— Нет, ничего, все спокойно.
— Обиделся?
— Может и обиделся, но виду не показал. Мы с ним друзьями расстались. В гости звал, Фирдусси в подлиннике читать. Культурнейший человек.
Сели мы за стол и вспомнили, что Новый год наступил. Чокнулись.
Савельич тост произнес в честь жениха и невесты. Нина нас всех очаровала. Даже Галданов топал около нее эдаким рождественским гусем и улыбался во всю свою бурятскую тарелку.
Перед самым рассветом, только мы уже на покой собрались — слышим на улице конский топот. Что за оказия? Уж не погоня ли за Ниной?
Выскочили мы в прихожую. Смотрим — дверь открывается и Серега на пороге.
— Что случилось?
— Отставили поход. Хассура войсковой старшина Семенов у Килишина поймал и разнес в пух и дребезги. Чорт его побрал этого разбойника. Зря съездили. Ребята, жрать хочу.
Тут я его в сторону отвел и шепчу.
— Не ходи, Серега, в столовую. Пойди к себе, помойся и переоденься. Мы тебе сюрприз приготовили.
Пошел он в порядок себя приводить, а я руки потираю. Вот-то будет радостная встреча двух влюбленных. А самого точно будто в сердце что-то кольнуло. Надо признаться, что сам я тогда голову потерял.
Опять стол накрыли, надо же было Сережку накормить. Бутылки поставили. Все равно уж спать не придется. На то и Новый год. Наконец и жених появился. В новой черкеске, гозыри золотыми цепочками позвякивают, кинжал серебряный. Картинка! Вошел, поклонился с порога и эдак церемонно подходит к Нине.
Вижу я, что что-то не в порядке.
— Что ж, — говорю, — за холодная встреча. Тут все люди свои. Обними, друг, свою невесту. Зря мы, что ли старались.
А он смотрит на меня и серьезно отвечает:
— Обнять прекрасную девушку всегда приятно, но, к сожалению, ты меня еще даже не представил. Не имею чести быть знакомым.
А она покраснела и руками лицо закрыла. Что такое?
— Ты с ума сошел, Сергей, что ж ты Нины не узнал?
— Это же не Нина, дружище.
Я к ней. Она в слезы.
— Нина, — говорит, — уехала. А я ее сестра, Людмила.
Тут Сергей всполошился:
— Увезли, в Турцию? Продали?
— Как так продали? Что вы с ума сошли? Разве дядюшка может это допустить?
— Какой дядюшка?
— Да наш дядюшка, хан Абдурахман.
— Ничего не понимаю. Почему же Нина спасти ее просила?
— А просто пошутила. Глупо, конечно. Ее это забавляло. Не думала она, что таких романтиков встретит. Я теперь жалею, что она уехала. Хотя, впрочем, опасно…
— Что опасно? Разве мы разбойники?
— Да не потому. Боюсь, что влюбилась бы…
— Ну и что же?
— У нее жених в Тифлисе, грузинский князь. Очень ревнивый.
— Да, разве вы из Тифлиса?
— Ну, конечно, мы там и гимназию кончили.
Тут я вмешался.
— Знаете, милая барышня. К сожалению, не знаком с вашей сестрицей. А если бы был знаком, то и всыпал бы я ей двадцать пять горячих за такие шутки. А, кроме того, почему вы мне сегодня ничего не сказали, когда я к вам ворвался. Я же вас Ниной называл, а вы этого не отрицали. Кто же по-нашему больше романтик? Ведь, если бы вы мне это объяснили, то никакой истории бы не было. А теперь что? Скандал. Вам то может быть ничего, ну розги или в угол поставят. А нам каково?
— Не беспокойтесь. С дядюшкой я сама улажу. Он у нас добрый. Это вы его только разбойником сделали, продающим своих собственных племянниц в Турцию. Вот он будет смеяться, когда все это узнает.
— Ну, ладно, будем надеяться, что дядюшка простит и нас тоже. Только все же почему вы сразу не сказали, что вы не Нина?
— А это мой секрет. Может быть я …
А что может быть, так я и не мог добиться.
Само собой разумеется, что в ту ночь мы так и не спали. И как-то не думалось ни о каких неприятностях. Правда, выпито было порядочно, хмель в голове шумел и все было нипочем.
Первый, как всегда, протрезвел Кудашенко:
— Знаете, ребята, а дело то все-таки неладно. Хватится, старик нашей Людмилочки. Догадается какой ее Руслан похитил.
Тут состоялся семейный совет и решили так. Людмилу под почетным конвоем довезти до дома. А самим часам к двум, протрезвев и опохмелившись, явиться к дядюшке с визитом и еще раз извиниться за беспокойство. Авось все обойдется. По правде, мы немного приуныли. Налетели на почтенного человека ночью, вытащили его из постели, племянницу своровали. Поганое дело! А Людмила нас успокаивает.
— Все, — говорит, — пустяки. Седлайте коня, я поеду и все улажу. Вы меня проводите?
Провожу ли? Я для нее тогда готов был один на Килишинский перевал к Хассуру ехать, не только что до дома проводить.
Проводил я ее до дома, посмотрел, как она, кивнув мне головкой, в воротах скрылась. Оказались они открытыми и никакой в них таинственности больше не было.
А в два часа приехали мы втроем с визитом. Чувствовали себя не совсем приятно. То ли похмелье еще не прошло, то ли совестно перед стариком было. Но все наши опасения оказались напрасными. Принял нас Абдурахман очень радушно и к столу пригласил. Людмилочка тоже за столом присутствовала. Старик при этом заметил: