— Как мешает?
— Когда я излагаю учебный материал, он часто перебивает меня, выскакивает. Я, конечно, понимаю, что сам он все это уже знает, ему скучно, но нельзя же мешать другим! Я его не раз одергивал, но он забывается и снова мешает.
— Я этого не знал.
— Спроси у своих солдат. Они тебе подтвердят.
— У меня на занятиях он ведет себя нормально.
— У тебя он не осмеливается…
Хаук знал, что Штелинг умный парень и действительно может недисциплинированно вести себя на занятиях, если чувствует послабление со стороны руководителя занятий.
— Я разберусь в этом и накажу его.
Штелингу был объявлен наряд вне очереди за нарушение дисциплины на занятиях.
* * *
Как–то вечером, когда солдаты первого расчета собрались идти на читательскую конференцию, Штелинг демонстративно лежал на койке.
— А ты что, вставать не собираешься? — спросил Штелинга Лахман.
— Эй, Толстяк, вставай! Мы тебя ждать не будем! — крикнул Шрайер.
— Я не пойду.
— Почему?
— Не пойду, и все!
— Пойдешь! — Лахман подошел к кровати Штелинга и потряс ее за спинку.
— Оставь меня в покое!
— А, понимаю, тебе не понравился наряд, который ты схлопотал!
— Ну и что? — Штелинг перевернулся на другой бок.
— Мы не хотим, чтобы у нас в расчете появились новые взыскания, — подошел к Штелингу и Дальке. — Срывать занятия никому не положено…
— Вы правы, — вмешался в перепалку Хаук, — занятия нельзя срывать. Именно за это он и получил наряд вне очереди. Мы взяли на себя серьезные обязательства, и их нужно выполнять…
— Наряд он, конечно, получил за дело, — сказал Гертель. — А мы с вами и впредь не должны проходить мимо нарушений дисциплины. Принципиальностью мы только завоюем уважение других.
* * *
На очередном обсуждении результатов дня Штелинг сказал:
— Товарищ унтер–офицер, мне не нравится то, как и чему Бауман учит нас. Вот, например, сегодня мы должны были познакомиться с методами преодоления зараженной ОВ местности, а унтер–офицер Бауман рассказал нам то, что мы учили еще две недели назад.
Все согласно закивали, а Шрайер сказал:
— Так оно и было. Он всегда так объясняет, что спать хочется.
— Многие и засыпают на его занятиях, — подтвердил Лахман.
— Нам нужно об этом сказать самому Бауману, пусть он изменит методику преподавания, — заметил кто–то.
— Я уже говорил ему, — сказал Штелинг.
— Ну и что?
— «Я преподаю, — сказал он, — строго по план–конспекту». И ушел…
— Он часто повторяет пройденный материал. Вряд ли это предусмотрено его конспектом.
— Нет, конечно, — согласился Вернер. — Прежде всего он обязан тщательно готовиться к занятиям и учить вас тому, что потребуется на практике.
— У меня идея. — Штелинг нахмурил брови. — Мы напишем статью в стенную газету и попросим Баумана высказаться, что он думает об этом.
— Чепуха! — махнул рукой Дальке. — Это только разозлит его, потому что подорвет его авторитет.
Штелинг вспыхнул и, сняв очки, сказал:
— Дался тебе этот Бауман! Здесь речь идет не о Баумане, а о нас.
— Делайте что хотите, только без меня, — буркнул Дальке и хотел выйти.
— Ефрейтор Дальке, останьтесь! — приказал ему Хаук.
Дальке неохотно вернулся на свое место.
— Я сам напишу статью, — предложил Штелинг.
За ужином Вернеру пришла мысль, что унтер–офицер впервые подвергнется критике в стенгазете. Можно представить, как прореагируют на статью солдаты!
«Собственно говоря, пора уже сделать Бауману серьезное предупреждение, заставить его работать по–настоящему. Бауман комсомолец, и нужно будет покритиковать его как комсомольца».
На следующее утро солдаты толпились перед стенной газетой, в которой была помещена такая заметка: «Занятие или послеобеденный сон?
Сегодня на занятиях после обеда наш друг Бауман многих товарищей из первого взвода поверг в глубокий сон. Занятие было скучным, так как руководитель рассказывал солдатам то, что они уже слышали на прошлых занятиях. Это безответственно!
Мы требуем от нашего друга Баумана, чтобы он тщательно готовился к каждому занятию и давал нам нужный материал, учил тому, что нам пригодится на войне, чтобы мы могли хорошо выполнить свой долг.
Солдаты первого расчета ждут от товарища Баумана ясного ответа на эту критику».