Тогда он повернулся и пошел прочь. Смешными мелкими шажками, выворачивая ступни. Под мышкой он нес свою новенькую, блестящую на солнце лопатку.
Прошло около месяца, и Манфред сказал, что Фейтель заболел. Мне очень хотелось узнать, что с ним такое, но я не решался спросить, боялся, как бы Хайни не подумал, будто я сочувствую Фейтелю, а я и не собирался ему сочувствовать.
Но как-то за столом отец велел нам после обеда зайти к нему, он, мол, должен нам что-то сказать; когда мы приоткрыли дверь, перед ним стояли две корзиночки с клубникой; он хотел, чтобы мы сейчас же отнесли их Фейтелю и вдобавок немножко поболтали с ним.
Хайни сразу надулся, но отец спросил, знаем ли мы вообще, что случилось с Фейтелем.
- Нет, - отвечали мы.
- У него парализованы обе ноги, и, наверно, он уже никогда не сможет ходить.
Я взглянул на Хайни, но Хайни, прищурившись, смотрел в окно.
- Ладно, - сказал отец, - ступайте, да смотрите, будьте с ним чуть-чуть поласковей.
На улице Хайни отвел меня в сторону.
- Слушай, - сказал он, - у твоего старика, конечно, добрые намерения, это ясно, как божий день. Но ничего из этого не выйдет, не можем мы нести Фейтелю клубнику.
- Но почему? - удивился я. Хайни прикусил губу.
- Почему? Ну, понимаешь, он ведь подумает, что мы к нему подлизываемся.
И он утянул меня под лестницу, где мы съели все ягоды.
Когда за ужином отец спросил, что сказал Фейтель, Хайни ответил: ясное дело, обрадовался, но нам ведь надо было спешить домой.
Отец похвалил нас и вздохнул: не все, мол, еще такие умники.
Да, сказала мама, наверняка Фейтели были довольны, ибо нет ничего хуже высокомерия и невнимательности.
Я глянул на Хайни, который, прищурившись, смотрел в окно; однако он кивнул.
Тогда кивнул и я, но почувствовал, что краснею, и у меня вдруг пропал аппетит, хотя я еще ничего не ел в этот вечер.
На другой день случилась препотешная история.
Мы сидели за обедом, когда раздался звонок. Мама вышла, вернулась и, смеясь, сказала:
- Вот видите, доброе дело всегда вознаграждается: родители Фейтеля прислали горничную, вы приглашены на рождение к Фейтелю; завтра ровно в пять вы должны быть там.
Я покосился на Хайни - он сидел, уставившись в тарелку.
- Послушайте, - произнес отец, - вы что, не рады?
- Почему это? - быстро сказал я.
- Очень даже рады, - добавил Хайни.
После обеда мы отправились на детскую площадку, где условились встретиться с Манфредом.
Манфред сидел на краю песочницы, болтал ногами и смотрел прямо перед собой.
В чем дело, спросили мы его.
- Ах, ребята, - сказал он.
Хайни прищурился.
- Скажи уж сразу, что Фейтель пригласил тебя на день рождения.
- И вас?.. - изумился Манфред. - Правда? Она к вам тоже приходила?
Мы все ему рассказали, а потом стали ломать головы, в чем же тут загвоздка.
Хайни придерживался мнения, что это ловушка; просто Фейтель хочет нам отомстить, вот и все.
- Самое милое дело, - сказал Манфред, - вообще туда не ходить.
- Да ты спятил! - воскликнул Хайни. - Они еще подумают, что мы струхнули. Нет, теперь-то мы должны пойти; вопрос в том - как.
Решить этот вопрос оказалось совсем не просто, но в конце концов мы единодушно постановили: принять приглашение, но захватить с собою пистолеты.
Мы сразу же достали деньги из свинки-копилки и купили каждый по три пачки пистонов.
- Береженого бог бережет, - заявил Хайни, - надо быть ко всему готовым.
Назавтра нас прежде всего заставили принять ванну, потом мама послала нас к парикмахеру, потом пришлось надеть матроски с чистыми воротниками, и наконец, велено было ни за что не хвататься, ни с чем не играть, на улице не рассаживаться, и вообще - ничего...
Хайни скрипнул зубами и стал засовывать в пистолет первую пачку пистонов, говоря: ну, теперь он за все поплатится, этот жиденок.
В парке мы встретились с Манфредом.
Манфред тоже зарядил свой пистолет, и первым делом они с Хайни сожрали конфеты, которые мама дала нам с собой для Фейтеля.
По дороге нам попались еще дети с нашей улицы, тоже все по-праздничному разряженные, которые шли на рождение к Фейтелю. Мы обдумывали, говорить ли им, что они угодят в ловушку, но Хайни придерживался мнения, что лучше нам пока держать это про себя, а не то Фейтель что-то заподозрит.
Родители Фейтеля жили в просторной вилле, со всех сторон окруженной большим садом. Мы позвонили, вышла горничная, сняла с нас шапки и повела в комнату, где горели свечи и у огромного накрытого стола стояли дети с нашей улицы, ели печенье и пили сок, а во главе стола, опустив глаза в тарелку, сидел Фейтель.
Увидев его, мы здорово перепугались. Все уродливое в его лице исчезло, лоб у него блестел, и весь он был таким нежным и хрупким, что даже казался красивым.
Мы остановились у самой двери в надежде, что он нас не заметит; но тут к нам подбежала горничная и сказала, чтобы мы подошли к нему, он хочет с нами поздороваться.
Мы сперва помедлили, но потом все же подошли, а Фейтель засмеялся, протянул нам руку и сказал:
- Я жутко рад, что вы пришли.