— Вижу, вижу… Солдаты вам всю дрянь уберут.
— Это уж точно, — буркнул лежавший под трактором Дальке, но Хаук сделал ему знак замолчать.
— И коровник построят.
— И притом бесплатно! — хмыкнул незнакомец.
— Успокойся, мы им все оплатим по тарифу.
— Жаль, что я раньше не додумался до этого, а то тоже поехал бы к командиру воинской части и попросил у него солдат.
— А чего ты, собственно, злишься?
— Я злюсь? — Незнакомец усмехнулся. — Ничего я не злюсь. — И пошел прочь.
Когда он ушел, Хаук спросил у Шихтенберга, кто это подходил.
— Это наш кузнец Грунделов.
— Он потому и сердится, что тут ему заработать не удастся.
— А вот в отношении дряни он, пожалуй, прав, — заметил Дальке.
* * *
Во время обеда солдаты из первого расчета вместе с пожилыми крестьянами сидели за одним столом.
Ни до обеда, ни во время его Хауку так и не удалось поговорить с Гердой, которая попала в бригаду Баумана.
Хаук мог привлечь внимание девушки, только добившись со своей бригадой самых хороших показателей в труде. И он старался. Но она этого не замечала. Он уже хотел отказаться от своего намерения, но один случай, происшедший после обеда, утвердил его в этом решении.
Во время работы на ногу Бауману упал кирпич. Разумеется, работать дальше он уже не мог.
Герда с озабоченным видом расшнуровала ему ботинок и забинтовала слегка кровоточащую рану, причем делала она это, стоя на коленях перед сидевшим Бауманом.
Хаук видел, какими глазами при этом смотрел на Герду Бауман. Он мысленно раздевал девушку, причем выражение лица у него было такое, что сомневаться в его намерениях уже не приходилось.
«Нет, я во что бы то ни стало должен поговорить с Гердой, — решил Хаук. — Пойду на вечер, приглашу на танец и все скажу. Пусть думает что угодно, но я расскажу ей о грязных намерениях Баумана. Главное, чтобы Она не попалась на удочку этого ловеласа. Да и что станут думать о солдатах крестьяне, если Бауман соблазнит девушку? Не только о солдатах, обо всей армии!»
И вот солдаты и местные парни и девушки собрались в клубе. В зале у стены среди девушек сидел Бауман с гордым видом, как петух среди кур. Он беспрерывно говорил, стараясь произвести впечатление на девушек.
Хаук отвернулся, чтобы не видеть Баумана. Заказав себе кружку пива, он медленно пил его.
«Еели я ей все расскажу, Герда, чего доброго, еще подумает, что я делаю это не из добрых побуждений. Правда, позже, когда она все поймет, она будет благодарна мне», — думал Хаук. Он допил пиво и заказал новую кружку.
Занятый своими мыслями, Хаук не заметил, как зал заполнился людьми.
«Ничего, я буду говорить с ней небрежным тоном, будто меня это нисколько не касается. Да оно и на самом деле так».
На сцену вышел Брауэр. Кто–то из зала громко крикнул:
— Тихо!
Брауэр заговорил о связи Народной армии с местным населением. Его короткое выступление было встречено аплодисментами.
Затем оркестр заиграл вальс. Солдаты поднялись с мест и бросились приглашать своих знакомых девушек. И лишь один Бауман остался сидеть на месте. Однако во время второго танца он не усидел и пригласил Герду.
Хауку никак не удавалось пригласить Герду — Бауман постоянно опережал его. Тогда Хаук снова пошел в буфет.
Под конец вечера на сцену вышел Бауман. В зале зашушукались, потом стало тихо. Бауман объявил, что сейчас он споет песню. Хаук знал, что голос у него есть, и к тому же довольно приятный. Бауман запел: «Ты моя мечта…»
И вдруг Хаук понял, что Бауман, собственно, поет не для всех, а только для одной Герды. Он встал и вышел из зала. Прохладный воздух освежил его. Из зала донеслись бурные аплодисменты. Когда Хаук вернулся в зал.
Бауман уже сидел рядом с Гердой. Заметив Хаука, Бауман лукаво подмигнул ему.
Вскоре настала очередь Хаука выходить на сцену. Представляясь, Хаук оговорился, и в зале засмеялись, а он смутился. Взяв аккордеон, начал играть. Играл он, полузакрыв глаза, а когда кончил, в зале было тихо–тихо. После продолжительной паузы раздались аплодисменты.
Хаук почувствовал, что краснеет, и еще ниже нагнулся к инструменту. Так, не поднимая головы, Хаук спустился со сцены и прошел на свое место.
После перерыва Герда вдруг подошла к Хауку и села рядом с ним. Он искоса поглядывал на девушку. На ней было красное поплиновое платье с большими золотыми пуговицами.
Как только оркестранты взялись за свои инструменты, Хаук тихо сказал Герде:
— Могу я вас пригласить на танец?
Играли медленный фокстрот, и под эту музыку можно было поговорить. Хаук стеснялся, смотрел куда–то мимо Герды и никак не решался начать разговор.
— А вы хорошо играете на аккордеоне, — начала разговор Герда.
— Неужели? Вам понравилось?
— Где вы так научились играть? — Герда посмотрела ему прямо в глаза.
— Еще в школе, а потом в кооперативе, где я состоял членом культгруппы.
— Так вы работали в кооперативе? — обрадованно спросила Герда.
Он кивнул.
— Так, значит, вы крестьянин?
— Да, и к тому же тракторист.
Герда снова взглянула ему прямо в глаза, и Хаук еще больше смутился, покраснел и сбился с ритма.
— Извините, — растерянно пробормотал он, глядя себе под ноги и чувствуя, что девушка улыбается.