- Фотоаппарат, - вполне правильно ответил Пауль.
- Наконец-то вы поняли! - заорал Эхнатон. - Дама же специально...
- Пссст! - сказал Пауль и напряженно сощурился. - Теперь я начинаю понимать: нам придется фотографироваться.
- Только в качестве фона, так сказать, - вставил отец.
- Но ведь нет самого главного! - завопил я. - Какой толк от Иосифа и Марии, если...
- Бруно, мальчик мой, - резко перебил меня отец, - о том-то и речь: за Христом-младенцем дело не станет. Их будут приводить матери!
Мы застыли в благоговейном молчании; у всех нас перед глазами довольно отчетливо возникали картины, порожденные величием этой мысли.
Потом фрау Фетге все-таки коснулась деловой стороны вопроса. Действительно ли это ей будет выгоднее, чем игральный павильон?
Отец ее успокоил; а кроме того, она в любой момент может вернуться к своим игральным костям.
Эхнатон заявил, что о подобном возвращении не может быть и речи.
Тогда и он согласен, пылко сказал Пауль и деловито взглянул на фрау Фетге; ему бы такое и в голову не взбрело.
Теперь оставалось только выяснить, где же следует фотографироваться.
Тогда-то, собственно, и родилась у отца лучшая из его идей.
- То есть как это где? - вскричал он, ликуя. - В ослепительном кино-свете прожекторов Эде-пагоды, разумеется!
Уже на следующий день мы приступили к работе. Пауль демонтировал свою карусель, оставив лишь помост, и принялся рисовать задник: пальму на фоне сверкающего пустынного ландшафта. Нарисовал он ее очень натурально, могла бы получиться сказочная реклама пива: глядя на нее, нестерпимо хотелось пить. Фрау Фетге тем временем раздобывала парики, накладные бороды и величественные одеяния; тут ей весьма кстати пришлось то, что в лучшие свои времена она была костюмершей в "Зимнем саду" и знала там всех и каждого.
Отцу выпала самая важная миссия: найти человека, умеющего фотографировать. Естественно, что он вспомнил об Оскаре, который давно жаловался, что в такой холод не то что быстро, а и медленно-то рисовать не может.
Оскар обещал пораскинуть мозгами, и правда, уже на другой день он появился, чертыхаясь, и, потирая посиневшие руки, сказал, что после долгих колебаний решил переквалифицироваться в фотографа.
Пауль, настроенный несколько недоверчиво, расщедрился на пробную пленку, однако снимки, которые сделал Оскар, оказались вполне приличными. И он получил из театрального источника фрау Фетге весьма подходящую к его художественной бороде черную шляпу, деньги на пленки, блокнот для записи адресов заказчиков. Теперь у нас был полный комплект.
В прекрасный, бархатно-седой декабрьский вечер, когда падал густой пушистый снег, заглушавший всякий шум, мы в новых одеяниях вышли из павильончика фрау Фетге и размеренным шагом отправились в наш первый рекламный поход по рождественской ярмарке.
Фрау Фетге Пауль посадил на Франца, и, хотя Пауль так и не снял своей капитанской фуражки, они все трое выглядели совсем как настоящие. За ними следовал Эхнатон. На нем был развевающийся грубошерстный плащ, в руках он нес жезл с жестяной звездой. Он должен был идти вплотную за Францем, потому что отец сделал ему из картона колпак, похожий на те, что носили египетские фараоны, а так как никелированные очки испортили бы его египетский профиль, ему пришлось их снять, и он теперь плохо видел. Меня вымазали жженой пробкой, приклеили курчавую, ужасно щекотную бороду, а вокруг головы обернули красное махровое полотенце в виде тюрбана.
Отец оставался в общем-то самим собой, только на голову надел медную корону и, кроме своих собственных усов, еще приделал себе бородку клинышком. Но основная тяжесть вновь легла на его плечи. Ибо он приветливо и так, чтобы это не выглядело похищением, брал у очередной матери ее малыша, сажал на Франца впереди фрау Фетге и при, этом громко, так, чтобы мать наверняка услышала, говорил: "Приди, младенец Христос". Оскар же кричал "Какая Прелесть!" или "Очаровательно!" или "Восторг!" и каждый раз, правда еще не щелкая, подносил аппарат к глазам.
Успех, который принесла нам эта выработанная отцом метода, не поддавался описанию.
Когда мы, приблизительно через час, добрались до старой карусели Пауля, за нами тянулся такой хвост матерей и отцов с детьми, что когда он обвился вокруг нашего украшенного еловыми ветками помоста, то уже вполне мог соперничать с толпой перед выставкой уродов Эде-пагоды. Но и там все сразу же оглянулись на нас, и мы с великим удовлетворением заметили, что Эде все труднее становилось зазывать к себе людей с помощью рупора.
Не знаю уж почему, но после первых же снимков мы стали вживаться в свои роли. Дело, наверное, было в растроганных лицах родителей и детишек, благоговейно семенивших к подмосткам. Так или иначе, но жесты отца, когда он подсаживал малышей на Франца, одного за другим, мало-помалу делались все царственнее, и даже Эхнатону отсутствие очков придало непринужденности, поистине достойной царя. Трудно приходилось только фрау Фетге. Она то и дело испуганно косилась из-под своего платка на Эде-пагоду, который, конечно, видя вокруг толпы детей, постепенно наливался яростью. Но, с другой стороны, как раз это затравленное выражение лица оказалось весьма кстати для фрау Фетге в роли Марии, за него она неоднократно удостаивалась особых рукоплесканий.
Оскар нащелкал в этот вечер около шестидесяти снимков, мы с легкостью выдержали бы и больше, но кончилась пленка. Отец посоветовал всем, насколько это было возможно, и дома не выходить из своей роли, тогда завтра можно будет добиться еще большей подлинности.
И верно, на другой день все мы так разыгрались и так свыклись со своей ролью, что и друг с другом говорили весьма торжественно, а Оскар, несмотря на свою художественную шляпу, заработал в буквальном смысле комплекс неполноценности, оттого что он был всего-навсего фотографом.
Встретились мы возле павильончика фрау Фетге; уже смеркалось, снова пошел легкий снежок, и тут вдруг с наружной стороны, в обход ярмарочной толчеи, появился Пауль Иенте верхом на Франце. Оба взволнованно пыхтели, а золоченый капитанский шнур на фуражке Пауля поблескивал словно в предвестии беды.
- Скорее! - крикнул он и дернул в другую сторону Франца, который с испугу рвался вперед. - Эде демонтирует прожекторы!
Это была дурная весть.
Подобрав полы своих одежд и схватив королевские регалии, мы кинулись вслед за Паулем.
И верно, выставка уродов была погружена во тьму. Лишь несколько жалких лампочек горели по углам.
- Я вам покажу! - кричал Эде в рупор. - Вздумали нажиться за мой счет!
Мы молчали и, чтобы согреться, теснее прижимались к Францу.
В это время, недовольно ворча, стали появляться лилипуты, замерзшие, они выстроились согласно требованиям рекламы. В темноте они казались большими, серыми, плохо выдрессированными мышами; нам, как всегда, было их очень жалко.
Один из них, маленький господин Питч, высоким фальцетом спросил, что случилось с прожекторами.
- Не суй свой нос куда не надо, - заорал взбешенный Эде, - теперь придется обходиться без них!
- Тогда значит и без нас, - спокойно заявил господин Питч. - Довольно, ребята, идемте.
И сколько Эде ни бесновался, они больше не показывались.
- Я полагаю, - приглушенным голосом сказал отец, - мы облегчим его задачу, если сейчас ненадолго исчезнем.
Так мы и сделали.
Отец был столь уверен в своей правоте, что велел всем нам быть готовыми к шествию.
- А что если мы вернемся, а там по-прежнему темно? - осведомился Оскар.
Отец с закрытыми глазами сдвинул корону на макушку:
- Нет больше никакой темноты. Мария готова?
- Готова, ваша светлость, - отвечала фрау Фетге, уже усевшись на Франца и поправляя юбки.
Наверное, можно сказать, что мы были весьма легкомысленны; но в таком случае и сам господь бог, вернее, та ангелоподобная, закутанная в меха дама или кто-то еще, внушивший отцу эту неколебимую уверенность, были легкомысленны и подавно.
Так или иначе, когда мы - за нами тянулся еще более длинный, чем накануне, если это вообще возможно, хвост матерей и отцов с детьми - снова свернули на нашу мерцающую снегом дорожку, то выставка уродов Эде-пагоды и пустынный пейзаж Пауля Иенте, вызывавший нестерпимую жажду, были освещены так же ярко, как раньше.
- Для Эде это вопрос существования, - пробурчал отец, даже не шевеля губами, когда мы занимали свои места для первого снимка. - Король что артист - обоим необходим свет.
В этот вечер перед нашими подмостками народу собралось больше, чем у Эде. Даже бездетные взрослые теперь заинтересовались нами, причем их зачастую это зрелище трогало даже больше, чем отцов и матерей.