Комок застрял у меня в горле, я отлично мог себе представить, каково теперь Фриде. Но и Вилли я тоже видел: как он, скрюченный, закрывшись потрескавшимся козырьком фуражки и сложив шершавые руки, похожие на лапки крота, непрерывно жмурясь, сидит в своей землянке. Я заревел в голос.
- Ты прав, - сказал отец, - все это довольно запутанно.
Но потом - уже светало и мне только-только удалось снова задремать отца вдруг, как, впрочем, всегда по утрам, осенило.
- Бруно! - закричал он, тряся мою кровать. - Бруно, скажи, правда или мне приснилось, что служитель у Ашингера жалуется на жизнь?
Я пробормотал, что да, Вилли недавно говорил об этом.
- Значит, правда! - воскликнул отец и вскочил с кровати. - Так оно и есть! - В волнении он бегал взад и вперед по комнате..
Снизу кто-то постучал в потолок. Отец громко крикнул:
- Прошу прощения! - и снова плюхнулся на кровать. - Ну, мальчик мой, ты все еще не понимаешь? - прошептал он.
- Нет, - отвечал я.
- Ах да! - сказал отец, хлопнув себя по лбу. - Ты ведь еще не видел этого Мафусаила из уборной у Ашингера. - Мне что-то стало уясняться.
- Он старый?..
- Старый, - сказал отец, - это не то слово; его дряхлость поистине достойна преклонения.
- И ты считаешь?.. - затаив дыхание, спросил я. Отец медленно пожал плечами и поднял руки ладонями наружу.
- Он стар, и он жалуется, - большего для начала требовать нельзя.
У Ашингера стулья еще стояли на столах, а мы, стараясь остаться незамеченными, уже сбегали вниз по лестнице. Там никого не было. Комната, наделавшая такого переполоха, была и вправду вся выложена белым кафелем. Отец обошел ее так, словно ему предстояло тут жить.
- Многое, - сказал он, - тут в очень неважном состоянии. Сразу видно, арендатор утратил подлинный интерес к своим обязанностям.
- Э-э, позвольте, - раздался чей-то дребезжащий голос, - откуда вы, собственно, взялись?
Мы обернулись, это оказался человек, служивший здесь, внизу. Изможденный, бледный старикашка со впалой грудью и хриплым дыханием.
Отец снял шляпу, а я отвесил ему поклон.
Пусть служитель бога ради не обижается на его замечание, весело произнес отец, оно относилось к так сказать гуманной стороне дела. Он пригласил старикашку подняться с ним наверх, в зал, мы уселись, и отец стал распространяться о преимуществах старости и о том, как важно позволить себе на закате дней своих пожить в полном покое.
- Э-э, кому вы это говорите! - прокряхтел старик. - У меня есть земельный участок в Хоэншенхаузене. Вы думаете, торчать тут - предел моих желаний?
- Конечно, нет, - с воодушевлением сказал отец, - остается еще завести козу или какое-нибудь другое животное, и вот маленький рай готов.
В козе, отвечал старичок, сейчас большой нужды нет, но в остальном отец абсолютно прав.
- Так почему, - с упреком выкрикнул отец, - вам, не долго думая, не сбросить с себя это ярмо?
Старичок, видимо, никогда об этом не думал. Ошарашенный, он уставился на отца.
- Да, - - немного помедлив, протянул он, - почему бы и нет? - И сразу же испуганно воскликнул: - Нет! Арендный договор...
- Перепишите его, - ликуя, перебил старичка отец.
- А на кого? - спросил тот. - Кто захочет в наши дни поступить на эту должность?
Отец погладил себя по подбородку, рука его дрожала.
- Н-да, - с усилием выговорил он, - тут вы действительно затронули весьма щекотливый вопрос.
Это был самый волнующий разговор, - который отец когда-либо вел в моем присутствии. Я понятия не имел, как он применит свои дипломатические способности; хотя если речь шла о других, у него всегда было наготове нечто из ряда вон выходящее. Но если дело касалось его самого, то он в лучшем случае пожимал плечами. Сейчас я пожалел только, что с нами нет Фриды. Вероятно, отец кое в чем разочаровал ее, а этот разговор мог бы научить ее им восхищаться.
Беседа явно затягивалась.
К полудню отец так настроил старичка, что тот уже собрался бежать в наблюдательный совет и швырнуть им под ноги свой договор.
- То, чем я здесь занимаюсь, унизительно! - кричал он. - И за это еще надо платить!
Отец всеми силами пытался его успокоить. А потом выложил на стол свой козырь.
- Боже! - вскричал он, хлопая себя по лбу. - У меня идея! Есть для вас замена!
У старичка от волнения стала трястись голова.
- Есть... это... Правда?!
- Ну как же я мог забыть! - кричал отец. - Бруно, мальчик, почему же ты не напомнил мне об инспекторе Вилли Кнузорске?!
- Господи помилуй! Конечно! - воскликнул я. - Ты совершенно прав!
Далее все разворачивалось с поразительной быстротой. Всего за какой-нибудь час был составлен окончательный вариант предварительного договора со старичком. Параграф первый гласил: в день своего рождения, то есть пятнадцатого февраля, Вилли займет свой пост; параграф второй обязывал старичка взять к себе козу Вилли и построить для нее зимний сарайчик, а в параграфе третьем было записано, что старичок, которого, впрочем, звали Эрвин Йеллинек, предоставит Вилли (предварительно заручившись согласием хозяйки) свою, находящуюся неподалеку, меблированную комнату.
Остаток дня господин Йеллинек угощал нас спиртным. Потом он предложил отцу перейти на "ты", и мы, насколько нам это удалось, пошли провожать его до трамвая, так как он решил закончить этот радостный день не в опостылевших меблирашках, а непременно в своем домике в Хоэншенхаузене.
- Честное слово, Отто, - бормотал он через плечо кондуктора, мешавшего ему выпасть из вагона, - я уже давно не был так счастлив, как сегодня.
- Я тоже, Эрвин, - кричал отец, махая вслед исчезающему в метели трамваю.
Теперь прежде всего надо было посвятить в наш план Фриду. Потому что отец ни в коем случае не хотел, чтобы создалось впечатление, будто он подыскал это место для Вилли только с целью совсем отвлечь его от Фриды. Но сколько мы ни искали, Фриды нигде не было.
- Господи, - сказал я, когда мы в который уже раз грелись в продуктовом отделе универсального магазина Титц, где иногда проводилась бесплатная дегустация бульона, - лишь бы она не приняла слова Вилли близко к сердцу и...
- Ну, знаешь ли! - сказал отец. - Она же не была в него влюблена!
- Нет? - удивился я.
- Оставь этот многозначительный тон! - раздраженно воскликнул отец.