Перед началом войны я планировал в 1854-ом году начать строительство железных дорог на юг России, в Польшу и Урал. Для этого уже был создан инженерный штаб из двух десятков русских специалистов. Они все уже имели опыт проектирования и строительства железных дорог в России и за рубежом, побывав в командировках в Европе и США.
Вторая группа инженеров и ученых должны были заняться поистине проектом века, проведением телеграфной связи на Дальний Восток и Аляску. Начавшаяся война и мое физическое отсутствия поставили всё это на паузу. И это было на самом деле хорошо, за прошедшие два с хвостиком года многое изменилось и планы были существенно скорректированы.
Несколько дней я занимался разбором бумаг, читал, сравнивал с ранее написанным, еще и еще изучал подготовленные карты. Никого из своих сотрудников я решил пока не дергать со своими вопросами, которых у меня каждый день становилось все больше и больше. Иван Алексеевич перед моим прибытием отправился в Тулу, на тамошнем оружейном заводе предстояло испытание ружейных стволов отлитых в Златоусте из новой тигельной стали разработанной Павлом Матвеевичем Обуховым.
В начале 1850-ого года мне удалось всеми правдами, а больше неправдами, дав большие взятки чиновникам Департамента горных и соляных дел Министерства Финансов, наконец-то влезть в тяжелую российскую промышленность и получить право голоса в уральской металлургии.
До этого никакие мои морковки не помогали, после критики университетского устава царь-батюшка дал команду не пускать меня ни в какие промышленные дела Европейской России и Урала, только, пожалуйста, сельское хозяйство, Дальний Восток с Америкой и немного Сибири. Вы в далях делайте что хотите, естественно на свои и не забывайте, сударь, еще и золотые веточки нам в клювике приносить. Даже производство сельхозмашин удавалось налаживать только через третьи руки.
Собственных капиталов и кадров В России конечно не хватало и мне по-любому через своих европейских «партнеров» удавалось участвовать в том же строительстве железных дорог. Но это напрягало и бесило. Особенно демонстративный запрет императора на мое вмешательство в высшее образование и науку. Деньги конечно у меня брали и с удовольствием посылали народ на стажировки за границу, но не более того. А вот восточнее Енисея и особенно Иркутска делай Алешенька что хошь. Десять лет назад мне неожиданно дали зеленый свет в Тобольске и в будущем Кузбассе.
На Урале я сразу же перевел с Юговского завода в Златоуст молодого талантливого инженера Обухова, предварительно с ним познакомившись. Павел Матвеевич был очень удивлен, услышав, что меня интересуют только его опыты с производством стали и согласился на предложенный перевод.
Бумаг требующих разбора было много, а времени не очень, поэтому я несколько раз даже ночевал в кабинете. Но как я не торопился, приезд ко мне 15-ого января графа Алексея Фёдоровича Орлова было полной неожиданностью. Государю не здоровилось и он не стал меня приглашать к себе, а поручил своему приближенному выступить посредником и передать своё поручение: срочно заняться устройством Земельного банка и через десять дней доложить о первых результатах работы.
Шестеренки моей деловой машинки сразу же закрутились с бешенной скоростью. Все, кого Иван Алексеевич запланировал привлечь для работы а новом банке, заблаговременно были им вызваны в Питер. Они без раскачки тут же приступили к работе и через неделю я планировал докложить Государю о моей готовности приступить к практической части создания банка.
Но приближалось 21-ое января и я был практически на сто процентов был уверен, что какое-нибудь событие обязательно произойдет вечером этого знаменательного для меня дня.
Ровно тридцать лет назад, в такой же вечер дня моего шестнадцатилетния, произошло одно очень интересное событие.
Мой родитель был участником выступления на Сенатской площади 14-ого декабря 1825-ого года. Матушка ничего не знала об его участии в этих тайных обществах. Как гвардейский офицер, он должен был присягать новому императору и утром как ни в чем ни бывало уехал в полк.
Вечером домой он не вернулся и ближе к полуночи был найден на льду Невы без сознания, с прострелянной грудью и следующим утром, не приходя в сознание умер. На следствии кто-то из арестованных заговорщиков показал на него, как на одного из главных организаторов восстания. Но император почему-то не поверил этим показаниям и приказал следствие в отношение моего родителя прекратить.
Вечером 21-ого января 1826-ого года Государь принял мою матушку и она получила в Зимнем дворце императорский указ о превращении наших имений в майорат и признании меня совершеннолетним и полностью дееспособным.
Утром двадцать первого, естественно, мне доложили, что в приемной меня ожидает посетитель — неприметный клерк банкирского дома барона Штиглица. Я даже не знал его имени и отчества, только фамилию. Но зато знал другое — этот человек был негласным представителем лондонского банкирского дома «Бр. Беринг и К°» и через него я получу известия о переговорах барона Лайонела Натана де Ротшильда с денежными мешками и промышленниками Туманного Альбиона.
— Доброе утро, ваша светлость! — человек Ротшильда поклонившись, на прекрасном русском поприветствовал меня. — Я Людвиг Леопольдович Бекстер.
В Лондоне, когда Ротшильд показал мне этого человека и рассказал о его миссии в России, меня неприятно поразило, что барон не назвал его имени и вел себя с ним как с пустым местом. Бекстер видимо это отлично понял и поспешил представиться, этим он кстати очень облегчил мне общение с ним.
Говорить господин Бекстер начал без всякого предисловия.
— Ровно неделю назад господин барон велели передать вам, что императору Александру в ближайшие день-два, как только граф Эстергази получит соответствующую официальную депешу, будет предложен мир. От России не будут требовать ни территориальных уступок, ни установления свободы плавания в устьях Дуная, ни воспрещения держать на Чёрном море военный флот и иметь на берегах этого моря арсеналы и военные укрепления. Над христианами Османской империи устанавливается совместный протекторат четырех великих держав. Россия обязуется не вмешиваться самостоятельно ни в какие дела в османских владениях на Балканах и Кавказе. Что бы не было повода и соблазна для этого на Кавказе, к России отойдут все территории занятые её войска: Карская область, район Батума и даже Эрзерум и Трапезунд если кавказский Наместник генерал Муравьев овладеет ими к моменту вручения мирных предложений императору Александру.
Бекстер говорил ровным безцветным голосом, без каких-либо интонаций и эмоций. Это сильно затрудняло восприятие его слов. Поэтому я даже не сразу понял смысл всего. Посланец Ротшильда понял это и сделал паузу, что бы я осмыслил услышанное.
Если бы был двадцать первый век и мирные предложения делала бы Россия, то услышанное мною, особенно по поводу границ на Кавказе, я бы назвал жестом доброй воли, это дурацкое выражение и тем более действия меня всегда бесили.
Но сейчас на дворе век 19-ый, жесты доброй воли никто еще не делает, да и мир предлагают англосаксы, которые наверное даже не понимают что это такое. Поэтому я приготовился услышать, что потребуют от России за такое предложение. Кивнув Людвигу Леопольдовичу, я приготовился слушать его дальше.
— Россия обязуется не вмешиваться в европейские дела если напрямую не затрагиваются её интересы. В Европе и на Кавказе сфера российских интересов существующие границы и новые российско-турецкие. Признается интерес России в Средней Азии, Джунгарии, Монголии и Манчжурии.
Господин Бекстер достал из кармана карту и протянул её мне. На карте были нанесены границы сферы интересов России и Великобритании от турецкой границы до Тихого океана.
Персия была разделена точно так как это было сделано в моей прошлой истории в начале 20-ого века, затем границей русской сферы влияния была обозначена будущая граница СССР с Афганистаном, который был обозначен как буферная зона, но в английской сфере интересов. Кашгария и Тибет принадлежали Китаю, но были отнесены к английской зоне, а вот остальная часть Джунгарии или Восточного Туркестана, то что называют в 21-веке Синьцзян-Уйгурский автономный район КНР, Тува, вся Монголия и Манчжурия были отнесены к сфере российских интересов. Английская сфера в Китае была совершенно не обозначена. Надо полагать, что британцы собираются воевать в Китае.
В Японии, на Тихом Океане и в Америке никаких границ сфер влияния проведено не было и ничейной была Корея. Похоже тут договоренности лично со мной никто нарушать не собирается. Да и сложно это было сделать, вот уж где-где, а в Тихом Океане, севернее экватора, я любому и сам по ушам так надаю, что мало не покажется.
Всё это хорошо, в смысле не хорошие условия мира, а хорошо как фигура речи, потому что обязательство не вмешиваться в европейские дела для Государя не шло ни в какое сравнение с выгоднейшим разделом сфер влияния а Азии. Но главное было не это, главное было когда наконец-то зайдет речь про деньги и еврейский вопрос.
Подождав минут пять, пока я изучал карту, Бекстер смущенно покашлял, привлекая внимание к своей персоне. Я оторвался от карты и кивнул что бы продолжал.
— В России со дня на день начнется большое железнодорожное строительство. Император должен дать гарантии, что первенство будет иметь английский капитал и везде, где он будет участвовать паритет с русским пятьдесят на пятьдесят, должны быть отменены все ограничительные пошлины — честная, свободная конкуренция товаров, — господин Бекстер вопросительно посмотрел на меня, сделав приглашающий жест в сторону карты. Я кивнул и убрал карту.
— В мирном договоре не будет положений о сферах влияния в Азии и договоренностях о пошлинах и капиталах. Все это устные договоренности и они должны будут подтверждены императором через вашу светлость. Срок их действия двадцать пять лет, смена правящего монарха в России до этого срока их обнуляет, — двадцать пять лет это 1881-ый год. Похоже, что и в этой жизни императору Александру Второму отмеряно жить только до этого срока. Теперь осталось услышать про последнее, хотя это совсем не обязательно, возможно барон даже ничего не сказал, этот вопрос подразумевается, как говорится, по умолчанию.
— Вопрос о правах и свободах подданных Российской империи отдельно не поднимается, но гарантированно подразумевается, — сказано витиевато, но абсолютно понятно. На этом надо полагать передача послания из Лондона заканчивается. Остается самая малость, как я должен передать ответ Государя. Бекстер без слов понял мой вопрос и с поклоном протянул мне визитку. — Вашего посыльного в любое время дня и ночи будут ждать по этому адресу. Я прибуду к вашей светлости в течении часа. По моему скромному разумению граф Эстергази нанесет визит канцлеру Российской империи в ближайшие сутки.
Свой день рождения я не отмечал, только утренний поцелуй жены и скромные поздравления близких за завтраком. Торжественно 12-ого февраля отмечался мой День Ангела, который совпадал с именинами, днем памяти святителя Алексия, митрополита Московского. Вечером же 21-ого января у меня было традиционное подведение итогов своей деятельности за очередной год, но сегодня это привычный распорядок был нарушен.
Из Зимнего пришло чрезвычайнейшее известие. Практически час в час моего возвращения в Питер канцлер Нессельроде из рук австрийского посланника графа Миклоша Эстергази получил официальное предложение заключить мир и Самодержец Всероссийский потребовал моего срочного прибытия.
Австрияки официально от имени союзной коалиции предложили России мир практически на уже известных мне условиях с неожиданным, но очень приятным для всех пунктом: как снег на голову для османов, из них в «благодарность» за всё сделанное ими для победы над Россией, решили сделать козлов отпущения и новой границей на Кавказе должна будет стать линия фактического продвижения нашей армии на дату получения мирного предложения Государем Императором. Это означало, что России железно отходит Карская область и Батум.
В кабинете Государя кроме лиц участвующих в предыдущих совещаниях были еще трое: министр финансов Пётр Фёдорович Брок, военный министр генерал Николай Онуфриевич Сухозанет и Великий князь Константин Николаевич, управляющий на правах министра флотом и морским ведомством.
Зайдя в императорский кабинет я физически почувствовал приподнятое настроение и радость присутствующих, сначала подумав, что причина этого более-менее приемлемые условия мира. Но когда я прочитал официальную бумагу, полученную от графа Эстергази, военный министр протянул мне депешу полученную несколько часов назад из Тифлиса от кавказского Наместника: войска князя Барятинского заняли Трапезунд и продвинувшись вперед еще на несколько верст, начали закрепляться на берегах небольшой речки или даже правильнее ручья Кавыкли-Дереси, генерал Бриммер овладел Эрзерумом, а казаки его отряда взяли под контроль дорогу от Эрзерума до Нахичевани, оставив таким образом в тылу русской линии гору Большой Арарат.
Когда я прочитал австрийскую ноту и депешу из Тифлиса, Государь предложил мне пройти с ним в его библиотеку, смежную с кабинетом.
— Полагаю, князь, что вы что-то должны добавить к австрийскому предложению? — император сделал пару быстрых шагов и почти в упор посмотрел мне в лицо. Ситуация, честно говоря, была не из приятных, но делать было нечего.
Я изложил Государю всё, что осталось за чертой написанного в австрийской ноте и протянул ему карту предлагаемого раздела сфер влияния. Император долго молчал, а потом спросил, как я всё это оцениваю.
— Не сахар, Ваше Величество. Мы конечно не теряем территории, даже более того — прирастаем, сохраняем Черноморский флот, избегаем нашего разоружения на Черном море. Даже линия ограничения нашей сферы влияния не так уж плоха, — я сделал паузу, собираясь с мыслями и подбирая правильные и аккуратные слова. Император отлично понимает чьих рук дело условия мира, особенно те, которые не изложены в официальной ноте.
— Да, нас выдворяют из Европы, запирают линией нашей сферы влияния в Азии. Надо отдать должное британским дипломатам, они четко нарисовали линию нашего возможного максимального продвижения в Средней Азии и в Китае. Экономические требования англичан не так страшны, как кажется на первый взгляд, если мы будем развиваться, строить дороги и новые заводы, расширяться и осваивать новые территории, то это будет во благо. Но главное, Государь, в другом. Это всего лишь перемирие, через двадцать пять лет они начнут новую войну.
Император кивнул соглашаясь со мной и прошелся по библиотеке.
— Прежде чем представить мне положение о предложенном вами, князь, Земельном банке, побеседуйте еще раз с Павлом Дмитриевичем Киселёвым и вам желательно вместе, — Государь сделал ударение на слове «вместе», многозначительно посмотрев на меня, — успеть все решить до начала полевых работ. Как только будет подписан мир, я издам манифест о правах и свободах российских подданных, в нем проведу аналогии с войной двенадцатого года и это будет выглядеть как монаршая благодарность своему народу.
Александр Второй, Император и Самодержец Всероссийский еще раз нервно прошелся по библиотеке.
— Передайте барону Ротшильду, что я согласен.
Когда Государь вернулся, все как по команде замолчали, оборвав на полуслове ведущиеся разговоры. Окинув взором всех присутствующих, император спокойно и буднично негромко сказал:
— Господа, я решил принять предлагаемые условия мира. Господин Канцлер, будьте любезны, поставить в известность об этом австрийского посла. Как только будет получено подтверждение из Лондона и Парижа, повелеваю графу Орлову убыть для подписания мира.
Ожидая телеграммы из Лондона от Ротшильда с подтверждением получения моего послания о согласии российского императора, я думал о том, что ни Ротшильды, в лице моего друга барона Лайонелю, ни я сам, от раздела сфер политического и тем более финансового влияния ничего не теряем. Взять например будущий Транссиб. Деньги будут мои и Ротшильдов, и по большому счету какая разница в какой пропорции они будут туда вложены. Или пошлины, будут большие — больше получу я, меньше — Ротшильды. Но потом-то мы совместные барыши все равно поделим согласно нашим договоренностям.
Утром господин Бекстер привез мне телеграмму из Лондона, вручив её, он как-то замешкался, а потом как бы приняв какое-то важное решение, спросил:
— Ваша светлость, вам нужны преданные слуги?
Как говаривал, один знаменитый пародист, вопрос конечно интересный. Я кивнул и вопросительно посмотрел, ожидая продолжения.
— После выполнения этого поручения господина барона я свободен и если вашей светлости угодно могу перейти к вам на службу.
— Хорошо, сударь. Завтра утром я жду вас, — у меня появилось острейшее желание поскорее остаться одному. Мои мысли мои скакуны и сейчас они галопом летели в прошлое, когда из 21-ого века я перенесся в век 19-ый.