«И тут неожиданно выскочившие из зарослей крапивы Скалотяпы схватили Фрёкен Снорк и уволокли её в самую тёмную чащу».
Мой четырехлетний племянник Ларс Викстрём услышав про похищение подружки Мумми-Тролля даже заплакал. Но на это никто из слушавших мою сказку не обратил внимания. Все уже давно привыкли к излишне эмоциональному другу, который мог пустить слезу по любому поводу, начиная с мертвой рыбёшки на берегу озера и заканчивая россыпью красивых белых цветов морошки.
«Винтик и Шпунтик смело бросились на спасение, но испугавшись тёмных зарослей, замешкались и потеряли из виду несчастную Фрёкен Снорк. И лишь отважный Мумми-Тролль, выхватив свой зелёный меч, устремился в страшную темноту. Но далеко ему бежать не пришлось, за очередным жгучим стволом крапивы он обнаружил плачущую подругу. Завидев Мумми-Тролля девочка поднялась на ноги и бросилась к другу. — Они украли мой золотой браслет с ноги — с плачем поведала она ему…»
— Вот гады, — громко и зло зашептала за моей спиной сестрица Анья.
Она случайно попала на первый мой рассказ про «Мумми-Дол» и «Цветочный город», и с тех пор не пропустила ни одного моего повествования. Даже больше, именно она, поинтересовалась как выглядят муммики. Я нарисовал ей на песке, а потом и на бумаге. Благо опыт рисования этих забавных бегемотиков у меня был.
Когда моя супруга скинула на меня ответственность по укладыванию спать наших мальчишек, мне пришлось сначала выдумывать различные сказки. А потом, когда фантазия кончилась и покупать книжки с ними. Первым был Незнайка и прочие коротышки, а вот вторыми, эти самые скандинавские домовые. Пацаны пытались перерисовывать с книжки своих любимых персонажей, и мне пришлось перерисовывать с ними, чтобы исправлять и направлять.
Первую и все последующие истории, придуманные мной из кусков разных произведений Николая Носова, Туве Янсон и даже Олега Роя, для своей финской команды я тщательно записывал в большую тетрадь. И даже зарисовывал основных героев. Что и подвигло мою сестричку на то, чтобы начать шить их тряпочные версии.
Первым пошитым Анью Мумми-Троллем, завладел плаксивый Ларс. И рыдал в три ручья, когда сестра пытались отобрать у него эту игрушку, пошитую для себя. Явно поняв, что с ней ему не совладать, он метнулся в дом и вернулся с монеткой в пятьдесят пенни, наверное со всеми своими сбережениями. И выкупил у своей тетки этого муммика. Анью не смогла устоять перед такой огромной для неё суммой. Следом за Ларсом этой мастерице заказали муммиков и все остальные пацаны. Уж даже и не знаю откуда они доставали деньги.
И да, именно «мумми», с двумя буквами «м». Если в Финляндии почти все с двойными буквами и удлининнениями, то пусть и мои герои будут иметь такие имена.
Коротышки из «Цветочного города» и Роевские «Джинглики» появились в моём повествовании, только из-за Снусмумрика, так как тот был человеком-коротышкой, вот и пришлось ему придумывать место жительства и друзей. На роль отрицательных героев были выбраны коварные Скалотяпы. Ну и местом их обитания были выбраны заросли крапивы. Которые мы, славное воинство, должны уничтожать.
Да-да, всё правильно. Мне нужна была мотивация для этой толпы малолеток чтобы организовать из них отряд и добиться хоть какой-нибудь дисциплины и послушания.
Первоначально поиграть в «армию» они были согласны все, но поняв что шагистика и выполнение команд дело хоть и интересное, но тем не менее скучное, стали расползаться в стороны, ссориться и даже драться. Пришлось придумывать идею. И эта идея, в виде помощи сказочным персонажам, так им понравилась, что они терпели любую муштру. Не все, правда. Тот же Ларс однажды мне заявил:
— Матти, ты настоящий директор!
— Директор? — удивился я, в финском языке не было такого слова, только — ohjaaja (руководитель). Чего это он на шведский перешёл?
— Он ошибся, — пришёл на выручку брату шестилетний Андреас. — Не директор, а диктатор. Вот. Так папа называет своего начальника, Майора Троммса. Ты точно такой же, строгий. Вот мы и решили тебя так называть.
— Пфф, — фыркнул я. — Да на здоровье! Только обращаться ко мне надо теперь — Мой Диктатор (Diktaattorini), всем понятно? — мелкие усиленно закивали, слово им явно понравилось.
— Мой Диктатор, а когда мы пойдем снова учиться плавать? — тут же применив новое обращение, влез с вопросом Ялмар Стрёмберг, тот самый, что гостил у нас в позапрошлом году, приезжая со своим отцом.
Хоть его отец и работал журналистом в Улеаборгском «Вечернем листке», но жили они в селе Мухос. И по той причине, что наше Яали ближе к городу в два раза, да к тому же, к нам ежегодно приезжают столичные политики, они и переехали в наше село, купив небольшой дом на самой окраине. И первым делом навестили нас, а Ялмар повадился ходить к нам в гости каждый день и накрепко прописался в нашей команде.
Если я раньше даже и не думал купаться в озере по причине холодного лета, то сейчас с удовольствием плескался в мелкой, а значит, хорошо прогреваемой заводи, а заодно учил свою команду плавать. В селе плавать умели единицы. А в моей команде только я и шестилетний эстонец Яков Кютт, младший сын нашего наемного работника, который работал в коптильне вместе со своим старшим сыном. А младший, покрутившись у них под ногами, вскоре примкнул к нам.
Всего в капральстве, как стал именовать нашу команду самоназначенный капрал Андреас, было семь мальчишек, включая меня. Три шестилетки — Андреас, Як и Микка, сын тётки Сусанны, младшей сестры моей матери. Трое пятилеток — я, Ялмар и мой кузен Армас. И самый младший, четырёхлетний плакса Ларс.
Первая атака на крапиву надолго запомнилась нашим городским гостям. Где им, там в городе, иметь дело с этой травой? Вот они и не имели, и ничего про неё не знали. И с дикими криками «хурраа» вломились в её заросли, чтобы через несколько мгновений выскочить обратно, обожженные этой травой. Ой, как мы хохотали с них, даже по земле катались от смеха.
Я и сам долго мучился и думал как с ней воевать. В итоге составил целую инструкцию, по которой рубятся сначала верхушки, затем середина, а потом уже самый низ. После чего мы порубленное связывали веревками и волокли к коптильне. Крапива активно использовалась отцом и дедом для засолки рыбы и для обкладывания свежей. А взамен, за принесённую крапиву, нас кормили вкуснейшей рыбой и ухой. Отчего мы никогда не отказывались.
……
— Ну и как вам отдых, господа? — Ээро Эркко подошёл к Карлу Маннергейму и Леопольду Мехелину, устроившимся в круглой беседке-курилке. — Не пожалели, что приехали в эту глушь?
— Что ты, Ээро! Это просто чудесно! — воскликнул граф и эмоционально взмахнул рукой так, что зажатая между его пальцев сигарилла чуть не обрела свободу. — Это вы там политические копья ломали, а мне нужна была только отличная рыбалка. Вот скажи, почему тут почти нет комаров? Здесь, на лавочках, на причалах? Что за секрет?
— Здесь вы и сами прекрасно справляетесь, — указал лидер младофинов на густое облако дыма, которое выдохнул граф. — А в остальных местах местные мажут специальной мазью, которая комаров и отпугивает.
— Ээро, друг мой! А достань мне этого чудесного эликсира. А то в наших южных лесах комары куда пострашнее, а я, как ты знаешь, люблю рыбалку.
— Я узнаю, как это устроить, граф, — пообещал журналист. — Леопольд, а вы-то что такой грустный? Позавчера вроде были живее всех живых, когда критиковали пассивность нашего нового генерал-губернатора.
— Вернулись мои инженеры, обследовавшие Оулу, Кииминки и Иййоки. Все реки подходят под строительство станций. На Оулу можно вообще каскад из двенадцати станций поставить, были бы деньги. Но кому здесь нужна электроэнергия? Все местные заводы имеют свои паровые станции. Бесперспективно. Надо сначала в Таммерфорсе построить. Да и надо сначала закон о реках принять, который наши сенаторы в Санкт-Петербурге никак не могут утвердить у царя. А генерал Гончаров точно этим заниматься не будет. Чует моё сердце, что скоро его сменят на кого-то другого. И как бы нам от этой смены не стало ещё хуже.
— Лео, дружище, что ты говоришь! Кто этого мухомора из его любимой Свеаборгской крепости выгонит? — граф Маннергейм раздавил в сердцах очередную, не прикуренную сигариллу и с отвращением выкинул её в объёмную пепельницу, сделанную из листового железа.
— Его не выгонят, Карл. Его оставят комендантом, а нам пришлют нового генерал-губернатора. О! Господа, к нам спешит местный малолетний литератор. Ээро, наверное к тебе.
……
В конце августа случилось страшное. Моя матушка, без моего ведома, отдала тетрадь с моими сказками Ээро Эркко. И не только тетрадь, но даже всех четырёх муммиков, пошитых мне сестричкой в благодарность за то, что она заработала больше трех марок на своих поделках.
Как раз произвёл всех своих малолетних друзей в рыцари ордена «Зеленого меча» — за два месяца сражений с крапивой древесина так пропиталась травяным соком, что стала зеленого цвета. Это и натолкнуло меня на мысль о создании некой организации с рукописной клятвой и отпечатками пальцев под ней всех будущих рыцарей. Все равно скоро нам бы пришлось расстаться с нашими городскими друзьями, а мне идти в школу. Правда не самому, кое-кто из моих рыцарей, собирался составить мне компанию.
Сначала пацаны хотели оставить кровавые отпечатки, проколов пальцы иголкой. Но я сумел их отговорить от этой затеи, мотивируя тем, что это не тайное общество. Вот когда мы подрастём и создадим его, вот тогда сразу кровью и распишемся. А пока, просто чернила. И нет, это я не из-за боязни подхватить какую-нибудь болячку. Мы и так все в порезах, царапинах, цыпках и разбитых коленках. Хотело бы что-нибудь к нам прицепиться, так уже прицепилось бы.
Прибежал домой чтобы занести в тетрадь очередной отрывок, рассказанный моему воинству, а её, тетради, и нет. Пока помнил сюжет, быстро накидал его на отдельном листе и отправился на поиски пропажи. Вариант всё равно был один, эту тетрадь время от времени брала на почитать маман. Вот к ней и направился.
— Ма! Ты не брала мою сказочную тетрадь? Мне надо кой-чего туда записать, — отвлёк я её от разборки мясорубки.
И с удивлением уставился на знакомые обводы агрегата. Совсем как моя старая, советская. И даже шнек, нож и решётка точно такие же. Только на корпусе мясорубки отлито название — «HUSQVARNA№ 8». Вот же блин-блинский! А у меня были планы на «изобретение» самой лучшей советской мясорубки.
Странно, почему я её раньше у нас не видел? Или видел, но не фиксировал внимание? Наверное так. Просто было не до изобретательства, а потом и не вспомнил что видел.
Бац! Прилетел мне подзатыльник от матушки.
— Ой! Ма! За что?
— Матти! Ты где витаешь? Я тебе рассказываю, рассказываю, а ты, по-моему, меня и не слышишь. Что с тобой?
— Красивая мясорубка, мама. Откуда она у нас?
— Красивая? — недоуменно спросила она и перевела взгляд на агрегат. — Какой-то ты странный сегодня. Отец твой её купил. За два месяца до твоего рождения. А что?
— Да не. Я так, — и потупил взор, поняв что нёс чушь.
Надо же, она даже старше меня, а я её изобретать собрался. Ой! Тетрадь!
— Ма. А тетрадь?
— Ты часом не заболел? — мама потрогала мой лоб рукой, наверное в поисках повышенной температуры. — Я же тебе уже сказала, что отдала почитать твою тетрадь Ээро Эркко.
— И муммиков моих отдала?
— А тебе, что? Жалко их для дяди Ээро? Попроси Анью, она еще тебе пошьёт. И умойся! Выглядишь как поросёнок.
Поняв, что ничего путного я от матушки не добьюсь, развернулся и рванул в кемпинг на поиски своего литературного агента. А перед этим, действительно, умылся с мылом. Негоже перед городскими господами выглядеть неряхой.
В этом году приехало их чуть ли не в два раза больше. Хорошо, что дядя Ээро прислал телеграмму с предупреждением о количестве гостей, и мы успели подготовиться. Вместе с верхушкой Финской партии приехали еще и представители Либеральной партии. Их руководитель, Леопольд Мехелин, даже подарил мне десять золотых марок за выступление перед ними, когда я читал все свои стихи.
Приехал вместе с ними и один из Маннергеймов. Граф Карл Роберт Маннергейм, как представил нам с отцом этого мужика дядя Ээро. Его Сиятельство был уже в годах и никак не тянул на того Маннергейма, который был маршалом и президентом Финляндии. Того звали Карл Густав. Может, родственник или даже отец. Хотя, нет. Тот Маннергейм был бароном, а этот — граф. Как сын графа, может стать бароном? Да и хрен с ними, потом как-нибудь разберусь.
В своё время, сразу после открытия скандальной памятной доски Маннергейму в Санкт-Петербурге, я очень даже хорошо ознакомился со статьями в википедии про финскую гражданскую войну. И чем ближе будет время к ней, тем более знакомыми для меня будут события. Если я, конечно, как-то ненароком не поломаю ход истории.
— Перкеле! Перкеле! Перкеле! — чертыхался я, прочёсывая территорию нашего кемпинга в поисках неуловимого журналиста. — Здравствуйте. Здравствуйте. Здравствуйте. — Не забывал здороваться с остальными нашими гостями, время от времени попадавшимися мне по пути.
О! А вот и он. Правда, в компании с херра Мехелином и тем самым графом, который то ли родственник, то ли нет.
— Здравствуйте, — поздоровался я сразу со всеми, не заморачиваясь с титулованием аристократа.
— Что-то случилось, Матти? — видимо поняв по-своему явление моей запыхавшейся тушки, спросил лидер младофиннов.
— Нет, дядя Ээро. Вам мама отдала мою тетрадь с сказками. Но я ещё их не дописал. Не могли бы вы вернуть мне её.
— Я бы с удовольствием, малыш. Но я уже телеграммой забронировал под них место в газете с сентября. А что такое? Хорошие истории получились. Я всего несколько прочитал, но мне очень понравились.
— Ну, это, — совсем он меня в краску вогнал, не собирался я отдавать те истории никому. — Я же, когда их сочиняю, всегда сверяюсь с предыдущими историями, у меня там и список муммиков и коротышек.
— Матти. Давай так. Я приеду в Гельсингфорс и отдам твои тексты на перепечатку, а потом сразу отправлю тетрадь тебе бандеролью. Устраивает?
— Угу, хорошо, — совсем не весело пробурчал я. Получалось, что я своими сказяфками угробил будущие и главные произведения Носова, Роя и Янссон. Одно дело, если бы я их скопировал полностью, но я просто спёр главных героев, часть сюжета и слепил в какой-то непотребный ужас. И теперь честно не понимал за что меня хвалят.
Про мягкие игрушки я решил вообще не заикаться. Что я, действительно, как маленький буду себя вести, выпрашивая вернуть муммиков. Пошьёт мне ещё Анью, благо у меня есть что предложить ей взамен.
— Я знаю литературный нюх Ээро, мальчик, — решил, видимо, меня подбодрить неправильно понявший причину моего расстройства совладелец Нокии. — Если он говорит, что твои рассказы это очень хорошая вещь, то поверь мне, это действительно так.
— Спасибо, херра Мехелин, — поблагодарил его. — Вы нашли где будете строить электростанцию? — решил я сменить тему. Помня, как он рассказывал нам с отцом про будущее гидроэнергетики, я не удивлюсь, что станцию уже начали строить.
— Увы, Матти. Не будет пока у вас гидростанции. Не нужно в вашей губернии столько электричества. А в Улеаборге и тепловые станции справляются. Одно плохо, не дал Господь нашей Финляндии угля, а дровами накладно получается. Мало лесов у нас, да и законы не позволяют много рубить.
— А торф? — спросил я и прикусил язык, вдруг торфом здесь ещё не топят.
— Торф? Точно! Торф! Ааа!!! Эврика, господа! — заорал он дурным голосом и попытался куда-то бежать, но споткнувшись о ноги графа завалился на перепугавшегося дядю Ээро.
Кое-как выбравшись из беседки, он схватил меня и закружил по поляне, продолжая орать свою «Эврику». Наконец, этот ненормальный закончил изображать из себя карусель, но не отпустил меня, а наоборот, поднял на руках на уровень своих глаз и сказал:
— Ты гений, малыш! Пойдёшь ко мне экспертом, когда вырастишь?
— Ик, — на меня напала икота после пережитого ужаса, но я уже сообразил, что вращали меня явно от радости, из-за моего сообщения о торфе. — Ик, дожить надо сначала, — ответил я сияющему взором, главному либералу Финляндии. И ещё раз икнул.
Вот зарекался же недавно не заикаться — не дали. Мои мысли — мои скакуны. Ей Богу. Надо отсюда тикать.
— И что это было? — удивленно спросил у Ээро Эркко граф Маннергейм.
— Видимо так работает гениальность, — задумчиво ответил ему мужчина.
— Это как же? — ещё сильнее удивился граф.
— Ну. Вы же знаете, что Леопольд у нас помешан на электростанциях. И постоянно убивался о том что у нас нет горючих полезных ископаемых.
— Как нет? Я про торф знал и до этого случая, — граф так разволновался, что прикурил очередную сигариллу от первой, не потушенной, чего никогда до этого себе не позволял. — И даже, живя в Париже, ездил на одну подобную.
— Так и я об этом знал, — согласился с ним Ээро Эркко. — Но почему Мехелину об этом, сказал пятилетний мальчишка, а не мы? — И видя, что графу нечего ответить, продолжил. — Вот я и предположил, что именно так и работает гениальность. Есть у тебя проблема — обратись к гению, и он её решит. Есть у вас проблема, граф?
— А вы знаете, мой друг, есть. Но у меня есть парочка инженеров, которые и решают её сейчас. Вот если не получится, тогда и попробуем испытать ваше предположение. Меня другое занимает: почему они в разные стороны побежали?
— Вы про мальчика и Лео? Ну, мальчишка просто перепугался, он не ждал такого проявления чувств от взрослого. Даже заикался от страха по-моему. А Леопольд побежал в поисках своих помощников. Ну, или за шампанским.
— Про шампанское, мне больше понравилось, — ухмыльнулся граф и окутался очередным табачным облаком. — Вы, Ээро, главное, не забудьте спросить про тот противокомариный элексир.