Эдгар Алан По сидел за своим небольшим письменным столом и писал что-то, часто макая перо в чернильницу.
На женском бюсте над порогом сидел чёрный ворон. Ворон шумно чистил перья.
На какое-то время ворон умолк и сидел тихо, глядя на поэта одним глазом. Потом шумно зевнул и встряхнулся.
Эдгар Алан По поднял на него задумчивый взгляд.
– Что? – сказал ворон. – Ну что ещё?
Поэт покачал головой.
– Ничего. Просто… ну скажи ещё раз.
– Тебе не надоело? – спросил ворон. – НИКОГДА!
По хихикнул и продолжил писать.
Ворон помолчал некоторое время.
– Не знаю как тебе, а мне надоело, – сказал он, – «Натаниэль то, Натаниэль сё, сделай, принеси, каркни». Я хочу в отпуск.
– Разве Сатана бывает в отпуске? – сказал По, отрываясь. – Ну вот. Ты меня сбил. Давай ещё раз.
– НИКОГДА!
Молчание и скрип пера ещё пять минут.
– Это потрясающе, – сказал ворон, перелетая на настенные часы и свешивая голову набок, – как вы, люди, умудряетесь писать такое.
– Ну, – сказал По, – сила воображения, талант… Божий дар.
– Который час-то? Ничего не вижу. – сказал ворон.
– Полночь. – сказал По. – Конечно не видишь, у этих часов нет стрелок.
– Но они же тикают! – сказал ворон.
– Тикают. И идут. – сказал По. – И наверное показывают время. Но стрелок у них – нет.
Ворон покачал головой из стороны в сторону.
– Вот об этом я и говорю. Это же кошмар. Ты как эти часы. Ты пишешь поэмы о своей любви к мёртвым женщинам.
– Они мой идеал. – сказал По. – Я воображаю их как идеальных любимых.
– И я о том же, – снова покачал головой Натаниэль, – ты пишешь поэмы про воображаемых мёртвых женщин. Прекрасный идеал.
– Не я один, – сказал По, бросая перо, – многие поэты посвящают свои творения женщинам, которых они любили, не зная лично. Клеопатре, к примеру.
– Клеопатра не воображаемая, – возразил Натаниэль, копаясь клювом под крылом, – но она мёртвая. Получается, что вся ваша любовь – придуманное эгоистическое чувство. Вы можете любить только того, кто не отвечает вам взаимностью, по возможности не говорит и – очень желательно, чтобы она ещё и не дышала. Ты не можешь испытать любовь, но ты с удовольствием описываешь её.
– Глупости! – воскликнул По, вскакивая и расхаживая по комнате. – Я пишу об идеальной любви, которая может длиться вечно. Которую ничто не может повредить!
– Мухи могут. – сказал Натаниэль. – И муравьи. Для вечной идеальной любви тебе нужен свинцовый гроб и много формалина.
– Неправда! – крикнул По. – Я говорю об образе, а образ бессмертен.
– Но пишешь-то ты не образу, – ответил Натаниэль, – а воображаемой мёртвой женщине. Которая воображаемо съедена воображаемыми червями на воображаемом кладбище. Знаешь, я так думаю – ты просто боишься, что настоящая и живая женщина над тобой посмеётся. Или будет тебя бить, как твоя мать.
По схватил чернильницу и кинул в него. Он не попал в Натаниэля, но разбил циферблат часов без стрелок.