолжала отстреливаться. Патроны были на исходе. Но враг не мог заставить отважную женщину сдаться. Наконец, они послали посредника и поклялись на Коране, что если она сложит оружие, ее пощадят. Но этот Коран был запятнан кровью Сарии... Во время казни Сария сказала, обратившись к своим врагам: "Сыновья Азербайджана отомстят за меня! Чем обильнее дерево свободы поливается кровью мучеников, тем больше оно даст плодов".
Первобытная жестокость в XX веке: Фарсидские сарбазы (солдаты) надели на копье отрубленную голову Али Гахрамани и с дикими воплями плясали вокруг. Наверно так "развлекались" первобытные люди, когда охота оказывалась удачной, и им удавалось добыть дикого зверя. В Тебризе дом доктора Багири был раздавлен под гусеницами танка. На глазах его детей тело отца превратили в мишень для упражнений в стрельбе.
Фарсидский муджахед Гасан Касыми, участвовавший в революционной борьбе азербайджанского народа, писал отцу за день до своей казни: "Завтра с высоко поднятой головой, с достоинством, я пойду на смерть, не горюй!".
Хойские революционеры бесстрашно, плечом к плечу, шли на эшафот.
В самые роковые минуты в Урмии не расставались азербайджанцы, армяне, курды, айсоры. Обнявшись по-братски, они принимали смерть.
Одна из потрясающих сцен тех кровавых дней Тебриза - последние шаги двадцати семи офицеров-смертников - на плаху... Враз стихла стрельба, дома, улицы и площади погрузились в тишину. Над древним городом взвился гимн Азербайджана.
О, славная Отчизна, мой родимый край,
Живи и здравствуй вечно, Азербайджан...
Бессмертный гимн свободы прервали залпы, но героический дух народа не расстрелять.
Отступление: Белобородый старец с Юга рассказывал, как во время последней революции он ездил в Тебриз, чтобы поклониться могиле расстрелянных офицеров. Мурдашир (совершающий омовение покойников) неграмотный мужчина, сохранил в памяти, под каким порядковым номером похоронен тот или иной покойник. После исламской революции, благодаря его свидетельству, на могилах были начертаны имена павших.
Главный прокурор национального правительства Фируддин Ибрагими в течение шести месяцев мужественно выдерживал пытки; жандармы ни слова не добились от него. Ф. Ибрагими отказался дать интервью американскому корреспонденту, заявив: "Я не хочу разговаривать с врагами моей нации".
В мае 1947 года Ф. Ибрагими, одевшись, как на торжественную церемонию, с высоко поднятой головой взошел на эшафот. Труп его три дня висел на виселице, дабы шах смог насмотреться...
Строки тебризского поэта Али Фитрата - отзвук чаяний миллионов самоотверженных сердец: