Я проследовал за ней в ярко освещенную комнату.
- Раздевайтесь.
Я ответил, что мне не до того.
- Снимите пальто, - сказала Ханна. - Я хочу полюбоваться вашим красивым новым костюмом. Я торопливо стащил с себя пальто.
Она наклонила голову набок и оценивающе прищурила один глаз.
- Вам он очень идет. Вот только плечи слишком выделяются.
- Я знаю, - ответил я. - Но продавец сказал, что в плечах я еще раздамся.
- Наверняка, - сказала Ханна.
Она принялась натягивать на себя свитера и юбки. Почему она не поинтересовалась о Максе и своем отце, спросил я.
- Потому что вы сегодня стали мужчиной, - ответила Ханна. - Потому что я доверяю вам. Вы приведете меня к ним.
Ее ноги все еще были обуты в пуанты. В них она прошаркала из комнаты. Я слышал, как она возится у плиты. Потом она вернулась с чашкой кофе и остановилась прямо передо мной.
- Пейте!
- Не знаю, - хрипло произнес я. - Может быть, нам сейчас лучше...
- Вы не заметили, - сказала она. - Жаль.
Я быстро схватил чашку и, дрожа, сделал несколько глотков.
- Что не заметил?
- Что я вам сделала подарок. Рождественский подарок. По сравнению с ним меркнут все подарки, которые вы получили или получите в будущем.
Неуверенно моргая, я, поднял на нее глаза.
Ее темные усики немного топорщились. Кажется, она впервые улыбнулась.
- Время, - произнесла она. - Я дарю вам свое время. Самое дорогое, что у меня сейчас есть.
Ровно пять ударов сердца она неподвижно стояла передо мной. Затем она выбежала, и я слышал, как она, чертыхаясь, надевала ботинки.
Через каких-нибудь двадцать минут кондуктор автобуса бесцеремонно растолкал нас. На всякий случай мы прикинулись спящими и лишь иногда сквозь щелки век считали рождественские елки в окнах домов.
Здесь Берлин кончался. В воздухе стоял резкий морозный запах старых капустных кочерыжек, доносившийся с полей орошения.
Я нес оба чемодана. Они были уложены заранее и стояли в гардеробе. Сжав кулаки в карманах пальто, за мной шла Ханна.
Через некоторое время мы увидели их. По хрустящему, твердому насту они шли навстречу нам. Никогда еще Макс не казался мне таким крохотным, как сейчас, на этом белом снегу. Не Макс, а маленький ребенок шагал теперь там.
Какое-то мгновенье мы все, продрогшие, молча стояли вместе.
- Может быть, - с трудом выговорил отец, - бал все-таки состоится. Думаю, вы не будете против, если мы попытаемся это сделать.
Господин Леви с отсутствующим видом кивнул.
- Конечно, праздник, который люди отмечают в эти дни, не ваш. Но мир на земле... Ведь это стоит поддержать.
Отец сощурясь глянул вверх на морозно сверкавшие звезды.
- Мне только не совсем понятно, при чем здесь благословенье в человецех.
- Наверное, - тихо кашлянув, произнес Макс, - мы должны скорее искать его в нас самих, чем там, наверху.
- Неплохая мысль, - сказал отец. - Посмотрим, что из этого получится.
Мы пожали друг другу руки и, хотя они закоченели, долго не решались спрятать их снова в карманы.
- Дорогу вы знаете, - сказал отец. - Мальхов, Блюмберг, Вернойхен. Оттуда поездом. Не пройдет и суток, как вы окажетесь на той стороне, в Польше.
Макс с господином Леви подняли чемоданы и тронулись в путь. Мы стояли и смотрели им вслед; на бескрайней, занесенной снегом дороге эти трое и впрямь выглядели родителями с ребенком.
ЛЕТОПИСЬ ОДНОДНЕВКИ
00 час. 1 мин. 17, 7 сек.
Сомнений нет, я живу. Потер лапки и попытался разобраться в их путанице. О, господи, ну как же ими двигать всеми сразу! Да еще эти дурацкие прозрачные штуки на спине! Что я - манекенщица?.. Нет, не могу утверждать, будто радуюсь факту своего существования - я же не просился. А впереди бесконечных двадцать четыре часа! Неужели мало двух или трех? Бог знает, за что дух Вселенной обрек меня на такие мучения. (Полагаю, ни за что.)
01 час. 27 мин. 34, 4 сек.
О, всевышний, я могу летать! Никак не приду в себя от этого открытия. Отныне мир принадлежит мне! Интересно, куда это я приземлился, и вообще: где я? Кажется, что-то вроде аэродрома; масса ночных бабочек - садятся, взлетают; вокруг копошится какой-то технический персонал. А надо мной сияет яркая звезда, наверное, Солнце. Пожалуй, стоит слетать на нее.
02 час. 19 мин. 01, 2 сек.
Только что облетел уделенный мне мир. Он квадратный и, откровенно говоря, оскорбительно мал. Думаю, что не буду слишком долго придерживаться установленных границ. Немного еще потренируюсь и... для чего, в конце концов, даны крылья! Так хочется все увидеть своими глазами.
03 час. 31 мин. 04, 8 сек.
Все кончено. Я погребен во мгле Вселенной. Не успел расправить крылья, как у самой границы рухнул в пустоту. И вот сижу в чернейшей ночи и жду конца. О, жалкий фарс существования! И все усилия ради какой-то крохи надежды; абсурд. А ведь сколько можно было бы дел переделать! Исследовать Солнце, открыть новые планеты, основать собственную авиалинию... Увы, дух Вселенной упивается бессилием своих созданий; он сотворяет нас, дабы увидеть, как мы терпим крушение. Мне стыдно за то, что я посвятил ему свои мечты.
04 час. 14 мин. 33, 0 сек.
Сижу и при свете моего Солнца листаю свой дневник. Наткнулся на запись от 03 час. 31 мин. 04, 8 сек. Каким же высокомерным я был тогда! Сверзился с письменного стола (который, оказалось, и был моим миром) и счел это невниманием духа Вселенной к его творениям; смехота. Ну и дерзкие же мы были в том возрасте! Летать... Узнавать мир... Наслаждаться жизнью... Боже мой: "мир"! Да где он, если не "во мне самом? А что значит - "наслаждаться"? Ведь это - ежесекундно ощущать, как в тебе к одному кристаллику опыта присоединяется другой кристаллик: мир - это Я; все, что вне меня, - одна лишь бутафория.
05 час. 13 мин. 13, 3 сек.
Случилось нечто ужасное. Только что погасло Солнце. У меня чуть сердце не остановилось. Что же будет, конец света? Неужели придется жить во мраке? Почему дух Вселенной больше не считает меня достойным света его милости? Может, я что-нибудь сделал не так (наверно, слишком возомнил о себе)? Во всяком случае, это пахнет возмездием; неприятно.