— Ну, что же, господа. Мы сделали это, — Франц-Альберт Александрович Зейн, директор канцелярии финляндского генерал-губернатора обвёл всех присутствовавших на этом собрании своим уставшим взглядом. — Прежде чем сенат соберётся для создания отчёта для сословного сейма, я хотел бы получить от каждого из вас краткую выжимку сделанного и выслушать ваши идеи и предложения. Прошу вас, Георгий Эдуардович, — обратился директор к начальнику финляндских вооружённых сил, а заодно и главе военного департамента, барону Рамзаю.
— Гхгм, — прочистил тот горло и, поднявшись на ноги, раскланялся с присутствующими, сверкая в ярком электрическом свете своей лысиной и наградами. — Господин директор, господа сенаторы. Вчера мы, наконец, закончили отправку наших войск к новому месту службы. Семь стрелковых батальонов, добровольческий батальон и драгунский полк. Всего, десять тысяч восемьсот два штыка и сабель. Кавалерия отбыла по железной дороге, а пехота и приданные ей тыловые части, артиллерия и пулемётные команды, отправлены на судах нашего балтийского пароходства. Сформированный из преподавателей и студентов университета добровольческий госпиталь отплыл на судах господина Фритьофа Нансена, который милостиво дал на это своё добро.
— Георгий Эдуардович, а сколько пулемётов поступило в войска? — задал вопрос со своего места Леопольд Мехелин. — Вы, помнится, жаловались, что было бы больше, если бы их покупками занимался ваш департамент, а не благотворительные фонды.
— Я и сейчас придерживаюсь точно такого же мнения. Когда наш экономический департамент сумел взять потоки добровольных пожертвований в свои руки, было уже слишком поздно, — генерал Рамзай кинул недовольный взгляд на сенатора Константина Карловича Линдера.
— Побойтесь бога! — взвился со своего места егермейстер императорского двора барон Линдер. — Мы сумели собрать столько пожертвований, что их полностью хватило на переобмундирование и экипировку всех войск. А если оставшиеся средства экономно тратить, то их хватит ещё года на три-четыре содержания Китайской особой бригады.
— А разносортицу патронов к пулемётам я чем буду восполнять? — ехидно поинтересовался барон Рамзай.
— А что? Там всё настолько плохо? — удивился директор канцелярии.
— Наши патриоты покупали не то, что лучше, а то, что дешевле. И у нас в войсках образовался целый зоопарк разных систем. Шестьдесят девять пулемётов. Очень много американских «Кольтов» под разные патроны. Есть лафетные «Хайрем-Максим» под швейцарские и австрийские патроны. Несколько ружей-пулемётов «Мадсен» под германский пехотный патрон. Ну, и французские «Гочкиссы» с лебелевским патроном. И если под американцев мы можем патроны закупить в Норвегии, а для ружей-пулемётов в германском Циндао, то для остальных систем я даже не знаю что придумать. Зато радует то, что в пехотных частях русской императорской армии всего сорок пулемётов.
— Здесь не радоваться надо, а переживать. Как бы по прибытию в Китай местные военные власти не попробовали у нас их отобрать, — поделился своими опасениями Мехелин.
— Для этого мы и отозвали из отставки Фёдора Оскаровича Шаумана, назначив его на должность командира бригады. С его административным опытом он справится с любой возникшей проблемой, — попытался развеять сомнения столичного градоначальника барон Рамзай.
— А с военными проблемами? Мне помнится, что он стал генералом, будучи чиновником для докладов при вашем департаменте, — ехидно, со своего места, спросил барон Линдер.
— А с военными проблемами справится генерал от инфантерии барон Николай Каульбарс. Да вы же и так это знаете. Все назначения проходили через сенат. Или вы это специально, Константин Карлович? Злитесь, что вашего протеже Оскара Шаумана не назначили начальником штаба? И так в войсках слишком много Шауманов окопалось!
— Тогда почему вы не согласились на перевод в драгунский полк Маннергейма-младшего?
— Дра ат хельвете, этот жопошник! Мне эта девочка в войсках не нужна!
— Господа, господа, успокойтесь, — призвал к порядку и не дал разгореться ссоре Франц-Альберт Александрович Зейн. — Барон, вы лучше объясните что за судно отправилось отдельно от всего остального каравана, — обратился Зейн к Рамзаю.
— На этом судне мною были отправлены мелинитовые бомбы к нашим шестидюймовым мортирам. Если они по пути взорвутся, то хотя бы не угробят моих солдат.
— Отдельно судно для нескольких снарядов? — удивился молчавший до сих пор Выборгский губернатор и сенатор Стен-Карл Тудер.
— Если бы их было несколько, Стен, — по-панибратски ответил ему начальник финляндских войск. — За последние несколько лет со всей империи в наш арсенал на хранение передавали эти снаряды. Семьдесят семь тысяч снарядов! Каждый начинен двенадцатью фунтами этого дьявольского мелинита! И это, практически, в центре города! Вот я всех их и отправил отдельным судном, за средства моего департамента. А снарядный арсенал закрыл на ремонт, чтобы не везли нам больше этого дерьма.
После слов генерала Рамзая на некоторое время в малом зале сената наступило молчанье. Начальник войск вытирал платком пот с лысины и недобро косился на сенатора Линдера. Остальные присутствовавшие что-то записывал или, добравшись до графинов с водой, утоляли жажду.
— Господа, — после затянувшегося молчания обратился к присутствующим градоначальник Гельсингфорса. — Нам надо как-то отметить наиболее отличившихся меценатов. Да, и, наверное, пришло время подумать о введении своих собственных наград.
— Отметим, — отозвался Зейн. — Я уже подготовил список на высочайшее утверждение. Часть меценатов наградят золотой медалью «За Усердие», а часть — серебряной. И можете не волноваться господин Мехелин, вашему юному протеже из Северной Остроботнии будет не только эта золотая медаль, но также и особая награда от генерал-губернатора. Николай Иванович Бобриков очень доволен тем, что благодаря своевременной инициативе одного юного гения, который пожелал помочь военным, удалось отправить и большинство наших смутьянов в Китай в составе добровольческого батальона.
— Хорошая идея, Леопольд Генрихович, — пророкотал со своего места барон Рамзай. — Давно уже пора ввести хоть пару своих медалей и орденов. Негоже зависеть от императорского военного министерства. Наши солдаты, нам их и награждать.
— Да. Вы правы, господа. Надо будет подумать на эту тему, — согласился с сенаторами директор департамента генерал-губернатора.
……
Я сидел в свой комнате за своим столом и тупо рассматривал ряды золотистых патронов 7.65×25 купленных мной в прошлом году в Гельсингфорсе. Вот зачем я их купил? Что я с ними буду делать? Растачивать под них ствол? Так я не умею! Использовать в качестве ствола водопроводную трубу? Так их сейчас из такого говённого железа делают, что разорвет при первом же выстреле. Уподобился ворону и потащил себе в гнездо всё, что блестит? Скорее всего.
После сделанной мне противооспенной прививки меня немного знобило и колбасило. Даже знакомое тепло пристроившегося где-то рядом Хиири не особо помогало. Ну, я очень надеюсь, что это временно. У нас на хуторе всех привили и только я с Микки немного приболели. Остальным-то легче, у них это уже не первая прививка. Оказывается, в это время прививают от оспы через каждые десять лет. И это у нас в княжестве, а в остальной империи — итого чаще, через каждые семь лет. Зачем? Спрашивал, сказали — так надо.
Перед прививкой наш пастор сделал объявление на службе в церкви: мол, явка строго обязательна. В селе прививки делали наши врачи, а хутора и посёлки объезжали старый и ветхий даже на вид доктор и с ним две фельдшерицы из города.
Ещё одной странностью этой вакцинации было то, что делали её не на предплечье, а на спину, под лопатку. Одна женщина делала разрез ланцетом, с виду напоминавшим мой пукко, а затем брала стеклянную трубочку, макала её в баночку с чем-то и тыкала в разрез. А другая, после всех этих разрезов и тыканий, прижимала к ранке чистую ветошь и с минуту так держала, не отпуская. Прям шаманство какое-то. Хорошо ещё ланцет в спирт макали и протирали. А дедушка-врач в сторонке сидел и то ли контролировал этот процесс со стороны, то ли дремал с открытыми глазами, фиг поймёшь.
Причём, местом вакцинации жителей хутора выбрали именно наш дом. И не просто так. Медикам был очень интересен я. Они даже привезли с собой несколько томиков моих книг и попросили оставить на них автограф. А уже после вакцинации долго болтали с матушкой и бабулями за чаепитием. Мне тоже пришлось сидеть за столом и отвечать на разные глупые вопросы. Еле-еле дотерпел пока они распрощаются и уедут вакцинировать жителей Кирпичного посёлка.
А на следующее утро у меня и у кузена поднялась температура, и я был принудительно оставлен дома. Бабули сварили мне какое-то горькое травяное пойло и заставляли пить его горячим каждый час. Ну, им виднее. Раз поят, значит знают как бороться с последствиями вакцинации. Опыт поколений.
Вот я сейчас и сидел за столом с расставленными патронами, и мелкими глотками вливал в себя этот отвар. Не знаю как он боролся с температурой, но то, что он был жутко мочегонным, это я уже понял. По идее, я сейчас должен был быть со своими пионерами в центре села на открытии парка и танцевального павильона. У бати подошло время перевыборов в главы кунты, и он старался как-то отличиться перед односельчанами-изберателями.
Хотя ему волноваться на этот счёт даже не нужно было. Хватило слов священника о том, что он поддерживает Матти Хухта и будет голосовать за него. Тем более, что и противник у него был так себе. Юрьи Каавен был неплохим человеком, хорошим семьянином и отличным предпринимателем, сумевшим за несколько лет стать чуть ли не монополистом колёсной торговли в нашем уезде. Но он был пришлым. Лет семь назад переехавшим к нам из Тавастгусской губернии. А кто же выберет пришлого, когда есть свой кандидат?
Но отец решил всё же «дуть на воду», и устроил несколько предвыборных акций. За свой счёт разбил парк на месте пустыря, что был между храмом и сельской управой. И поставил танцевальный павильон, для которого даже прикупил патефон. По деньгам обе акции оказались не особо разорительными. Кирпич на дорожки, древесина на лавочки и павильон, и саженцы для парка, всё это было и так в наличии у нашего клана.
Я и мои пионеры должны были сегодня начать сажать пионерскую берёзовую аллею. И вот — я не с ними. Хотя, ещё неизвестно как на них подействовала вакцинанция. Надеюсь, мой мастер-пионер Ялмар Стрёмберг справится и без меня.
В нашем отряде уже было два мастера-пионера. Так как желающих присоединится к нам и вступить в пионеры среди сельских мальчишек было очень много, то пришлось организовать второе звено нашего первого отряда. Специально для новичков. А над ними поставить Тойво Сайпанена, сына сельского кузнеца. И вот теперь они там, а я здесь. Сижу, хандрю и глотаю горькое пойло. Свободу мне, свободу!
Свободу? Ура! Точно! «Освободитель» (Liberator)! Однозарядный штампованный пистолет, которые будет клепать, как пирожки, США во вторую мировую войну. С ужасно малым сроком жизни — всего на пять, десять выстрелов. И с дальностью прицельной стрельбы — на два-три метра.
Надо только найти старый ствол под патроны 7.65 миллиметра. Подойдёт как пистолетный, так и винтовочный. А принцип заряжания, стрельбы и экстракции гильзы оставим как на американском «Освободителе». Будет однозарядный пистолет. Вот если сумею справится с созданием такого простого чуда, то, отталкиваясь от этого проекта, можно будет замахиваться и на что-то более сложное.
Потратив на запись и рисование предполагаемого мной пистолета около часа, я отложил дневник со своими хотелками в сторону и взялся за написание ответов на письма. Поток посланий ничуть не ослабевал. Я надеялся, что интерес к моей персоне немного ослабнет из-за приезда и заявлений знаменитого норвежского путешественника Фритьофа Нансена.
Он заявил, что ему надоело ждать пока шведская королевская академия наук найдёт средства для создания «Международного совета по изучению моря», и он намерен присоединиться к финляндскому военному конвою чтобы начать изучение южных морей. Его заявление вызвало массу откликов от учёных из Санкт-Петербурга, Кристиании и Стокгольма. В Швеции внезапно вспомнили, что страна когда-то тоже имела колонии, и населяли их практически одни финны. Что вызвало только волну взаимных дипломатических выпадов между королевством и империей. Но даже эта шумиха не смогла ослабить интереса ко мне.
……
— Матти! Матти! — донеслись до меня откуда-то сзади крики, если судить по голосу, то Микки, моего кузена и самоназначенного адъютанта.
А следом за криками появился и сам мальчишка, ехавший охлюпкой верхом на Альфе, громадном рыжем клеппере. Это что же дома должно было такого произойти, чтобы мелкий прискакал, забыв про седло?
— Матти! — проорал опять мой двоюродный брат таким запыхавшимся голосом, что складывалось впечатление, что будто это не он на Альфе приехал, а наоборот. — Там! Дед Кауко вернулся! С Ээро Экко! И с каким-то военным! Тебя требуют! Срочно! Садись, отвезу.
— Тьфу ты, пропасть! — я с сожалением отдал Стрёмбергу пистолет, на который угробил кучу времени, сил и средств. Назвал его «Пионер-1», хотя это была всего лишь разновидность того самого «Освободителя». И строго наказал Ялмару. — Держи, ещё одну пачку патронов расстреляете, затем пистолет почистите и мне принесёте, если я к этому времени и сам не освобожусь. Только правила соблюдай. Ясно?
— Так точно, мой диктатор! — вытянулся по стойке смирно мой помощник и отсалютовал правой рукой.
Мальчишка явно не ожидал, что им привалит такое счастье — без контроля с моей стороны пострелять по мишеням.
Пистолет у меня получился весьма неплохой. А всё благодаря стволу от разбитой винтовки, который я смог купить в городском оружейном магазине. Распилил его на три части и довольно легко собрал этот самострел. К моему удивлению, прицельная дальность держалась на уровне до десяти метров. А пристреляв его, я легко попадал с пяти-шести метров в центр самодельной мишени.
Моим пионерам тоже понравилось стрелять из «почти настоящего» пистолета. Даже возникла идея включить этот вид стрельбы в наши соревнования и создать очередную нашивку на форму. Я был только рад, но опасался, что долго пистолет не проживёт. После каждых стрельб осматривал и ствол, и патронник в который ствол и был вкручен. На всякий случай составил список правил как можно и как нельзя стрелять из этого пистолета, и заставил всех своих мальчишек вызубрить их наизусть. Вот сейчас и проверю, как они их будут соблюдать.
— И чего его принесло? — поинтересовался я у Микки. — Ведь обещал, что уезжает до сентября! — в ответ кузен только плечами пожал и протянул руку, явно собираясь помочь вскарабкаться на этого мамонта, которого по недоразумению считают конём. — Не, Микка, я бегом. Так быстрее получится, — и не дожидаясь его возмущённых воплей побежал в сторону нашего хутора.
Отказывался я от передвижения на Альфе не просто так. Этот монстр признавал в качестве хозяина только отца Микки, дядю Юниса. А его сына и всех остальных возил только шагом. Хоть у него и четыре ноги, и широкий шаг, но я всё равно добегу быстрее. Некстати вспомнился мультфильм «Ишь ты, Масленица!» и фраза из него «пока твой конь четырьмя ногами: раз, два, три, четыре, мальчишка на двух ногах: раз-два, раз-два», я засмеялся, потерял контроль за тропой и споткнулся. Только чудом не грохнулся на землю и, разозлившись сам на себя и заочно на деда, припустил ещё быстрее.
Мог и не спешить. Приезжие дули чай и кофе и заедали напитки блинами. На моё появление, эта троица отреагировала по разному.
— Ага! Припылил. А вот и наша знаменитость, — пробурчал в ответ на моё вежливое приветствие чем-то уже недовольный дед.
— Здравствуй, Матти! — поздоровался Ээро Эркко со мной за руку, не забыв предварительно вытереть её полотенцем.
— О! Здравствуйте! — подскочил из-за стола долговязый младший лейтенант (Aliluutnantti) в повседневной синей форме финских стрелков. — Я так рад вас видеть!
— Это Аймо Кахма, — перебил офицера глава аграриев. — Мой троюродный племянник и командир взвода в Санкт-Михельском стрелковом батальоне. Именно ему я и передал пулемёт который был куплен и на твои деньги в том числе. Вот, приехал лично засвидетельствовать свою благодарность.
Благодарность мне была выражена не только в рукопожатии и на словах, но и подкреплена двумя томами Редьярда Киплинга «Книга джунглей» на английском языке. В процессе общения я внезапно узнал, что стал совладельцем швейно-текстильной фабрики в Гельсингфорсе. Обращаясь в своём письме к Ээро Эркко по поводу заметности головных уборов наших стрелков, я и думать не мог к чему это приведёт. А привело это к открытому конкурсу на новый убор, который неожиданно даже для него самого выиграл Ээро Эркко. Он не придумал ничего лучше, чем отнести в конкурсную комиссию ушастое кепи, которое потихоньку шила наша хуторская швейная артель, и парочку которых он прихватил в прошлом году с собой на память.
А согласно условиям конкурса, кто победил, с тем и заключался договор на поставку в войска двадцати тысяч головных уборов четырёх разных размеров. А тут как раз в столицу и дед мой приехал. Вот они и спелись. За мои рубли с моего счёта приобрели обанкротившуюся фабрику, которая сама и ткань ткала и из этой ткани шила всякое и разнообразное.
Дед приехал не просто так, что бы сообщить мне эту «приятную» новость, сколько для того, чтобы повидать моего отца и получить от него подписи в уставных документах. Ибо моим душеприказчиком был и ещё долгое время будет, мой папахен. А господин председатель финляндской аграрной партии приехал не только как сопровождающий своего племянника, но и как проситель.
— Матти, я помню, что ты для своих пионеров написал неплохую песню. В столице на следующей неделе стартует конкурс на новую строевую песню для Китайской бригады. А то старый марш «Дорогая Родина» уже малость устарел. Не хочешь поучаствовать?
— Эээ, — я почесал в затылке, не поняв чем народ не устраивает красивый старый марш. — Дядя Ээро, у меня уже есть новая строевая песня для моих пионеров. Только не знаю, подойдёт ли она для конкурса? Я могу собрать своих ребят, и мы споём, а вы оцените.
На что и получил полное одобрение.
Выскочил на своё крыльцо и со всей дури дунул в свисток. Это я так Микки вызываю. От громкого и резкого свистка свалилась кошка с угла крыши нашего дома и, приземлившись на все четыре лапы, укоризненно на меня посмотрела. Через минуту свистнул снова. Если мой кузен и сейчас не появится, то придется самому бежать на стрельбище, в надежде, что мои пацаны ещё там. Но нет, прибежал. И радостным весёлым мячиком заскакал вокруг меня, маяча свежим фингалом под глазом.
— Не понял! Кто это тебе глаз подбил? — удивился я. — Полчаса назад ничего же не было.
— А! Батя случайной залепил. Ты чего звал? Случилось чего? Мы сегодня плавать пойдём? Или второй пистолет собирать будем? А ты мне дашь самому резьбу нарезать? А чего дед приехал? — засыпал он меня вопросами и, забравшись на нижнюю ветку росшей рядом с домом березы, повис на ногах вниз головой, радостно мне улыбаясь.
— И это я бесёнок? — спросил я у вышедшего на крыльцо деда и указал на чумазого Микки с подбитым глазом.
— Деда, здравствуй! — проорало это чудо, так и оставшись висеть вниз головой. — А ты мне что-нибудь привёз?
— Привёз. На, — и дед Кауко, выудив из кармана сосательную конфету в цветной бумажной обёртке, протянул её Микке. — Кто это тебе глаз подбил? Твой диктатор? — и он мотнул головой в мою сторону.
— Не. Шпашибо, — прошмакал мелкий нахал, засунув конфету за щеку, а фантик бережно спрятав в карман. — Это отец.
— Юнис? — поразился дед, как и я до этого. Только я смолчал, а дед — нет. — Это что же ты, чумазая бестолочь, натворил?
Микка, явно почувствовав что разговор с дедом заходит куда-то не туда, спрыгнул с дерева и, переместив конфету из рта в фантик, попытался подробно рассказать что случилось.
— Я ничего творил. Я отцу помогал жерди крепить в сарае. У него рука сорвалась, и он мне заехал. Вот, — и переключив внимание на меня, спросил. — Так чего ты свистел?
— На стрельбище сгоняй. Пусть наши все сюда придут. Ээро Эркко хочет новую строевую песню послушать.
— Ага, тьфу, всегда готов, — и он, отсалютовав, с пробуксовкой рванул в сторону леса.
— Опять патроны переводите? — недовольно пробурчал дед. — И на кого ты свою винтовку там оставил?
— Не, деда. Винтовка дома. Я пистолет сделал. Из него и стреляем. Сейчас принесут. Я Стрёмберга там за старшего оставил.
— Пистолет? Ну-ну, посмотрим, — и развернувшись скрылся в доме, так и не подумав предложить мне конфету, как Микке.
Через час небольшой строй моих оболтусов застыл двумя шеренгами перед нашим домом, возле крыльца которого столпились все наши гости, дед, бабушки и сестра с мамой.
— Командуй, Ялмар, — приказал я своему мастеру-пионеру Стрёмбергу, а сам тоже встал в строй к другим ребятам.
— Звено! Равняйся! Смирно! На месте — шагом марш! Песню! Запевай!
Остался дом за дымкою лесною,
не скоро я к нему вернусь обратно.
Ты только будь, пожалуйста, со мною.
приятель правда, приятель правда!
Я все смогу, я клятвы не нарушу,
своим дыханьем землю обогрею.
Ты только прикажи — и я не струшу,
приятель время, приятель время!
Я снова поднимаюсь по тревоге.
И снова бой, такой, что пулям тесно!
Ты только не взорвись на полдороге,
приятель сердце, приятель сердце!
В большом дыму и полночи, и полдни.
А я хочу от дыма их избавить.
ты только все, пожалуйста, запомни,
приятель память, приятель память.
— Звено! Стой, раз-два! — скомандовал Ялмар, и мы замерли в строю, напряженно смотря на взрослых.
Первой начала хлопать мама, а за ней аплодисменты подхватили сестра, бабули, дед и наши гости.
— Хорошая песня! — эмоционально признался Ээро Эркко. — Но давайте её ещё раз споём. Вместе. Аймо, иди сюда, — Позвал журналист своего племянника-военного и вместе с ним пристроился к нашему строю. — Командуйте, Стромберг. — обратился он к моему помощнику, немного переврав его фамилию.
И сразу после совместного повторного исполнения Ээро Эркко развернувшись ко мне и, присев на корточки, спросил:
— Мой диктатор, вы отдадите эту песню нашим военным?
На что я пожал плечами и в свою очередь поинтересовался:
— Дядя Ээро, а как? Мы все поедем в Санкт-Михель или в Гельсингфорс? Ведь что солдаты будут петь, если не слышали как? Или вы их к нам привезёте?
— Я думаю, что легче солдат сюда привезти, чем отлавливать твою банду по поезду и возвращать железнодорожникам то, что они открутили в вагонах на память, — столпившиеся вокруг нас мои пионеры подтверждающе захихикали. — Так что готовьтесь. Весь взвод с нашим лейтенантом не отпустят, но пару капральств мы привезём. Молодцы, ребята! — выпрямившись, он поблагодарил моих архаровцев.
А вечером у меня состоялся разговор с дедом. Мы с ним отошли недалеко от дома с моим пистолетом, и дед вволю из него пострелял.
— Точно сам сделал? — и дождавшись моего кивка, продолжил. — Интересное оружие получилось. Как думаешь? Его надо патентовать? Ну, эту, приныпальную, тьфу, приниципальную, перкеле, да как же её?
— Принципиальную схему?
— Да, точно! Напридумывают слов, а потом мучайся.
— Запатентуй, только на меня, — поддел я его.
— Гхм, ты прости меня, Матти, бес попутал. Держи, — он отдал мне пистолет и, дойдя до ближайшего пенька, кряхтя присел. — Я что у тебя спросить хотел. Мы вот эту швейную фабрику купили. Сейчас кепки военным пошьём, а что дальше шить? У тебя случайно идей никаких нет?
— Полотенца шейте…
— Пфф. Да кому они нужны? Я думал ты что-нибудь… — и осёкся, уловив мой укоризненный взгляд. — Опять перебил? Не дал договорить? Ну, извини, продолжай.
— Полотенца с вышивкой. Дорогому деду, любимой маме, отцу, брату или сестре. С Новым годом, с Рождеством, с Пасхой. На юбилей с вышивкой цифр — сколько лет. С различными пожеланиями: доброго пара, здоровья, удачи, любви и прочее, — дед Кауко, сначала выслушал, покивал, а затем заставил повторить, подробно всё записав.
— Ещё, что-то есть? Из придумок?
— Деда, а дай пятьсот марок.
— Кхм, — подавился тот он моего неожиданной наглости. — А тебе зачем столько?
— Что бы было. А то я иду к отцу просить, а он к тебе отсылает, так как мои деньги ты контролируешь. А тебя нет. А мне надо, чтобы ещё что-нибудь придумать.
— Ну, если на придумки, то на, держи, — как-то легко согласился родственник и, достав кожаное портмоне, отсчитал мне пять красненьких купюр достоинством сто марок. — Но к моему приезду придумай ещё что-нибудь. Ясно?
Пришлось кивнуть, соглашаясь. Уж это я смогу.