- Мне действительно очень жаль, граф. - Барон с прискорбием поднял плечи. - Кто хочет иметь контакт с миром, тот в душе уже его имеет. В новом году я велю поставить вам радио.
- Но я, - полковник от волнения почти уже перешел на шепот, - но я-то могу отказаться от своей просьбы? Она была опрометчивой, не нужны нам никакие газеты.
- Тем не менее, - барон кивнул, - тем не менее, господин полковник, газета нужна. Я уже много лет выписываю одну, в дальнейшем я буду присылать ее вам.
- Без десяти двенадцать, - раздался из соседней комнаты педантический голос отца. - Господин барон, я должен напомнить вам о вашем обещании.
- Очень вам благодарен, господин доктор, сейчас, - Барон повернулся к Рохусу Фельгентрею, борода которого вдруг задрожала, будто под нею работал мотор. - Вы оказались правы, дорогой мой.
- Не нужно мне быть правым, - выдавил из себя Рохус Фельгентрей - мне нужен наш старый Калюнц.
Оттопырив нижнюю губу, барон покачал головой.
- И все-таки вы говорили, что мир нельзя безнаказанно замалчивать, я не ошибаюсь?
- Дурацкое красноречие, господин барон. - В затуманенном искусственном глазу Рохуса Фельгентрея вспыхнул, словно бы заклиная, слабый отблеск керосиновой лампы. - Вы же знаете, как мало стоят подобные псевдоистины.
- Не надо чересчур скромничать - сказал барон.
Разве вы сами сегодня не убедились, что мир уже начал свои наказания?
Хердмуте захныкала. И она еще лезла к барону со своими пожеланиями ходить в кино!
- Я бы охотно их исполнил, - сказал барон, - но в данный момент, к сожалению, не рекомендуется покидать Калюнц.
- Без пяти двенадцать, - без всякого выражения произнес в соседней комнате отец. - Господин барон, вы не держите ваше обещание.
Барон поправил манжеты.
- Нет, господин доктор, просто мне еще не все ясно с шафером.
- С кем? - Хныканья Хердмуте как не бывало. Я услышал за стеной глубокий вздох отца.
- Возьмите мальчика, он это поймет скорее других. Барон взглянул на меня так, словно от меня зависела его судьба.
- Да? Ты согласен взять на себя эту обязанность? - спросил он.
Глубоко взволнованный, я кивнул; не знаю почему, на глазах у меня вдруг навернулись слезы.
- Хорошо, - сказал барон, - значит, теперь я могу просить вас пойти со мной.
Мы поспешили за ним в сени. Почти в ту же минуту, запыхавшись, со следами мыльной пены на красном лице по лестнице сбежал дантист Лединек.
- Вот те на! - воскликнул он. - Да вы все в сборе! - Он сорвал с крюка свое ружье и присоединился к нам.
Мои предчувствия оправдались: барон вел нас к свинарнику.
На дворе похолодало. Луна теперь стояла так высоко, что ее серебристо-голубое сияние уже едва достигало Калюнца. На гумне играли уанстеп и слышны были шаркающие шаги танцующих. В конюшне и в свинарнике все было тихо.
- Собака, - сказал вдруг граф Станислав, томиком Рильке указывая в сторону ворот.
Мы все увидели ее. Поджав хвост, она стояла на кривых лапах и принюхивалась к запахам, шедшим от помещичьего дома.
- Прошу всех поторопиться, - крикнул барон, уже дожидавшийся нас в ярком квадрате света у входа в свинарник.
Мы подбежали к нему, и он повел нас вперед по среднему проходу. К свиньям опять вернулась жизнь. Чавкая, стояли они перед только что наполненными кормушками и благодарно крутили хвостиками - ни дать ни взять пропеллеры.
У двери в каморку Свертлы мы остановились. Рядом, на гумне, музыканты грянули новогодний туш.
- Пожалуйста, - хрипло проговорил барон.
Я вдруг совершенно успокоился.
- Да, конечно, - ответил я, согнул указательный палец и постучал.
- Войдите, - произнес сдавленный детский голос.
Я открыл дверь и вошел.
Свертла стояла посреди комнаты. На ней было синее, выцветшее, ситцевое платье, торчавшее во все стороны, точно палатка, и доходившее ей почти до самых башмаков. В рыжем ежике ее волос застряло несколько конфетти, а зеленые глаза без всякого любопытства уставились на меня.
Я отвесил ей поклон и попросил ее выйти со мной.
Она, казалось, ничего не имела против. Тогда я взял ее за руку, и мы переступили порог.
Туш на гумне смолк.
Я откашлялся.
- Дорогие друзья! - сказал я. - Позвольте мне сейчас представить вам фрейлейн Свертлу, невесту господина барона.
- Новому году - ура! - рявкнул чей-то трубный глас, и тут же громом раскатился выстрел в потолок. Свиньи прекратили жевать, подняли головы и попытались выглянуть из-под своих вислых ушей.
- Спасибо за внимание, кузен Губертус, - сказал барон. - Ты будешь хорошим солдатом.
Дантист Лединек широко улыбнулся.
РАССКАЗЫ
Из сборников:
BARFUBGESCHOPFE 1958
EINE RECHNUNG DIE NIGHT AUFGEHT 1958
MAN SOLLTE DAGEGEN SEIN 1959