Арзу вдруг резко выпрямилась, вопросительно и строго глядела на мать.
- Я сирота, да? - четко спросила она. - Кто мои родители?
Вопросы дочери словно крупные градины били по голове бедную Ширинбаджи.
- О чем ты, доченька? - с трудом выговорила она.
В голосе матери Арзу уловила растерянность и испуг. И продолжала настойчиво и строго:
- Я должна знать истину, скажи мне всю правду, мама!
Ширинбаджи долго смотрела на нее круглыми и неподвижными глазами. Казалось, они сделаны из того же стекла, что и ее выпуклые очки. Посеревшие губы тряслись.
- Ты, ты не веришь мне, своей матери? - еле выдавила она из себя.
Волнение Ширинбаджи, ее тревога усугубили подозрения Арзу. Если бы все, что сказал Вугар, было вымыслом, не стала бы Ширинбаджи так волноваться.
- Все ясно! - с горечью сказала Арзу. - Я все поняла. Вы удочерили меня, я сирота!
Закрыв лицо руками, она ничком повалилась на диван и громко, на весь дом зарыдала.
Ширинбаджи словно окаменела, крупные слезы катились по ее бледному лицу, - горе так неожиданно свалилось на нее...
В тот вечер Агариза приехал домой с Нефтяных Камней. Не торопясь поднимался он по шаткой деревянной лестнице, поглядывая на двери стеклянной галереи. Сейчас Арзу услышит его шаги и, как всегда, выбежит к нему навстречу, обнимет, поцелует. Ведь так повелось с самого детства. Лишь раз в десять дней приезжал Агариза домой с далекого промысла Нефтяные Камни, и Арзу ждала его, чтобы первой встретить, самой открыть отцу дверь. Они входили в комнату обнявшись, и Ширинбаджи не могла нарадоваться, глядя на них. Он нарочно замедлял шаги, ожидая появления Арзу. Но Арзу не показывалась, и Агариза не на шутку расстроился. "Наверное, дома нет, подумал он, - видно, гуляет где-нибудь с Вугаром..." Настроение испортилось, он стал мысленно ворчать на Вугара: "Отнимает у нас девочку! Скоро она совсем нас позабудет. Некому больше будет меня ждать, никто не выбежит навстречу. Хорошо еще, если изредка забежит навестить..."
Почему-то Агариза никогда раньше не задумывался над тем, что годы идут, дочка растет, рано или поздно она выйдет замуж и уйдет из дома. Сейчас его словно разбудили от спокойного сна. Недоброе чувству ревности шевельнулось в душе.
"Нет, это несправедливо! - сердито думал он. - Растили, воспитывали, волновались. И вдруг приходит какой-то чужой человек и отнимает у тебя дочь. Навсегда отнимает. А мы, старики, должны коротать свой век в одиночестве. Незнакомый человек, который для нее и пальцем не пошевелил, станет ей ближе и роднее нас? Нет, несправедлива природа!"
Агариза тяжело вздохнул, лицо его помрачнело, казалось, ступенькам не будет конца. Он толкнул дверь - она была незапертой. Что это? Арзу сидела насупившись в одном углу комнаты, Ширинбаджи в другом, сгорбленная, придавленная горем, похожая на подстреленную птицу. В комнате царило тяжелое молчание - так молчат люди после непоправимой ссоры.
Переводя взгляд с жены на дочь, Агариза старался понять, что произошло. Его никто не замечал. Он сделал несколько шагов, никто не поздоровался с ним. Глаза у обеих женщин были красные, словно опаленные утренним морозом, лица серые, осунувшиеся. Агариза подошел к жене, осторожно тронул ее за плечо.
- Что случилось? - спросил он.
Ширинбаджи ничего не ответила, только еще ниже опустила голову. Он повернулся к дочери - и она не глядела на него. Агариза подсел к ней, обнял за плечи и ласково заговорил:
- Доченька, родная моя, что произошло между вами? - Он осторожно взял Арзу за подбородок и повернул к себе ее заплаканное лицо. Потом достал из кармана носовой платок и бережно отер ее слезы. - Ну, ненаглядная моя, ну что ты? Кто обидел тебя? Должен же я наконец узнать!
В ответ на ласку отца Арзу громко разрыдалась, вырвалась из его рук и убежала в соседнюю комнату.
Агариза растерялся. Руки его беспомощно повисли.
- Знаешь, Ширин, совесть не такая уж плохая вещь! - укоризненно сказал он. - Я вернулся домой после работы, усталый, пришел, чтобы отдохнуть немного. Меня тоже пожалеть надо! За что мучаете старика? Чем я заслужил такое?
Сделав над собой усилие, Ширинбаджи проговорила дрожащим голосом:
- Наша тайна раскрыта... Девочке все рассказали...
- Какая тайна? О чем ты?!
- О том, что она чужая нам...
Поначалу Агариза ничего не понял. "Почему же чужая?" -хотел спросить он и вдруг запнулся. Старая, давно забытая история мгновенно всплыла в памяти. Его словно кнутом стегнули, он присмирел и сгорбился, виновато поглядывая на жену.
... В каждой семье есть самая заветная мечта. В семье Гюльбалаевых мечтали о ребенке. Десять лет счастливо прожили Ширинбаджи и Агариза, а детей у них все не было. Бездетность омрачала их безоблачное, супружество.
Агариза никогда и ни с кем не говорил о своем горе, таил боль в сердце. Все силы отдавал он работе на промыслах, и казалось, ничто больше не интересовало его. Дома или в компании друзей он всегда старался казаться веселым и бодрым. Посмотришь на него и подумаешь: не может быть у этого человека никаких огорчений! А Ширинбаджи нет-нет да и сетовала на свою судьбу. И тогда Агариза утешал ее, успокаивал:
- Зачем горевать, Ширин? Что поделаешь, видно, такова наша судьба. Разве мы одни такие на свете? Не суждено нам растить сынов и дочерей. Но не кончать же из-за этого самоубийством? Проживем и так.
Слова мужа не утешали Ширинбаджи, а заставляли еще острее чувствовать свое несчастье. Годы шли, она начала хиреть и чахнуть. Становилась все раздражительней, все чаще между любящими супругами возникали споры и ссоры. Даже самая безобидная шутка порой доводила Ширинбаджи до слез. Родственники Агаризы сочувствовали их беде и с горечью наблюдали, как эта счастливая поначалу семья неудержимо, точно корабль, получивший пробоину, идет ко дну. А что они могли сделать, чем помочь? Пожалуй, больше всех был озабочен закадычный друг Агаризы, его побратим Шахмалы Клыджев.
Однажды ночью, когда в доме все уже давно спали, Шахмалы разбудил жену:
- Встань, Ниса, выйди на кухню, есть у меня к тебе серьезный разговор.
Ниса с трудом открыла глаза. Она так устала за день! С утра на ногах стирка, готовка, мытье посуды. Шутка ли - обстирать да накормить такую большую семью? К вечеру она всегда еле держалась на ногах от усталости и, едва ложилась в постель, засыпала крепко и спокойно. И сейчас она с неудовольствием спросила мужа:
- Уже далеко за полночь, какой может быть разговор в такой час? Разве нельзя подождать до утра?
- Нет, Ниса, этот разговор нельзя на утро откладывать! Самое время, все спят, нас никто не услышит.
Ниса не стала спорить, послушно оделась и сонная вышла за мужем на кухню. В их двухкомнатной квартире кухня была самым спокойным местом - в обеих комнатах спали дети.
Шахмалы услужливо пододвинул жене стул.
- Садись, - сказал он, сам уселся возле нее, плечом привалился к стене и задумался. Как начать разговор?
Так просидели они некоторое время молча. Наконец Шахмалы заговорил:
- Был я сегодня у Агаризы и Ширинбаджи. Не могу смотреть на их жизнь! Тоска по ребенку извела бедных людей...
- Знаю, знаю, - грустно ответила Ниса, искренне сочувствуя. Но почему разговор об этом нужно вести в такое позднее время?
Она с удивлением взглянула на мужа.
А Шахмалы все не решался подойти к сути разговора и кружил окольными путями:
- Ты знаешь, Ниса, нет у них друзей ближе нас, и кто, как не мы, должны помочь им. Это наша святая обязанность. Не то в один далеко не прекрасный день они, глядишь, и разойдутся...
- Но как же мы можем помочь им? - с недоумением спросила Ниса.
- Вот, вот, вопрос именно в том и состоит: как им помочь? - запинаясь, проговорил Шахмалы. - Я долго судил, рядил и наконец придумал: мы должны отдать им одного из наших детей, навсегда отдать...
Всего могла ожидать Ниса, но только не этого! Подарить кому-то родное дитя - мыслимое ли это дело для матери?