23 мая. Ничего не могу с собой поделать: эти красавкины глаза, что недавно сверлили меня сквозь затянутое паутиной окно, не отпускают ни на шаг; видимо, мы слишком долго смотрели друг на друга!
Но что значит долго или коротко, если и крошечного рифа достаточно, чтобы потерпеть кораблекрушение, и если, напротив, легкой волны хватает, чтобы быть снова выброшенным на берег? Однако ж, конечно, чтобы опомниться после всего этого, необходимо какое-то время, которое не измерить ни календарем, ни часами. Кактея - буду называть ее так.
24 мая. Забавно. Не влюблен ли я, спрашивает меня сегодня фрау Бритцкувейт. Почему вы так решили, говорю. Да вот галстук, говорит, повязан у вас с энтузиазмом. На самом-то деле она хотела соблазнить меня красной гвоздикой в петлицу. Стоит в ней зародиться подобному замыслу, как вокруг глаз ее появляются морщинки - точь-в-точь как у моей бабушки, когда она лукавила. По правде говоря, во фрау Бритцкувейт это меня скорее отталкивает.
25 мая. Воскресенье. Солнце приоделось в жабо из облаков и отправилось в церковь. Радиоприемники во дворе славят господа оглушительной маршевой музыкой, футболом и Бахом. Только воздуху недоступно ничто высокое, он по-прежнему пахнет пирожками, жареной картошкой и пищевыми отходами. Что-то поделывает сейчас Кактея?
Ждет, поди, солнышко в гости на утренний кофе или выметает кисточкой пыль из морщин и складок своих колючих приятелей. А я со своими цветочками продолжаю тем временем чахнуть и кашлять под немилостивой сенью брандмауэра.
С тяжелым сердцем сократил побеги Гортензии до трех - в извинительной надежде на то, что трое скорее окрепнут, чем восьмеро. И нигде никакого естественного удобрения! Поистине: да поможет себе каждый сам.
Увы, я ошибся, справедливости нет на земле. В то время как цветочки, деточки мои, из последних сил борются за существование, вновь заявляется та самая муха, да еще с выводком в тринадцать, на стороне прижитых, душ и тут же с противным жужжаньем принимается обучать свое потомство устраивать качели из поникших в блеклых цветков Фуксии - и вот уже они все дико раскачиваются на них!
Насколько по-разному устроены люди. Фрау Бритцкувейт интересовалась, не влюбился ли я, а пастор сегодня спросил, не умер ли кто у меня в семье. Посмотрел сейчас в зеркало: и в самом деле, заботы о цветочках придали моим чертам привычную меланхолию служащего похоронного бюро. Я всегда думал, что неправильно выбрал профессию.
29 мая. Опять неудачный день. С недавнего времени люди даже не дают мне рта раскрыть, чтобы приступить к восхвалению искусственного удобрения; то ли лопнуло у них терпение, то ли слишком уж жалким выгляжу я в их глазах.
Но попробуй тут улыбаться, когда в доме у тебя девятнадцать чахлых деточек плюс обидчивая Араукария!
Только в общении с фрау Бритцкувейт мне еще удается приподнимать кверху совсем поникшие углы рта. Она слишком благородна, в ее присутствии любые заботы кажутся просто faux pas {Ошибка, ошибочный шаг, бестактность (фр.).}. Только что на подоконнике моем восседал тот самый плоскоголовый кавалер, что ночует у воробьихи над моим окошком. И что же было у него в клюве? Роскошная крошка лошадиного яблочка! Чего ж он хотел - ободрить меня или поиздеваться? Вид его, по правде говоря, заставляет предположить второе.
31 мая. Я все еще весь в смятении - только что снова видел Кактею. В сумерках, запыхавшись, она просеменила мимо меня с рюкзаком, полным первоклассного чернозема. Вежливо, хоть и заикаясь, я предложил свою помощь и получил только грубое "Подите прочь!" в ответ. Надеюсь все же, что она узнала меня, потому как на мою тень - я в этот момент оказался, по счастью, в свете уличного фонаря - Кактея поставила свою ногу с большей нежностью, чем это свойственно ее походке. Чернозем с компостом сыпался у нее из рюкзака, и я проследил ее путь - следы привели к кладбищенской ограде. Стало быть, ворованный!
Нет, такой смелости во мне не нашлось бы. Да еще с кладбища! Первый класс!
1 июня. День исторический: бабушкина брошь-розочка поменяла своего владельца. Управдом намекнул на возможное выселение, это пробудило во мне мужество отчаяния. С ростовщиком, однако, чуть не дошло до драки. Эта ослиная, что я говорю, куриная голова осмелилась утверждать, что брошка безвкусна. Только астма спасла его от моей длани. Как бы там ни было, но на май и июнь у меня есть теперь крыша над головой; к тому же я заставил этого обидчика бабушкиной памяти взять свои необдуманные слова обратно.
2 июня. Фрау Бритцкувейт познакомила меня сегодня с одним садовником, заключив с улыбкой, что витальность его окажется наверняка заразительной. Неужели она о чем-нибудь догадывается? Во всяком случае, она, по-видимому, отозвалась обо мне положительно, потому что он сразу пригласил меня к себе, и я мог выразить свое восхищение его рабатками. Мужчина он крупный, как медведь, а руки похожи на лопаты, но когда он склоняется над клумбой, толстые пальцы его вдруг становятся как пинцеты, так что могут снять блоху со стебля, не причинив растению никакого вреда. Жизнерадостность его, однако, как видно, поувяла, он, похоже, испытывает любовные муки или вообще помешан на слабом поле. Об этом говорит, во-первых, то, какие нежные и изысканные клички дает он своим цветочкам, во-вторых, его отсутствующий взгляд, а в-третьих, то, что он ни с того ни с сего предложил мне перейти на "ты". (Если только, конечно, ему не посоветовала это фрау Бритцкувейт, чтобы меня, так сказать, ободрить.) Итак, я должен называть его Бруно, а он меня величает Альбином...
Что до неотвязных мыслей моих о Кактее, то дело обстоит, кажется, гораздо хуже, чем я думал. Что ни час, ловлю себя на том, что мысленно вперяюсь глазами в ее. такие желанные и неотступные красавкины очи, Бегонию тоже давно бы надо подрезать. Но разве стригут волосы больному? Однако, с другой стороны, где ж ей взять силы для дальнейшего роста? Не у солнца же, о котором она не знает даже понаслышке. И не из истощившейся земли в горшочке.
5 июня. Судьба, как видно, хочет наказать меня за то, что я продаю это никуда не годное искусственное удобрение. Умолял Бруно подарить мне, пакет компоста - напрасно. А все мое красноречие касательно преимуществ естественного удобрения он парирует такими ударами: зачем же это мне, представителю хваленого искусственного удобрения, понадобилось удобрение натуральное? Вот и дурында - разве торговец неоновыми лампами утрачивает право на дневной свет?
Одно слово - дожили; это насчет того, что искусственное удобрение мое безвредно! Все анютины глазки, которые тот самый интендант высадил в ящики на балконе, предварительно нашпиговав их моим удобрением, вымерли. Друг мой пастор поговаривает о воле небесной, но я не верю ему, не может быть небо настолько жестоким, чтобы ни за что ни про что обречь на смерть целую дюжину анютиных глазок. Нет, это я виноват в их гибели. И я знаю, как себя наказать: заявлю на себя в полицию.
7 июня. Полиция, оказывается, ни бельмеса не смыслит в справедливости. Сколько я ни повторял, что на совести моей двенадцать интендантских анютиных глазок, слова мои тонули в их раскатистом хохоте. Ступайте себе с миром домой, говорит мне их дежурный, все еще задыхаясь от смеха, и забудьте думать про это. "С миром!" Притом, что на совести двенадцать загубленных растений! Да что же это за мир такой, где безнаказанными оставляют такие преступления?
8 июня. Совершенно не способен ни к какому делу. Сижу у себя в мансарде и таращусь на стену. Ах, кабы явился наконец бабушкин дух и совлек меня на скамью того судилища, коему убийство цветов представляется столь же злодейским деянием, как мне самому.
Трудно поверить, но, кажется, я услышан, хоть и не совсем так, как ожидал. Только что был здесь мой друг пастор; выходит, в гибели анютиных глазок не виновен ни я, ни небо - но интендантша; выяснилось, что она подрезала им корни, вероятно, потому, что они показались ей в таком беспорядке!
10 июня. С трудом прихожу в себя. Боюсь, однако, не предупреждение ли это относительно собственных моих цветов. Но как я спасу своих деточек без натурального удобрения?
Лошадь! Полцарства за лошадь!
Знать бы воробьиный язык, по-моему, воробьиха тоже прилетела с кусочком лошадиного яблочка в клюве. Где же они отыскали эту лошадку-невидимку?
Сегодня мне приснилось, будто я бабочка и кружу над Кактеей, которую представлял цветущий Кактус. Опуститься на нее я, однако, так и не решился, слишком уж остры колючки.
Прескверно: стало быть, все сначала, и опять эта нелепая тоска в груди.
Гортензия с недавнего времени смотрит на меня так, словно я тайком съедаю лошадиное яблочко на завтрак. Нет, долго я этот взгляд не вынесу.
14 июня. Фрау Бритцкувейт переименовала свой магазин в "Цветочный институт" - чтобы подчеркнуть филантропически-психологическую сторону своего предприятия, как она мне сказала. Говоря по правде - весьма восхищен ею. В ее картотеке клиентов уже около пятисот адресов, и о каждом из своих абонентов она знает буквально все, вплоть до интимнейших подробностей. Поэтому она не только механически отсылает заказанные цветы, но иной раз чтобы, например, деликатно напомнить вдовцу о дне смерти его жены позволяет себе и поправки, посылая, как в указанном случае, вместо гвоздик хризантемы. Не говоря уже о коммерческой стороне дела, она достигает этой методой таких моральных результатов, что они могли бы запросто пристыдить любого пастора.
Ах, какое душевное равновесие я бы мог обрести, если б цветочки, деточки мои, не хворали! Даже несчастный жребий - быть пособником надувательской фирмы - я бы сносил тогда спокойнее.
16 июня. Кладу теперь каждое утро совок с пакетом в портфель, чтобы быть вооруженным на всякий случай. И постоянно мерещатся ржанье и стук копыт, все это ужасно действует на нервы.
Процветанию торговли помешанность на лошадях также не способствует. Все чаще случается, что я прерываюсь вдруг посреди своего гимна искусственному удобрению - замерев и прислушиваясь, не замечая того, на кого смотрю и перед кем выступаю, приводя его в замешательство или вовсе вынуждая захлопнуть дверь перед самым моим носом. И на каждом шагу лицо Кактеи перед глазами!
Добро бы глаза мои довольствовались сами тем, что видят, так нет, они все сразу же передают в самое сердце, и это приводит к тому, что стоит мне произнести про себя слово "Кактея", как в душе моей разверзается маленькая мировая катастрофа личного свойства.
18 июня. Чувство вины перед цветочками, деточками моими, приобретает уже размеры мне непосильные. Дошло до того, что поворачиваюсь к ним спиной, когда ем!
Предположение мое было верным: Бруно гложет любовная тоска. Да и помимо нее в нем живет какая-то по-медвежьи неуклюжая меланхолия. Он говорит, что подруга бросила его, потому что цветы завладели всей его страстью, и это ее взбесило. "Взбесило" - слово, которое, по всей вероятности, недалеко от истины; он показал мне парничок, все стекла которого были выбиты камнями. "А ведь поверь мне, Альбин, - сказал Бруно с тяжким вздохом, - я люблю Доротею больше, чем себя самого!" В его устах это значит немало; ведь он может часами любоваться на свое отражение в любой грязной луже, получая от этого превеликое удовольствие.
21 июня. Стараюсь не выходить больше на солнце. Раз уж цветочкам моим суждено жить в темноте, то и я не желаю ничего знать о свете. Если терпеть, то во имя " солидарности.
До чего же судьба придирается к словам! В ответ на мои сетования она посылает мне письмо от фирмы с угрозой сократить жалованье, если я и впредь буду заключать так мало сделок. Да что там еще сокращать!
Отношение мое к Бруно колеблется между сочувствием и возмущением. Возмущает он меня тем, что по-прежнему никак не хочет наполнить мой пакет компостом. Какой толстокожий, однако! А жалко мне его за простоту, ведь он верит, что его Доротея начнет страдать из-за того, что он предпочел ей цветы, и с покаянием вернется к нему. Как будто женщина страдала когда-нибудь из-за того, что ей что-либо предпочли!
Да хоть бабушку мою вспомнить. Только ее второй муж начал собирать свою - вскоре прославившуюся на весь город - коллекцию трубок, как она поставила его перед выбором: или она, или трубки. И только он заколебался с ответом, как она - фьюить! - и развелась с ним. Хотя сама на протяжении многих лет цветами интересовалась гораздо больше, чем семьей.
Иной раз мне кажется, что мое возмущение Бруно намного перевешивает жалость к нему. Только что он пытался выведать, почему я не кормлю своих деточек искусственным удобрением, которое рекламирую. Дал ему пакетик на пробу. Он только разок лизнул и сказал: "Дрянь!" Даже если он прав - друзья так не поступают. Еще расскажет фрау Бритцкувейт, этого только недоставало. Я-то предусмотрительно никогда ей ничего не продавал; а такое, несомненно, ее шокирует - с ее-то благородством.
25 июня. Наконец дела, кажется, пошли понемногу в гору: продал одной вдове-генеральше три четверти центнера нашего "Синтетического гумуса". Хочет переоборудовать могилу своего мужа - в связи с новейшей политической переориентацией. Советовалась, что ей лучше всего посадить. Рекомендовал остролистную пальму. Так-то вот. Деньги вложил с умом, тут же купил себе новую лейку, старая никуда не годилась. И от генеральской могилы может иной раз быть толк.
27 июня. Ну, хоть Примулы и Пеларгонии пересадить бы в новые горшки! Да попробуй пересадить без удобрения. Если б решиться и, подобно Кактее, добыть себе на кладбище все необходимое - ведь сколько там компоста! Но для этого я трусоват и слишком хорошо воспитан. Бабушкина Араукария уже с такой откровенной обидой свесила свои ветви, что я просто боюсь взглянуть на нее. Все время думаю, на какой цветок больше всего похож мой друг пастор. Будь у него волосы на голове, найти соответствие было бы легче, а так... Какой, спрашивается, цветок может походить на розовую фосфоресцирующую лысину? Впрочем, вот что, пожалуй: это крепенький бутон пиона, готовый вот-вот раскрыться. Не обидится ли, если сказать ему об этом?
Напротив, он был даже польщен. Кстати, начальник его, тот самый интендант, снова высадил на балконе анютины глазки - в ящики с моим искусственным удобрением, и на этот раз они расцвели пышным цветом. Сказав мне об этом, пастор радостно засмеялся. И подмигивая, добавил: "Знаете, что он собирается сделать?" - "Нет", - ответил я не без тревоги. "Послать благодарность вашей фирме. Что вы на это скажете, а?" Я молчал; что тут скажешь, когда наместник неба на земле благодарит дьявола за его проделки?
Как бы там ни было, но этот удивительный случай полностью меня реабилитировал. Повезло еще, что я тогда ничего не добился моими самообвинениями. Вот уж где нужна особая осторожность: в части поспешного признания собственной вины.
30 июня. Даже муху цветочки Фуксии не устраивают больше в качестве качелей. Она собрала вокруг себя все свое семейство и отбыла с ним куда-то в небесную голубизну. Мне стоит огромных усилий не пожелать им окончить свой путь в утробе какой-нибудь ласточки.
Это гложущее воспоминание о красавкиных очах Кактеи сквозь дымку паутины постепенно начинает угрожать самой моей жизни. Нужно решительно выбрать: или быть аскетом и забыть ее, или поддаться чарам и попытаться снова ее увидеть.
А может, соединить полезное с приятным да и попросить у нее немного компоста? Что же все-таки происходит с бабушкиной Араукарией? На моих глазах она еще на три четверти сантиметра опустила свои и без того повисшие ветви. Ах, да: компост у Кактеи ведь краденый, да еще с кладбища. Совсем упустил из виду.
Примулы утратили уже всякую надежду. Жалобно поникнув, оцепенев от несбыточных грез о вкусном лошадином яблочке, они влачат свое существование на грани полного изнеможения. Неужто во всем этом сверкающем, как фарфор, небе не найдется никого, кто бы сжалился над малютками? Тут ведь не обязательно нужна высшая инстанция, и ангела бы хватило, важно ведь... Но минуточку: не копыта ли там стучат? Нет, увы, двое сорванцов во дворе играют жестяной банкой в футбол.
4 июля. Фрау Бржтцкувейт и в самом деле добилась уже заключения одного брачного союза посредством своего цветочного абонемента. От затуманенного поволокой, но соколиного взора ее не укрылось, что один из клиентов, некий министериальдиригент в отставке, выказывал заметные признаки волнения всякий раз, когда, покидая ее магазин, сталкивался в дверях с одной, почтенного возраста и знатного рода, фрейлейн. Путем осторожных расследований удалось установить, что министериальдиригент вот уже тридцать два года почитает фрейлейн, а та, хоть все оное время и догадывается об оном факте и умеет ценить его, но благодаря изысканному воспитанию, а еще более - тонко развитому чувству приличий и такту не может ответить на чрезвычайно сдержанные и робкие проявления чувства ничем иным, как смущенным опусканием глаз своих долу при встрече. Всему этому, как сказано, фрау Бритцкувейт положила решительный конец. Достаточно было отправить предназначенные фрейлейн кувшинки министериальдиригенту, а заказанную им резеду - ей. После чего, загодя закрыв, заметим себе, лавку, она извинилась по телефону перед министериальдиригентом за свою "ощибку" и незаметно дала понять, что находится в затруднительном положении, поскольку ни другого букета кувшинок, ни человека, которого можно было бы с ним послать, у нее под рукой сейчас нет, так что министериальдиригенту, не державшему горничной вследствие слишком куцой, как он выражался, пенсии, не оставалось ничего другого, как согласиться самому отнести кувшинки. После этого фрау Бритцкувейт позвонила фрейлейн, извинилась и перед ней, вставив, между прочим, что на ее счастье один из самых почтенных ее клиентов, некто министериальдиригент X., со свойственной ему учтивостью предложил незамедлительно и самолично доставить фрейлейн попавший к нему по ошибке букет. Ну, что ж тут оставалось бедняжке фрейлейн, как не откупорить диригенту дрожащей рукой бутылочку изысканнейшего вина из подвала? А отсюда до помолвки, как известно, всего один шаг.
Что я особенно ставлю в заслугу фрау Бритцкувейт, так это то, что она даже не попыталась использовать этот брак, осуществленный простым букетом кувшинок, в качестве аргумента за срезание цветов - и тем самым против меня. А ведь если начистоту: мне было бы трудно отстаивать свои позиции в таком случае. (Что, разумеется, не означает, будто я стал бы сдаваться.)