Через несколько дней после ужина у Ротшильда моей жене доставили письмо от её горячо любимого мужа. Софья Андреевна, наши отцы были тезками, с конца января постоянно была в Петербурге. До этого два её визита закончились по сути не начавшись, она тут же получала Высочайшее Указание покинуть Россию.
Но в этот раз все было по-другому, мало того, что ей разрешили остаться в Питере, так еще и любезно приняли при дворе. Поэтому я так уверенно и ответил Ротшильду. Супруга действовала согласно разработанному плану, в ней я был уверен почти как в себе и регулярно получал её письма. В них она условленной фразой докладывала мне, что всё идет как надо.
Неимоверными усилиями мои эмиссары, никого не жалея и себя в первую очередь, весной 1855-ого года сумели наладить усиление и снабжение армии в Крыму и на Кавказе.
Князь Меньшиков не был отставлен покойным императором, как это произошло в моей первой жизни и это сделал новый Государь сразу же после доклада министра финансов. Командующим русской армией в Крыму стал генерал-лейтенант Степан Александрович Хрулёв. Понимая всю ответственность обрушившуюся на него, он начал действовать очень осторожно. Советы моих эмиссаров для него были почти законом, тем более что делалось это тактично и грамотно.
Через неделю был отставлен и военный министр князь Долгоруков. Его сменил Николай Онуфриевич Сухозанет, боевой генерал ставший министром на год с небольшим раньше моего знания истории. Генерал он был знающий, пользовался авторитетом и уважением в армии и это очень быстро почувствовалось на фронте.
Генерал-лейтенант Карл Егорович Врангель вновь вступивший в командование Евпаторийским отрядом, связал союзников по рукам и ногам, не давая покоя противнику буквально ни днем, ни ночью. Пару раз уже союзники предприняли попытки нанести поражение русским, но были отбиты и сидели в Евпатории как мышки. Сложилась патовая ситуация, ни одна их сторон не могла побить соперника и не пыталась это сделать. Для нас это была настоящая победа, русские линии снабжения осажденного Севастополя оказались в безопасности.
Генерал Хрулев с каждым днем укреплялся в Бахчисарае и на Южном побережье Крыма. Ни о каком новом большом сражении с союзниками он и не помышлял, главной его задачей было укрепление обороны Севастополя и отражение будущей атаки на Керчь. Она началась, как я и знал, 12-ого мая.
Керченским гарнизоном командовал безродный и почти нищий полковник Карпов. Он сумел отличиться в компании 1853 года на Дунае, а затем на Кавказе в 1854-ом году. Был замечен нужными людьми и переведен в Крым. Попутно сам и его семья перестали бедствовать.
Гарнизон Керчи был своевременно усилен, особенно артиллерией, были выставлены минные заграждения, на мои деньги были куплены нужные корабли и затоплены в проливе. В трехдневном сражении, в котором основную роль играла артиллерия, русские понесли достаточно значительные потери, только убитых было больше тысячи и был нанес огромный ущерб Керчи. Но все атаки и попытки высадки десанта были отбиты.
Успех в Керченском деле имел два важнейших результата, были сохранены русские коммуникации в Крыму и на Азовском море, а слово моих эмиссаров стало чуть ли не законом. Был создан специальный инженерный корпус, который за лето 1855-ого года сухопутное недоразумение между Севастополем и Бахчисараем, носившее громкое название дорога, но находившееся в очень плохом состоянии и пролегавшее то по каменистой горной, то по глинистой местности, то по болотистым низменностям, превратил во вполне приличную дорогу.
Это сразу же сказалось на положение дел в Севастополе. Стахановскими методами налаживалась переправа через бухту, непрерывным потоком шли подкрепления, особенно артиллерия. Были опустошены все тыловые воинские части и арсеналы почти по всей России, на фронте даже появились стволы сибирских частей. Огромные премии были назначены оружейникам за новую продукцию. Всеми правдами и неправдами пополнялись запасы пороха в войсках.
В результате к началу лета сложилась ситуация, начавшая вызывать нехорошие исторические параллели во Франции.
В осажденном Севастополе русские как минимум не слабели. Стоящая в Бахчисарае армия генерала Хрулева непрерывно усиливалась и Степан Александрович неукоснительно выполнял строжайшее указание нового военного министра: никаких наступательных авантюр, всеми силами помогать Севастополю и держать свои позиции.
В новой действительности император не вмешивался напрямую в ход военных компаний и солистом был генерал Сухозанет. А то, что надо просто стоять, терпеть и ждать своего часа он понимал и без моих подсказок. В итоге не было катастрофы на Черной речке, и как следствие летних катастрофических бомбардировок осажденного города и страшных потерь среди защитников.
К началу августа русские укрепились на Инкерманских высотах, там была установлена батарея из пятидесяти новейших русских дальнобойных 60-фунтовых береговых пушек Баумгарта-Маиевского на металлическом лафете. Их дальность стрельбы была просто невиданная до сих пор — пять верст. В истории моей первой жизни это были две отдельные орудийные системы принятые на вооружение уже после войны. Зная об этом, я через третьи руки отвалил огромные деньги на ускоренную разработку новой пушки тандемом двух русских оружейников, её испытания и производство на уральских заводов.
Командование этой батареей принял русский артиллерийский гений штабс-капитан Александр Петрович Щёголев. Год назад двадцатидвухлетний прапорщик прославился шестичасовым боем своей 6-ой береговой батареи имеющей всего четыре старых орудия против нескольких сотен орудий союзного флота под Одессой 10-ого апреля 1854 — ого года. Через несколько дней он был удостоен ордена Святого Георгия 4-й степени и произведён через два чина в штабс-капитаны.
Батарея таких же пушек появилась и на Северной стороне, на безымянной высоте восточнее Парижской батареи.
В последних числах августа союзники провели последнюю бомбардировку и намеченный штурм Малахова кургана не состоялся. Точность огня новых батарей на предельной дальности была так себе, но это было огромное подспорье защитникам Малахова кургана. Плотность войск союзников в зоне из поражения была такой, что все равно любой снаряд попадал в какую-нибудь цель.
Несмотря на сохраняющееся численное превосходство, предпринять атаку на русскую армию стоящую на Инкерманских высотах и Макензиевой горе союзники не решились, также как и попытаться обойти её с юга. Это было бы Балаклавское сражение и Битва на Черной речке наоборот. Русская артиллерия просто бы расстреляла наступающих.
Первого сентября союзники прекратили бомбардировку Севастополя, перешли на редкий беспокоящий огонь и начали подготовку к последнему генеральному сражению за русскую твердыню. Свои планы они держали в строжайшем секрете, но абсолютно все в Европе и в России знали, что намеченный штурм состоится когда в войну вступит Австрия.
Одной из главных радостей для меня была предотвращение потери адмирала Нахимова. После отбитого первого штурма Севастополя, Государь категорически запретил ему рисковать. К адмиралу была приставлена охрана из высокопоставленных гвардейских офицеров во главе со срочно произведенным в генерал-адъютанты Павлом Константиновичем Александровым, внебрачным сыном Великого Князя Константина Павловича. Он ни на шаг не отходил от адмирала, даже спал рядом с ним. Рисковать жизнью такой особы Нахимов не мог и поэтому пуля, смертельно ранившая его в первой моей жизни, пролетела мимо.
На Кавказе тоже все было тип-топ. Назначенный еще императором Николаем новый кавказский Наместник генерал Николай Николаевич Муравьёв сразу же получил подробнейшие инструкции от нового Государя и военного министра о порядке своих действий, ему были строжайше запрещены три вещи: критиковать своих предшественников, ссорится со своими генералами и офицерами и штурмовать турецкую крепость Карс. Её надлежало взять правильной осадой, а не повторять свой подвиг почти тридцатилетней давности, когда во время во время Турецкой войны 1828-1829-ых годов крепость была взята им же лихим неожиданным натиском. Также генералу было предписано воспрепятствовать попыткам турок провести десантные операции на русском Кавказе.
В итоге не было глупого и несправедливого письма Ермолову, ссоры с генералом князем Барятинским, которому было поручено действовать против возможных турецких десантов. Карс был быстро взят в полную осаду и пал в начале октября. Князь Барятинский не только успешно отразил все попытки турецких десантов, но и начал наступление на Батум. Разбив незадачливого Омер-пашу, он повторил русский успех прошлого года, и начал движение на Трапезунд. А основные русские силы выдвинулись к Эрзеруму и начали его осаду.
Но фоне всего этого и события в Европе разворачивались немного не так как в моей первой жизни. Все эти месяцы я был занят только одним: сменой общественных настроений в Европе. После длительных размышление я выбрал очень интересный вариант, достаточно резкое и быстрое ужесточение кредитно-денежной политики во всей Европе, особенно в России и Австрии. Началось глухое недовольство в Европе, которое осенью переросло в открытое. Все газеты пестрели одним и на все правительства посыпались всё возможные шишки.
Английский премьер Палмерстон и французский император Наполеон Третий понимали, что войну надо кончать и приняли решение усилить давление на Австрию и наконец-то получили искомый результат, австрийский император решил вступить в войну и предъявил России ультиматум.
Несмотря на все достигнутые успехи в Крыму и на Кавказе, сопротивляться удару Австрии, а тем более еще и Пруссии, сил у России не было. В ту минуту, когда графу Буолю доложили о русском посланнике и он в нетерпении ждал момента своего торжества, той минуты когда им будет озвучен окончательный срок австрийского ультиматума, я заходил в кабинет австрийского министра финансов Карла Людвига фон Брука. Мы были достаточно хорошо знакомы и у нас были ровные деловые отношения.
Но сейчас австрияк встретил меня как напыщенный индюк, молча стоя у своего стола.
«Вот баран, неужели у них нет финансовой разведки и он не понимает зачем я к нему явился?» — подумал я и также молча протянул ему папку с бумагами. Бедного австрияка надо было видеть. Когда он закончил чтение, то производил впечатление огромного шарика из которого выпустили воздух. Еще бы, мало того что его уведомляли о больших проблемах с получением так необходимых империи кредитов, ему еще сообщали о внезапно возникших проблемах с погашением старых, внезапно оказалось что несколько миллионов надо срочно вернуть чуть ли не завтра. И это было не всё. Фон Брук прочитал еще и список долговых обязательств австрийской знати, промышленников и купцов на сто фамилий. Но при необходимости я его могу увеличить в несколько раз.
Номером один списка был сам Франц Иосиф, затем шли эрцгерцоги и прочие. В первой двадцатке были граф фон Буоль-Шауенштейн, Министр-президент Австрийской империи и сам министр финансов. Итоговая цифра была впечатляющая.
Точно такие же списки я приготовил для Берлина, двух столиц воюющих с нами великих держав и конечно для Санкт-Петербурга. В России этот список уже сработал как мне нужно. Тратиться на османов и ничтожных сардинцев я не стал, много чести.
Мои затраты составили уже пятьдесят с небольшим хвостиком миллионов фунтов стерлингов, сумма для меня пока не критичная, но уже очень существенная. По крайней мере наличные деньги я выгреб почти под ноль и уже залез в свои запасы драгоценных камней и металлов.
Безвозвратными из них были примерно миллионов двадцать, потраченных на Россию, а вот всё остальное мне вернется до последней копеечки и даже больше того, «напеняю» я по полной программе.
— Я ожидал чего-нибудь подобного с той минуты, когда вы неожиданно появились в Вене, — выдавил из себя австрияк, бросив на меня тоскливый затравленный взгляд. Я развел руками и не удержавшись, злорадно ухмыльнулся, всё-таки какая-то разведка у тупоголовых австрияков оказывается есть.
— Я еду к себе, обедать в обществе князя Горчакова. Вы знаете, мы русские, любим обедать долго и в свое удовольствие. Надеюсь вам хватит времени доложить обо всем вашему императору и привезти его положительный ответ, — я сделал акцент на слове «положительный», — нашему императору Александру Николаевичу. Если в двадцать четыре ноль-ноль не будет ответа, то мои дальнейшие действия вы знаете.
Я по-простому показал пальцем на бумаги, которые держал австрийский министр.
— И вы знаете, господин министр, такие же списки у меня есть и для ваших предполагаемых союзников, — я сделал паузу и хладнокровно с оттяжечкой добил. — Положительный ответ, подчеркиваю, только положительный, пусть мне привезет лично граф Буоль. И не забудьте сразу же сыграть отбой для ваших вояк. А то что-то раздухарились вы, прямо как взрослые. И последнее.
Меня внезапно стала накрывать волна гнева, захотелось подойти и врезать в австрийскую рожу за все подлости последних лет. Я стиснул зубы, сделал глубокий выдох, успокоился и закончил, на полтона понизив голос.
— Мне доложили, что вокруг русского посланники и нашей миссии постоянно крутятся какие-то непонятные типы. Вчера кто-то разбил камнем окно. Сегодня мой камердинер доложил, что эти же люди замечены около моего дома. Так вот, господин министр, — австриец немного наклонился в мою сторону, что бы не пропустить ни одного слова, — если против меня, моей семьи и моих людей, в число которых входит и князь Горчаков со своими сотрудниками, будет замечен еще один просто косой взгляд, не говоря уже о действиях, то все векселя и долговые расписки людей из переданного вам списка будут предъявлены к оплате, начиная с первого номера списка.
Я повернулся и пошел к двери. Но неожиданно остановился и с улыбкой добавил:
— Из чисто альтруистических побуждение я могу закрыть глаза на несколько фамилий в этом списке. На одну точно.
Бледный, с трясущимися губами, русский посланник уже был у меня. Он молча протянул мне текст австрийского ультиматума.
— Александр Михайлович, я знаю что там написано и догадываюсь, что вам сказал фон Буоль. Державы непреклонны, наши предложения он даже не будет озвучивать и дает нам на принятие капитуляции шесть дней. Я всё правильно сказал? — я постарался максимально изобразить легкий поклон. Князь не ответил и только горестно обхватил руками голову.
— Любезнейший Александр Михайлович, давайте сначала пообедаем, а потом займемся делами. Ваши курьеры готовы, а вы на сытый желудок глядишь и что-нибудь приятное напишите, а не …, — я показал на австрийскую бумагу.
Обедали мы долго и чинно. В какой-то момент князь немного повеселел, похоже, что он задумался с чего бы мне быть в таком прекрасном расположении духа. Мы заканчивали обед и я почти открыл рот, что бы пригласить князя в свой кабинет, как зашел лакей и доложил о прибытии графа Буоля.
Всё опять произошло молча. Министр-президент Австрийской империи зашел в кабинет, подошел к моему столу и положил на него пакет, который держал в руках. Я достал из пакета бумаги и внимательно прочитал их. Затем достал из верхнего ящика один из векселей графа и протянул ему.
— Благодарю вас и не смею больше задерживать, — свой вексель граф Буоль взял тоже молча и быстро удалился.
Я позвал лакея и подал ему заранее приготовленный пакет с обещанным «подарком» австрийскому министру финансов, в затем подошел к окну посмотреть как уезжает мой «гость».
***
Александр Михайлович написал короткий отчет в Петербург и два курьера тут же помчались в Россию.
Из «гостеприимной» австрийской столицы я выехал следующим утром и не спеша направился в российские пределы. Письмо австрийского императора надо было доставить в Петербург как можно скорее, но не менее важным было убедиться что австрияки действительно дали отбой. Несколько раз мне встретились австрийские войсковые колонны направляющиеся прочь от русских границ. Солдаты и офицеры не скрывали своей радости что пугающая всех война с Россией отменяется.
В два часа после полудня четвертого января 1856-ого года я был в Варшаве. Слухи об отзыве австрийского ультиматума уже дошли до Царства Польского и все кругом гудело как растревоженный муравейник.
Я сразу же поспешил к императорскому Наместнику Царства Польского генерал-фельдмаршалу светлейшему князю Варшавскому Ивану Фёдоровичу Паскевич-Эриванскому. Прославленный русский генерал, после контузии полученной два года назад под Силистрией, много болел, а после смерти императора Николая Павловича вообще слег. Но когда ему доложили о моем прибытие из Вены, он нашел в себе силы встать и принять меня не в постели. После взаимных приветствий фельдмаршал сразу же перешел к делу.
— Итак, князь, жду достоверных хороших известий и уверен, что из первых рук.
Я довольно улыбнулся, мои известия наверняка благотворно повлияют на здоровье Наместника.
— У меня, Иван Федорович, не хорошие, а отличные известия. Я везу нашему Государю личное послание императора Франца Иосифа. Австрийцы отозвали свой ультиматум и начали отвод войск от границы с Российской империей. По секрету вам скажу, у австрийцев внезапно начались финансовые проблемы, они вынуждены в пожарном порядке спасать свои финансы и резко сократить свои военные расходы.
— А ты, князь, не боишься обмана? Я на старости лет уже никому в Европе не верю, особенно австрийцам.
— Не боюсь, Иван Федорович, с Ротшильдами, сами знаете, шутки шутить себе дороже, это ведь они претензии австрийцам выдвинули. Да и сам видел, отходит не только пехота с кавалерией, но и артиллерия и все тыловые части. Видно, что австрийская армия просто расходится по домам.
Мои слова действительно оказались бальзамом для старого солдата, он прямо на глазах помолодел и тут же вызвал своего адъютанта.
— Список частей, карту расположения и господ генералов ко мне.
Когда адъютант вышел из кабинета, генерал-фельдмаршал лукаво прищурился и задумчиво сказал:
— Как думаешь князь, Государь не сильно будет журить нас, если мы начнем подготовку к переброске части войск в Крым? Десятка два батальонов явно там не будут лишними и в Дунайскую армию весточку пошлю, пусть тоже готовятся. Ты в Варшаве планируешь задерживаться?
— Нет. Теперь надо спешить и быстрее оказаться в Питере.
— Тогда не откажи в любезности накоротке, по-солдатски, отобедать со мною пока тебе оформят подорожную, да фельдъегеря прибудут. Для скорости пусть тебя сопровождают.