- Это уже звучит иначе. Не забывай, - сказал он, - что Фрида вовсе не раба своих чувств, она вполне разумный человек.
- Прекрасно, - отвечал я, - тогда поищем ее в конторе.
И правда, она оказалась там. На столе стояла огромная пепельница, а в ней, наверно, штук двадцать окурков. Перед Фридой высилась такая гора листовок и газет, что узнать ее можно было только по заплатке на левом локте ее спортивной куртки.
- Вот тебе и на, - сказал отец, - ты куришь? Фрида пробормотала, что это бесплатные сигареты.
- Ага, - выдавил из себя отец.
Сперва он завел речь о прекрасной февральской погоде, потом перешел на трудности, которые уготованы человеку в комнате, где топится только бочка из-под дегтя и где всегда такая уютная средняя температура.
- Если ты имеешь в виду бочку из-под дегтя в известной нам землянке, перебила его Фрида, - то, увы, должна тебе сказать, ты выбрал тему, оставляющую меня глубоко равнодушной.
- А как же, - спросил отец, непривычно выпрямившись, - подобное равнодушие согласуется с твоим социалистическим образом мыслей?
Фрида, сбитая с толку, уставилась на него.
Я тоже был поражен, отец никогда еще так - не говорил.
Раздосадованная Фрида заявила, что она не совсем его понимает.
- Ах вот как? - сказал отец. Тут, мол, томящаяся во мраке пролетарская душа тянется к свету, а Фрида осмеливается утверждать, что ей это безразлично?!
Фрида мрачно прикусила нижнюю губу.
- Не кричи так, - подавленно сказала она.
- Я сделаю все, - закричал отец, - чтобы обеспечить Вилли место под солнцем! Если надо, то и кричу.
- А я?! - проговорила Фрида. - Я должна спокойно слушать и на все молчать, да?
Отец сразу же снизил голос и опять ссутулился.
- Фрида, - тихо сказал он, - какое значение имеем мы сами, когда речь идет о благе ближнего?
- О благе! - передразнила его Фрида. - О каком же это таком благе? Может, о белом кафельном сортире?! - Голос ее дрожал, она была очень взволнована.
- Речь идет о блеске этого мира, - торжественно заявил лтец, - а сводится он к чьим-то глазам или к кафельной глазури, это разница чисто эмоциональная.
- Может быть, для Вилли, - в изнеможении сказала Фрида.
Отец откашлялся.
- Со смертью Элли, - произнес он, глядя мимо Фриды на тени снежных хлопьев за окном, - весь этот блеск для Вилли померк. Так почему же он не может вновь засверкать для него в этом пресловутом помещении?
Фрида беспокойно отгоняла - от лица облачка дыма.
- В каком еще помещении? - хрипло спросила она. - Ты уже имеешь в виду что-то определенное?
Тогда мы уселись и все ей рассказали.
Молча и непрестанно дымя, Фрида выслушала нас. Когда мы кончили, она долго еще молчала. Потом потушила сигарету и подошла к окну,
- Он уже знает?
- Нет, - ответил отец.
Фрида прижалась лбом к стеклу.
- Значит, мы должны ему сообщить.
Вообще-то мы собирались на следующий вечер пойти к нему, потому что ходить на орошаемые поля запрещалось; днем, когда много света, невольно обращаешь на себя внимание, а мы не хотели, даже напоследок, причинить Вилли неприятности. Но через пять дней будет его рождение, и он должен внутренне подготовиться к такому подарку. Итак, мы тронулись в путь среди дня.
Вилли не было в землянке. Мы искали его около двух часов. Наконец увидели его вдалеке, посреди огромной вороньей стаи. Вороны вокруг него что-то жадно клевали, видимо, он рассыпал им корм. Издали он со своим козырьком, в узеньких брюках и сам казался вороной.
Мы подождали, покуда птицы лениво поднялись в колючий, морозный воздух, потом окликнули Вилли, и он, помедлив, подошел к нам.
Мы не видели его больше полутора недель, и все трое здорово перепугались, заметив, как он за это время изменился. Форменная фуражка была надвинута на лоб так низко, что даже задирать подбородок теперь не имело смысла: потрескавшийся козырек совершенно закрывал глаза. И шел он теперь так сгорбившись, что казался ниже ростом; застывшая на морозе рука, которую он нам протянул, больше чем когда-либо напоминала когтистую лапку крота.
Мы молча проводили его до землянки.
У входа он остановился и задумчиво провел загнутым кверху носком ботинка по сверкающему снегу.
- Почти как кафель, - сказал он со вздохом.
Фрида сжала губы.
- Вилли, - быстро сказал отец, - мы должны сообщить тебе что-то очень важное.
- Ладно, ладно, - пробормотал Вилли, - входите.
Мы еще дали ему развести огонь, но потом отец не выдержал.
- Вилли, - проговорил он, переведя дух, - мы достали для тебя место арендатора в туалете.
- Минутку, - сказал Вилли и сосновой лучинкой сдвинул фуражку со лба. Минутку. Я сплю, правда?
- Нет, - сказала Фрида, - Вилли, ты не спишь.
Вилли потряс головой, как будто ему в уши попала вода.
- Эй, - произнес он, - эй, Вилли, проснись.
- Вы не спите, - сказал отец, - честное слово.
- Нет, - настаивал Вилли, - это исключено. Вот же Элли стоит.