Узнав, что приехал муж, Месма как обезумевшая выбежала из дому и, расталкивая родных и соседей, бросилась к нему. Всем телом повисла она на нем, как ястреб, жаждущий крови.
- Верни мне мое дитя! - вопила она, тряся Мургуза за плечи. - Верни, слышишь! Из-за тебя погубили его!
Пена выступила на ее губах, глаза закатились, она без чувств рухнула на землю, корчась в судорогах. Отчаянный материнский вопль словно послужил сигналом, и безмолвный до этого двор огласился женскими причитаниями и рыданиями...
Сохраб, прижавшись к отцу, беззвучно плакал. Кто-то из стариков сказал громко:
- Уведите ребенка, ему нечего тут делать!
Какая-то старая женщина взяла его за руку и, вытирая фартуком мокрые от слез щеки мальчика, приговаривала:
- Не плачь, стать мне твоей жертвой! Не вернуть слезами твоего брата. Пойдем, я накормлю тебя, ты ведь голодный...
Сохраб и вправду ничего не ел со вчерашнего вечера. Он был очень голоден и потому послушно шел за незнакомой женщиной куда-то далеко, на противоположный край села.
Когда он возвратился домой, плач и причитания прекратились. Соседи, понурив головы, разбрелись по двору. Стоя группами в три-четыре человека, они негромко перешептывались о чем-то, совещались. Мургуз Султан-оглы, засунув руки в карманы галифе, молча шагал по двору своей обычной твердой походкой. Порой он останавливался, отдавая распоряжения. Потом, словно измеряя шагами двор, продолжал ходить взад и вперед. Решительный шаг, суровое спокойное лицо, гордое и красивое. Казалось, не над его головой разразилась беда, не сын, изрубленный на куски вражеской рукой, лежит во дворе.
Сохраб горестными испуганными глазами неотступно следил за отцом. Султан-оглы заметил сына, кивком головы подозвал к себе и, нагнувшись, поцеловал в лоб, обнял за шею. Выпрямившись, он взял мальчика за руку и стал вместе с ним ходить по двору, как бы говоря окружающим: "Взбесившиеся хищники отняли у меня старшего сына, но младший со мной!.."
Убитого хоронили торжественно. Взрослые мужчины провожали его в последний путь. Султан-оглы запретил причитать над покойником. Месму на кладбище не пустили. Детей и женщин тоже.
По обычаю соседи несколько дней не покидали дом Султана-оглы. На седьмые сутки он устроил поминки, а утром погрузил на арбу пожитки, усадил жену и сына и отвез их в соседнее село к дальним родственникам. Хотел быть уверенным в их безопасности. А сам уехал добивать врага.
Борьба оказалась тяжелой и долгой. Страшась за Сохраба, Мургуз при первой же возможности отправил его в Баку, учиться.
Почти четыре года неустанно, день и ночь вел вместе с другими коммунистами Мургуз Султан-оглы жестокую борьбу с кулацкими националистическими бандами. Наконец врага уничтожили, как любил выражаться Мургуз, "с корнем". Но и после победы не наступило для Мургуза спокойной жизни. В селе начали организовывать колхоз, и Мургуз Султан-оглы с новой энергией ринулся в бой...
Приезжая в село на каникулы, Сохраб почти не видел отца. Ни разу не пришлось им посидеть вдвоем, потолковать по душам. Мургуз поднимался с солнышком, уходил в правление - много забот у председателя колхоза! Домой возвращался ночью, усталый валился на постель и засыпал. Никогда ни одной жалобы.
Да и не знал усталости этот человек! Казалось, он рожден на свет, чтобы бороться, побеждать, трудиться.
Вот и в это последнее лето Сохрабу так и не удалось поговорить с отцом. А поговорить было о чем. Сохраб заканчивал университет, готовился к свадьбе. Об одном попросил его Мургуз - отложить свадьбу до осени, когда окончится колхозная страда.
Глава шестая
Сохраб поднялся с кровати. Надо было пойти к Зийнат и все рассказать. Он не сомневался, что в ее доме найдет поддержку, услышит слова утешения.
Дверь открыл отец Зийнат. Обычно он встречал будущего зятя с распростертыми объятиями, говорил приветливые слова, расспрашивал о здоровье, не знал, куда усадить.
- Я вижу, ты чем-то взволнован, сынок? - спросил он, взглянув на Сохраба. - Мрачен... Что случилось?
Преодолевая волнение и горе, с трудом выговаривая слова, Сохраб коротко поведал о случившемся.
- Да, плохая весть... Очень плохая... - Старик замолчал, прошелся по комнате. - Ты садись, садись... - сказал он, не глядя на Сохраба, но в голосе его не было былой приветливости. Лицо посуровело, потемнело, глубокие морщины легли на лбу.
Он снова стал ходить по комнате грузными, тяжелыми шагами.
- Может, ложный слух? Случается такое... - с надеждой спросил он.
Сохраб отрицательно покачал головой.
Опустившись в кресло, старик подпер ладонью голову и долго сидел молча, раздумывая о чем-то.
- Да, страшная весть... - глухо повторил он. - Не везет нашей Зийнат... - И посмотрел на жену, горестно стоявшую у двери. Старики многозначительно переглянулись. - Уладится, все уладится, - успокаивающе сказал он и вдруг виновато добавил: - Может, тебе пока лучше не ходить к нам, а?
Сам знаешь...
Сохраб ничего не сказал и тяжело, с трудом поднялся.
- Прости нас, - тихо, почти шепотом говорил старик. - Мы очень уважаем тебя и верим: тебя ждет большое будущее. Но прошу, не показывайся пока на глаза Зийнат... - Он помолчал и продолжал так же тихо: - Первый раз она попала в лапы пьяницы и пройдохи. Есть ли у нас право второй раз рисковать ее счастьем?..
Старик закашлялся.
- Пойми меня правильно, - кашляя, говорил он. - Не обвиняй в трусости и неверности. Я понимаю, отвернуться от человека в такую минуту нечестно, подло... Но тот, кто один раз пережил несчастье дочери, не в силах пережить его еще раз... Прости нас!
Молча повернувшись, Сохраб ушел из их дома. Он долго ходил по улицам в надежде встретить Зийнат, поговорить с ней, услышать от нее добрые слова. Но чем дольше ходил Сохраб, тем больше размышлял о будущем, тем тверже убеждался он, что отец ее был прав. Как мечтал он сделать Зийнат счастливой! А сейчас чем, кроме лишений и бед, может он одарить любимую? Так зачем встречаться, разговаривать? Лишние мучения... "Пусть думает, что я бросил ее. Не такое уж это большое горе, поплачет и позабудет..." - решил Сохраб.
Он зашел в ближайшее почтовое отделение и написал Зийнат письмо. Перо дрожало в руке, он испортил несколько листов бумаги - писал, рвал, бросал в корзину. Ох, трудно порой честно написать о том, что лежит у тебя на сердце...
"Дорогая Зийнат! Ты должна простить меня. Я хотел одного - сделать тебя счастливой, заставить забыть былое горе. Не моя вина, что надеждам нашим не суждено сбыться. Прости меня и забудь".
Он перечитывал написанные строчки, и слезы навертывались на глаза. Запечатав конверт, Сохраб опустил его в почтовый ящик. На душе было пусто и тоскливо. Вот и последняя опора рухнула. Один. Совсем один.
* * *
Стрелка на часах показывала далеко за полночь, когда кто-то осторожно потряс дверь его узенькой комнаты. Послышался легкий стук. Кто мог прийти к нему в такую пору? "Неужели Зийнат? - как искра, мелькнула надежда. Может, отец раскаялся, что незаслуженно обидел меня, и прислал ее за мной?"
Радостный, Сохраб быстро вскочил с постели.
- Кто там?
Негромкий хриплый голос ответил из-за двери:
- Открой!
Голос показался Сохрабу незнакомым. Несколько мгновений он колебался, но дверь открыл. Узкоплечий, скромно одетый пожилой человек стоял перед ним. Тяжело переведя дыхание, он поздоровался и спросил: Ты сын Мургуза, Сохраб?
Подозрительно оглядев незнакомца, Сохраб еле заметно кивнул головой.
- Собирайся, пойдем...
Сохраб продолжал молчать, с недоумением глядя на старика. "Куда идти? Зачем?" - говорил его взгляд. Старик понял его замешательство.
- Я друг Мургуза, - быстро сказал он. - Мне известно о несчастье. Собирай вещи, пойдем к нам.
- Спасибо, - потупился Сохраб.