Уже вечерело, когда через трое суток безостановочной скачки в сопровождении трех фельдегерей, я достиг столицы Российской Империи. За все время бешеной скачки было всего три получасовых остановки, да короткие максимум по десять минут при смене лошадей. Еда и отдых на ходу.
На заставе на въезде в город меня ждал гвардейский караул и через полчаса я уже входил в кабинет Государя Императора.
Александра Николаевича, нового Императора и Самодержца Всероссийского я знал больше двадцати лет. На торжествах в дни совершеннолетия Цесаревича ему меня представил Михаил Михайлович Сперанский, воспитатель будущего императора. Но реально наше первое общение состоялось 6-ого декабря 1840-ого года на обручение Цесаревича с великой княжной Марией Александровной.
Июльская революция во Франции и появление на политической карте Европы нового государства — Бельгии принесли мне первые немалые свободные финансовые средства, а мои заслуги в «минимизацию» восстания в Царстве Польском временную благосклонность Государя Императора. Думаю, что только память об этом удержала его от более резких действий в мой адрес в начале Крымской войны.
Но это будет через много лет, а в 1831-ом году я получил зеленый свет для воплощения планов своей деятельности на Аляске и российском Дальнем Востоке. В Российской Американской компании, полугосударственной торговой компании действующей в Русской Америке, бал уже правили не сибирские купцы, а императорская семья со своими сановниками, столичные чиновники и морское офицерство и без санкции Государя там ничего нельзя было предпринять.
Почти за десять лет я стал реальным хозяином компании, добился там поразительных результатов и императорская семья была очень довольна моей деятельностью. Дивиденды, ежегодно получаемые на акции компании, были очень существенными. После обручения сына Николай Павлович почему-то решил передать все дела компании в его ведение. После этого до самой Крымской войны я ежегодно встречался с цесаревичем и его супругой. Моя жена постепенно стала подругой Марии Александровны.
Этим обстоятельством я и решил воспользоваться, когда пришло время действовать. В конце января 1855-ого, незадолго до кончины Николая Первого, Софья Андреевна приехала в Питер и на этот раз была принята очень любезно, особенно Марией Александровной. Через пару месяцев молодая императрица стала горячей сторонницей предлагаемых мною реформ и постепенно изложила мои планы своему супругу. И я уже знал, что Государь согласен практически со всеми моими предложениями, кроме отмены черты оседлости и уравнивания в правах всех своих подданных.
Дежурный офицер быстро провел меня в кабинет Государя. По дороге нам не встретилось ни души. Двое моих телохранителей, а после отъезда из Англии я ни разу нигде не появился без своей охраны, остались у дверей и я вошел в императорский кабинет.
В кабинете были все те, кто принимал участие в последнем заседании, когда обсуждался австрийский ультиматум: канцлер Карл Васильевич Нессельроде, граф Павел Дмитриевич Киселев, князь Михаил Семенович Воронцов, граф Алексей Фёдорович Орлов и граф Дмитрий Николаевич Блудов. Я ожидал конечно, что будет военный министр, но сделав уступки в кадровых вопросах в военном ведомстве, император явно не собирался вводить в свой близкий круг моих протеже.
Поприветствовав Государя, я протянул ему письмо императора Франца Иосифа. Прочитав его, Александр Николаевич спокойным будничным тоном сказал:
— Австрия отзывает свой ультиматум без каких-либо условий и император Франц Иосиф заверяет меня в верности всем договорам, гласным и приватным, — предыдущее заседание велось строго на французском. Сейчас же Государь говорил по-русски. Все присутствующие знали, что я принципиально в России со всеми говорю на великом и могучем, делая только исключение для Государя и цесаревича с их женами. Ну и естественно для иностранцев, если они по-нашему были ни бельмеса. И переход императора на русский язык был очень хорошим знаком.
— Продолжение войны это безумие. Что последует за этим? — вопрос Государя был естественно адресован мне.
— За этим, Государь, последуют мирные переговоры. Император Наполеон вполне удовлетворил свои амбиции, он и общественное мнение во Франции считают, что они отомщены за поражение Наполеона Бонапарта, — я естественно опустил, что отомстить любителям лукового супа и вонючего сыра хотелось именно императору Николаю, которого они считали участником той войны. Но не сказанное мною все отлично поняли. Особенно Государь Император, он недовольно дернул головой и зло прищурился.
— Но две тяжелых зимы в Крыму разбудили память о тех событиях, — продолжил я излагать своё видение ситуации. — Каждый день в Париж и Лондон приходят известия о потерях в Крыму, причем от болезней там умирают каждый день и больше чем от пуль и снарядов. Союзники никак не могут справиться с холерой в отличии от нашей армии.
Союзные армии всё не могли решить проблему своего водоснабжения, несмотря на джентльменские договоренности с русским командованием не использовать воду как оружие и не блокировать источники воды. Русская армия конечно то же страдала от болезней, но наши проблемы были ничто по сравнению с союзниками. Если судить по потерям, то пришедшая в очередной раз в Европу холера была главным врагом союзников, а не русская армия.
В отдельные дни затишья на фронте стороны не несли никаких боевых потерь. А вот болезни, особенно холера, пощады не знали.
В оккупированной союзниками Евпатории, особенно после того как по призыву генерала Хрулева её покинула большая часть населения, чистой воды худо-бедно хватало, зарубежные лекари умерили свою спесь и стали слушать оставшихся в городе русских врачей и даже прислали своих парламентеров для поклона моему зятю Матвею Ивановичу Бакатину, который в шестьдесят лет опять облачился в военный мундир и возглавлял борьбу наших лекарей с холерой. И на мой взгляд достаточно успешную.
А вот на пяточке между Балаклавой и Севастополем, где было сосредоточено больше ста тысяч человек, была полная беда. Союзники каждый день расплачивались десятками и сотнями жизней своих солдат и офицеров унесенных холерой, за надутые спесью щеки европейских медицинских светил, за смех и саркастические шутки в адрес русских коллег, когда через несколько лет после эпидемии начала тридцатых годов наши врачи попытались донести до просвещенной Европы свои выводы о методах и способах борьбы с холерой.
— В Крыму союзники по-прежнему имеют превосходство над нами практически во всем, но разгромить армию Хрулева и взять Севастополь они не могут. Мои люди докладывают, — дальше крутить одним делом и делать вид, что я тут оказался случайно, просто проходил мимо, было глупо, — а я им верю, что за зиму укрепления Южной стороны приведены в порядок и теперь практически неприступны для союзников. Батареи Северной стороны, особенно усиленная Парижская и Николаевская Инкерманская, — строительством новых дальнобойных батарей руководил младший брат императора Николай, он уже почти год постоянно находился на Северной стороне и руководил там всеми инженерными работами и строительством дороги до Бахчисарая, — своим огнем делают невозможным для союзников штурм Малахова кургана.
На мой взгляд это был современный вариант стояния на Угре не только в Крыму, но и в целом в войне. Для союзников единственный шанс победить давало вступление в войну Австрии. Но он исчез и с Польши и из Дунайской армии Россия может начать переброску войск в Крым. К лету союзники потеряют свое превосходство под Севастополем, нам нужно просто стоять и ждать когда они созреют, а на Кавказе глядишь еще что-нибудь возьмем.
Еще маршал Джан-Джакопо Тривульцио в начале 16-ого века ответил французскому королю Людовику XII на вопрос, какие приготовления нужны для завоевания Миланского герцогства, что для войны нужны три вещи: деньги, деньги и еще раз деньги. Затем эту фразу повторили граф Раймондо Монтекукколи, Наполеон Бонапарт и многие другие. А сейчас её повторил и я.
У меня деньги еще были, а вот у держав уже нет. И взять их было не откуда. И без моих интриг все денежные мешки уже призадумались. Неожиданно замаячила очередная война с Россией а-ля 1812 с непредсказуемым концом. Вернее конец-то был предсказуем — поражение России, но цена была слишком высока.
Потерять еще раз на бескрайних российских просторах очередные полмиллиона бесценных европейских жизней было явным перебором, по моему мнению они уже и так составили не меньше двухсот тысяч. Особенно болезненно воспринимались потери среди офицерского корпуса. Английское общество продолжало оплакивать свои сливки, погибшие в пресловутой атаке легкой кавалерии.
Поэтому я считал, что нам надо просто переждать наших противников и они скоро предложат вполне приемлемые условия мира, например замена нашего протектората над Балканами на четырехсторонний: Британия, Франция, Австрия и Россия и сохранение статуса-кво в остальном.
Изложив все это, я остановился. Император, слушая меня, отошел к окну, а сейчас быстро и резко вернулся к столу.
— И вы, князь, думаете, что державы на это пойдут? — недоверчиво спросил Государь.
— Уверен, Ваше Величество.
Император отлично понял, что я еще что-то хочу сказать ему тет-а-тет и после некоторой паузы сказал, обращаясь к присутствующим.
— Господа, оставьте нас, — сановники быстро и молча удалились.
Император Александр быстрыми нервическими шагами сделал два круга по кабинету и остановился, вонзив в меня пронзительный взор.
— Что вы, князь, еще хотите сказать?
— После отмены «хлебных» законов в Англию завозится много дешевого сырья, английская промышленность сейчас растет как на дрожжах и им необходимы большие рынки сбыта. Таких рынков всего четыре: Индия, Китай, Соединенные Штаты и Россия.
На этом месте я взял паузу, сделал вдох-выдох и продолжил политико-эномический ликбез российского самодержца.
— Про Индию с Китаем говорить не будем, с Америкой они уже сейчас тягаться не могут, поэтому остается только Россия. Английский капитал поддержал войну и дал на неё деньги только с расчетом получить после войны доступ на наши рынки. Открытие наших рынков и отказ от поддержки отечественной промышленности может быть смертельно для неё если страна не сделает очередной рывок вперед, такой что померкнут даже деяния Петра Великого, — положа руку на сердце, я был не высокого мнения о императоре Александре Втором. Слабоват он был по-моему для тех задач, что стояли перед Россией. Но огромные деньги вложенные мною в это дело и мой откровенный и наглый шантаж заставляли его следовать моему плану. А мне предстояло работать с теми кадрами, что есть. Другого императора под рукой не было.
В списке, переданном российскому министру финансов не было императора, самого министра и всех присутствовавших в кабинете. Но там уже были великие князья, много царских сановников и прочих влиятельных лиц России. А министру финансов России открытым текстом было заявлено, что не будет не только новых кредитов, но и все старые долги придется оплачивать в пожарном порядке.
— Но если наши промышленники поставят интересы России выше своих собственных и возьмут в пример Николая Ивановича Путилова, то от появления дешевых и качественных английских товаров мы только выиграем, — на этом месте я откровенно передернул. В истории со строительством флотилии винтовых канонерок, предотвративших нападение английского флота на Кронштадт и Питер не менее важную роль сыграл морской министр Великий князь Константин Николаевич. Государь Император мою хитрость отлично понял и скривился в ухмылке.
— И если воровать будут поменьше, — неожиданно добавил Государь. — Знаете сколько жалоб поступило на суровость ваших эмиссаров на Юге России? Особенно от тех, кого за это повесили, — у меня даже язык зачесался спросить, как интересно повешенные воры умудряются жаловаться, но решил благоразумно промолчать, все-таки император. — Ваша жена достаточно подробно изложила Государыне всё ваши планы. Если я правильно понял, вы предлагаете отменить только часть пошлин?
— Да, Государь. Только те, отмена которых будет выгодна России. А главной морковкой я предлагаю сделать участие иностранцев в строительстве железных дорог России, создании современного парового флота и других подобных проектах.
Император подошел к своему столу, открыл какую-то папку и жестом предложил мне подойти. В папке лежала карта Российской Империи с нанесенным предлагаемым мной строительством железных дорог.
— Объясните мне, князь, зачем нужна дорога до Мурмана?
— Кольский залив пока единственная в России никогда не замерзающая акватория и выход из которой не может заблокировать ни одна держава. И там необходимо строить современные торговый и военный порты. А для этого нужна железная дорога до Мурманского берега.
Император еще раз прошелся по кабинету и предложил мне сесть в кресло рядом с его рабочим столом, предложение было очень кстати, я очень устал за трое суток и в буквальном смысле еле стоял на ногах.
— А почему вы считаете, что англичане заинтересованы в предлагаемом вами разграничении сфер интересов?
Государь похоже в первую очередь задавал мне вопросы по тем пунктам моего плана, которые у него вызывали вопросы. Я повторил ему то, что говорил Дизраэли, конечно в другой последовательности и другими словами. Выслушав меня, Император долго молчал. Оставались два самых главных вопроса: крестьянский и еврейский. Наконец Государь спросил:
— Князь, скажите, я правильно понял, что крестьянский и еврейский вопросы для вас главнейшие?
— Да, Государь.
— И как вы собираетесь решить крестьянский вопрос?
— Очень просто, Государь. Российское дворянство в долгах, как в шелках. Цена вопроса — земля и воля. Я думаю, что условия Земельного банка, положение о котором в ближайшее время будет представлено для Высочайшего Рассмотрения, удовлетворят все стороны, — это была голая идея, а как конкретно осуществить задуманное, я еще не знал.
Но Государь похоже подробностей пока не ждал и задал самый главный вопрос.
— Основную идею своих предложений вы, князь, хорошо замаскировали, а это, если я не ошибаюсь, реальное воплощение в Российской Империи идей Французской революции: свобода, равенство и братство.
От слов императора я на мгновение потерял дар речи в прямом смысле слова. Государь был совершенно прав, но эта простая мысль мне почему-то не приходила в голову. Говорить о возможном будущем братстве всех российских подданных конечно смешно, это при любом раскладе утопия.
А вот одинаковые права и свободы всех подданных империи не зависимо от пола, расы, национальности, языка, происхождения, имущественного и должностного положения, места жительства, отношения к религии, убеждений, и других обстоятельств вполне подходят. Вкупе с запрещением любые форм ограничения прав подданных по признакам социальной, расовой, национальной, языковой или религиозной принадлежности и равенство всех перед законом.
Но я был реалистом и понимал, что это невозможно. Хотя ….. Если Государь сам это сказал, почему бы не попробовать. Но начать я решил осторожно и зашел издалека.
— Если позволите, Государь, я подробно объясню свою точку зрения, — император кивнул и поудобнее расположился в кресле. Мне конечно сейчас больше подошло бы поскорее оказаться в своем питерском доме под крылышком супруги, но выбирать было не из чего. Не факт, что у меня еще раз будет возможность высказать свое мнение Государю Императору. Эта особая порода людей, что у них в головах одному Богу известно. Однозначно только одно, вагон и маленькая тележка спеси и сумасбродства абсолютно у всех.
— России еще ни разу в своей истории не приходилось вести такую войну как сейчас. У нас нет ни одного союзника, а против нас вся Европа. И мало того в любой момент могут заполыхать наши южные и восточные рубежи. Если в ближайшие годы не провести реформы и страна не совершит рывок в развитии как при Петре Первом, то следующая война, а она неизбежно будет лет через двадцать, закончится полным разгромом и возможно даже уничтожением России. У нас по итогам войны заполыхает так, что зверства французской и прочих революций покажутся детскими шалостями.
Мне конечно хотелось сказать открытым текстом про революционные казни монархов Европы и планы цареубийства декабристов, но это было без сомнения лишним. Да и не дурак Государь-батюшка, думаю и так всё недосказанное отлично понял.
Государь Император слушал меня молча с бесстрастным каменным лицом. Я, честно говоря, совершенно не понимал, правильно ли всё это говорить. Но назвался груздем, полезай в кузов. Поэтому я продолжил.
— У России есть два союзника, её армия и флот, — сказав это, я успел подумать, а интересно кто будет в истории автором этих слов: я или все-таки сын нынешнего императора, — но чтобы стать по настоящему непобедимыми, нужен еще один — мы сами. Подданные империи должны быть на самом деле верноподданными. А у нас одни православные по прежнему как скот продают других, можно приказать до смерти запороть солдата за ничтожную провинность. А потом удивляться почему другие солдаты не горят желанием воевать за Отечество. Можно отдавать в солдаты чуть ли не младенцев, заставлять платить налоги вдвое, втрое больше других. По прихоти самодуров и мракобесов запрещать жить там, где веками жили твои предки.
Я горестно усмехнулся и сделал паузу. Мне до жути захотелось покурить. На столе у императора я давно приметил интересную шкатулку, в таких шкатулках очень часто держали сигары и несколько раз откровенно посмотрел на неё. Император вероятно поймал мой «голодный» взгляд, молча открыл шкатулку и сделал приглашающий жест.
В шкатулке действительно были сигары. Причем мои любимые. Александр Николаевич спокойно дождался пока я прикурю и сделаю две затяжки, и только после этого красноречиво посмотрел на меня, слегка опустив голову. Любимая первая затяжка придала мне силы и я продолжил.
— Я, Государь, белой завистью завидую британцам. У них во власти всегда одна партия — пробританская. Британия превыше всего и как заявил лорд Палмерстон, у Англии нет неизменных союзников и нет вечных врагов, неизменны и вечны лишь английские интересы, и долг британцев — следовать им. Еврей Бенджамин Дизраэли один из виднейших английских политиков, еврей Мозес Монтефиоре, английский баронет и один из самых уважаемых людей Соединенного Королевства. Британские интересы у них стоят на первом месте. А у нас на каждом шагу то проанглийская партия, то профранцузская, то проавстрийская. С горечью вспоминаются, Государь, фамилии некоторых российских персонажей таких как канцлер Бестужев, братьев Александра и Романа Воронцовых, мадам Жеребцовой.
На этом я решил закончить, у меня появилось чувство, что императору становятся очень неприятны мои слова, тем более что перечисление персонажей российской истории стоящим на различных про каких-нибудь позициях надо было начинать с лиц императорской фамилии, например с Петра Третьего.
Несколько минут в кабинете стояла тишина, затем Государь встал из-за стола и холодно сказал:
— Благодарю вас, князь. Не смею вас больше задерживать, вам надо отдохнуть, да и супруга ваша, насколько я знаю, истосковалась без мужа.