Расположившийся в приемной генеральский адъютант принес заранее заготовленные Бенкендорфом прошения на Высочайшее Имя, я внимательно прочитал и матушка тут же их подписала. Генерал сразу же уехал, пообещав немедля переговорить с Государем и подать ему матушкины прошения.
После отъезда Бенкендорфа я почувствовал полнейшее душевное и физическое опустошение, как будто пробежал марш-бросок с полной выкладкой. Поэтому сразу же ушел в свою спальню и до обеда спал.
За время моего сна успел приехать генеральский адъютант с замечательнейшей новостью: Государь сразу же подписал матушкины прошения и завтра вечером ей назначена аудиенция у российского Самодержца. Мне то же была высказана монаршая милость: переданы пожелания скорейшего окончательного выздоровления и дозволения прибыть пред светлые императорские очи как только позволит моё состояние. Надо честно сказать это повергло меня в какой-то трепет перед императором, я действительно не был еще готов предстать пред Его Величеством. Ни физически, ни морально.
Когда я узнал про смерть отца, то решил, что грусть и тревога поселившаяся в доме связана с первую очередь с этим и немного с моей болезнью. Но после матушкиного рассказа я понял что основной причиной была тревога и неизвестность нашего будущего. Наша прислуга жила очень даже неплохо, родители не были сторонниками освобождения крестьян, но к своим крепостным относились вполне прилично, например еще дед прекратил продавать людей как скот, все имели свободу в выборе мужей и жен, дети не разлучались со своими семьями. Правда как там обстояло дело с делами хозяйственными я не знал, но судя по словам Бенкендорфа похоже не очень.
Абсолютно все домашние, в том числе и лакеи, уже знали новость из Зимнего дворца, это я сразу же почувствовал когда вышел из спальни. Прислуга двигалась заметно быстрее, многие улыбались и у всех поклоны стали намного ниже. Даже нянюшка попыталась мне поклониться, когда я вышел из спальни. Это мне очень не понравилось.
— Нянюшка, милая моя, не делай этого никогда больше, не расстраивай своего Алёшеньку, — я обнял и поцеловал в щечку свою нянюшку, подумав, что первое, что я сделаю став совершеннолетним и полностью дееспособным, так это дам вольную всей семье Петровых. Это дичь какая-то, обер-офицерская жена и дети продолжают оставаться в крепостной зависимости.
Пелагея смущенно улыбнулась и сказала:
— Из Зимнего был офицер, барыню завтра вечером к царю кличут. Император грамоту подписал, вы Алексей Андреевич, теперь всем владеете и за долги имения не заберут.
Оперативно, ничего не скажешь, какие же это бредни последующего века, что в девятнадцатом все делалось медленно и неторопливо. Когда надо тоже можно на раз-два.
Не успел я сделать и десяти шагов, как словно из под земли возникла сестрица Анна. Кланяться она естественно не стала, но расцеловать расцеловала, а потом наповал сразила меня вопросом:
— Алексей, ты не будешь против если я приглашу на обед Матвея Ивановича?
Грешен, не удержался и мелко отомстил своей сестре выстрелом наповал.
— Категорически против, Анна Андреевна, наперед батьки в пекло лезете. Господина лекаря я собираюсь пригласить на обед. Вы, конечно можете передать ему моё приглашение, они я полагаю в гостиной сидят, — сестра от такого даже похоже потеряла дар речи и изумлено уставилась на меня широко открытыми глазами. Я слегка щелкнул её по носу и пошел к матушке очень довольный собой.
У матушки настроение то же резко улучшилось, она даже сменила платье, разбавив черные траурные тона. Княгиня подтвердила слова нянюшки и дала прочитать письмо императора с приглашением во дворец. Само письмо было написано неведомой рукой. А вот подпись была самоличной, матушка императорскую руку уже знала.
Как говорится по умолчанию, никаких разговоров на данную тему до визита к императору никто не вел, но весь обед мне в голову лезла одна упорная мысль, зачем семье из пяти человек такие жилищные условия, огромный трехэтажный дом в центре Петербурга, никаких тетушек и дядюшек с нами не проживало, просто из-за их отсутствия.
У родителей не было родных братьев и сестер, а матушка вообще была рано осталась круглой сиротой, у неё даже не было дядюшек и тетушек и только благодаря заботам своей крестной, она попала в круг внимания императрицы Екатерины Великой и была определена в Смольный институт. Престарелая императрица еще успела сосватать своей подопечной блестящего жениха, моего будущего родителя, за которого она и вышла замуж через которое время после восшествия на престол Александра Павловича.
Император Павел считал матушку не достаточно знатной для такого жениха и горел желанием женить его по своему усмотрению. Но нашла коса на камень, родитель отсидел даже месяц в Петропавловской крепости, но императорской воле не покорился и уехал служить из столицы в далекий Оренбург.
Новый Самодержец Всероссийский молодого ссыльного гвардейца сразу же вернул назад и разрешил жениться по своему усмотрению. Родитель был очень благодарен за это императору Александру и преданно служил ему. Как он сумел врюхаться в эти декабристские дела мне было не понятно. Хотя конечно версия у меня появилась, но только версия, подтвердить или опровергнуть её мог только он сам.
После произошедшего симбиоза, вернее не симбиоза, а конфлюэнции — слияния, двух моих сущностей в одну, всё, что было до момента моего «выныривания» из темноты, это было простое знание. Оно даже у меня особых эмоций не вызывало.
Вот есть, например, история про Кира Великого, нравится она мне и что с того? Я же не убиваюсь из-за его жизненных перипетий и слезы горькие не лью. Так и две мои жизни до того, в частности мой родитель князь Новосильский, которого я никогда живьём не видел. «Вынурнул» бы я в другом месте, пусть даже и в теле молодого князя, но рядом бы не было моей семьи, нянюшки и прочих, скорее всего и о них бы осталось только такое же воспоминание, как о двадцать первом веке, ни имен, ни фамилий. А тут по неволе пришлось становиться родным и своим. Надо сказать усилий для этого прикладывать не пришлось. Главную скрипку сыграла нянюшка Пелагея со своими колыбельными и рассказами за время моей болезни. Именно от нянюшки я узнал о своей еще детской привычке не отмечать свой день рождения.
Родитель в моем миропонимании был где-то на одном уровне с тем же Киром Великим. Был и был, никаких особых эмоций он у меня не вызывал, тем более что к декабристам я относился отрицательно.
За обедом я убедился в верности моего предположения о расположенности нашей матушки к господину лекарю, он ей явно нравился. Матвей похоже почувствовал возможную смену в своих амурных парусах и был сама любезность и галантность. Когда он собрался уезжать я пошел его проводить.
— Матвей Иванович, у меня к тебе две просьбы-предложения, — на «ты» мы как-то естественно и незаметно перешли несколько дней назад, — ты завтра утром приезжай, сделаешь мне заключительный медицинский осмотр после болезни. А вечером жду тебя к половине десятого. Матушке Государем назначено на девять. Получаса аудиенции, это самое большое, от Зимнего ходу пятнадцать минут, не больше.
Утренний вердикт лекаря Бакатина для был вполне ожидаем: здоров. За несколько дней я буквально налился силами и даже внешне поздоровел и возмужал. Глядя на себя в зеркало я видел и понимал, что шестнадцатилетний юнец остался где-то сзади. Самое интересное, что это моментально поняли и все окружающие. И головы в низких поклонах наклоняли не моя знатность и пока теоретическое богатство, а что-то еще, мне пока самому не ведомое.
Матушка перед визитом в Зимний наряжалась с самого утра, но в итоге поехала в скромном, но изысканном платье бело-черных тонов с минимумом украшений. Мой расчет был идеален и ровно в без пятнадцати десять она вошла в обеденную залу, где её ожидали княжна Анна, Матвей и я.
Присутствию простого армейского лекаря она не удивилась и молча подала мне свиток бумаг.
Рядом с накрытым обеденным столом сиротливо стоял небольшой столик, на столешнице которого лежала стопка чистых бумаг для письма и стоял письменный прибор. Я положил бумаги на стол, придвинул изящный венский стул, неторопливо разложил поданные матушкой бумаги и взял верхнюю. Это было собственноручно написанное Высочайшее Повеление об учреждении сегодня 21-ого января 1826-ого года майората князей Новосильских.
В майорат были включены все наши имения и земли трех губерний Нижегородской, Московской и Санкт-Петербургской. Майорат учреждался по ходатайству княгини Елизаветы Павловны Новосильской, вдовы прежнего владельца имений князя Андрея Алексеевича Новосильского. В майорат включается и имение принадлежащее и самой княгине, расположенное в Московской губернии. Матушкино имения не было отдельным, еще дед по её просьбе одно продал, а другое купил и сейчас это было по сути одно целое. Владельцем майората признается сын князей Новосильских, Алексей Андреевич, то есть я. Майорат учреждался по шотландскому образцу.
Второй бумагой был указ о признании меня совершеннолетним и полностью дееспособным с полудня 21-ого января 1826-ого года.
Третьим указом мне было вменено в обязанность обеспечить достойное, в соответствии с их княжеским достоинством, содержание матушки и сестер, не менее чем с самого доходного имения майората.
Четвертой бумагой было установление трехмесячного срока приема любых финансовых претензий к князю Алексею Андреевичу Новосильскому. С рассветом 22-ого апреля 1826-ого года любые финансовые претензии, возникшие в срок до сегодняшнего дня, будут считаться ничтожными.
Рядом с обеденной залой была оранжерея, фактически зимний сад. После прочтения императорских указов в почувствовал неудержимое желание побыть одному, резко встал и вышел туда.
Ровно через десять минут, появившееся во время болезни ощущение времени никуда не ушло и всегда было со мной, я вернулся. Матушка, княжна Анна и Матвей сидели и молча ожидали моего возвращения. Я убрал императорские бумаги и велел подавать первую перемену блюд.
Через некоторое время обстановка за столом сама собой разрядилась и обед стал протекать как обычно. Через полтора часа Матвей решил нас покинуть и встал из-за стола. Я опять пошел его проводить и опять у меня было две просьбы-предложения.
— Матвей Иванович, ты больше не спрашивай разрешения заезжать к нам. Я тебе рад всегда и двери нашего дома открыты для тебя в любую минуту, — после короткой паузы я продолжил. — В ближайшие дни я поеду с инспекцией по имениям, хочу попросить тебя сопровождать меня. Будь любезен, подай прошение об отпуске.
К моему возвращению матушка и сестрица перешли в гостиную, где уже нас ждал кофе. Анна вскорости нас покинула, сославшись на плохое самочувствие и мы с матушкой остались одни.
Я неспешно допивал свой кофе, размышляя стоит мне именно сегодня затевать разговор с матушкой на очень скользкую тему, тему её личной жизни. Я великолепно видел и чувствовал, что ей не терпится решить этот гниловатый вопрос. По своей сути я был очень взрослый мальчик и отлично понимал, что когда невтерпеж, то держите меня семеро. Да и собственно чего откладывать этот разговор и я жестом попросил лакеев покинуть гостиную.
— Матушка, я естественно выполню требование Государя и обеспечу вам предписанное содержание. Вмешиваться в вашу личную жизнь я не собираюсь, вы вольны жить так, как считаете возможным для себя. Но у меня к вам есть одна просьба, вернее даже требование, не вступать в отношения с женатыми мужчинам, — княгиня слушала меня, опустив голову, а после последних моих слов её щеки зарделись румянцем. — Особенно я не хочу, чтобы у вас были отношения с генералом Бенкендорфом.
Я звонком позвал лакеев и еще несколько минут мы сидели и молча пили кофе. Уходя из гостиной, княгиня тихо сказала:
— Я вас поняла, Алексей Андреевич, и не буду возобновлять отношения с генералом.
Утро вечера мудренее, примерно с такой мыслью я заснул в первую ночь своего совершеннолетия. Конечно на самом деле я сразу же после «выныривания» считал себя взрослым и по мозгам, то есть по своему мироощущению таким и был. Но для окружающих я был еще шестнадцатилетним юношей. А тут раз, принесли бумажку с подписью одного взрослого дяденьки и я сразу взрослый для всех.
Что делать, как вылезать из нехорошего места в котором мы оказались благодаря родителю, я не знал. Идеи у меня конечно были, но не было маленькой мелочи — денег.
По жизни я был профи только в одном ремесле, в шоферском, особенно то, что касалось дальнобойщиков. Но автомобилями здесь пока и не пахнет. За десятки лет своего дальнобоя где я только не пришлось побывать и чего только не видеть, но это всё дилетантство.
Конечно я знал историю Европы девятнадцатого века, особенно русскую времен Николая Первого и Александра Второго, и без ложной скромности на десять баллов. Но многих подробностей и деталей открытий и изобретения естественно не знал. Вот например моя идея заняться золотодобычей. Где — знаю, видел как устроено это дело в 21-ом веке, но как применить эти знания сейчас, вот вопрос!
Примерно такие вот мысли бродили в моей голове когда я лег в постель, но потом мне пришла в голову мысль про утреннюю мудрость и тут же спокойно заснул.
И действительно утро оказалось мудренее. Не успел я закончить утренний чай, как доложили о генерале Бенкендорфе и на этот раз он приехал именно ко мне.
Вместе с генералом приехал высокий мужчина лет пятидесяти, с такой же лысиной как у Бенкендорфа, непропорционально большим носом и глубоко сидячими злыми глазами.
— Рекомендую, князь, старого верного слугу моего отца, Сергея Петровича Охоткина. Не пожалеете, если возьмете этого человека с собой в поездку по своим владениям, — я был несколько удивлен словам Александра Христофоровича, он говорил о моем предполагаемом вояже по имениям как о решенном деле.
Заметив мое удивление, генерал усмехнулся.
— Доставшиеся по наследству от вашего батюшки многочисленные кредиторы готовы набросится на вас как свора голодных собак. Они бы это сделали и сейчас, но выраженная монаршая милость дает вам защиту от них месяца на три-четыре. Советую вам через неделю отправиться в поездку. А когда вернетесь, Государь примет вас.
Поездка по имениям входила в мои ближайшие планы, но здесь была совсем другая ситуация, как говориться без меня меня женили. Совет генерала это почти приказ. А после его выполнения надо будет явится пред государевы очи и отчитаться. И сопровождающего выделили, что бы держать все под контролем. Интересно, чем вызвана такая забота?
Бенкендорф судя по всему отлично разбирался в людях и умел читать не высказанные мысли. Он сделал жест Охоткину отойти к дверям кабинета и очень тихо сказал, глядя мне прямо в глаза.
— Моё участие в ваших делах проистекает исключительно вследствие искренней дружбы с вашей матушкой. Елизавета Павловна просила меня и я по мере своих сил буду помогать вам, — у меня появилось острейшее желание прекратить наш разговор, не очень приятно когда тебе чуть ни открытым текстом сообщают, что твой отец был рогоносцем, несмотря даже на то, что никаких эмоций ты к нему не испытываешь.
Но тут же мне пришла мысль заставить любвеобильного генерала заплатить за это и я даже моментально придумал как. Через несколько месяцев в России появится Третье отделение Собственной Его Императорского Величества канцелярии — высший орган политической полиции Российской империи и Отдельный корпус жандармов. И первым главноуправляющий или шефом жандармов этих организаций станет генерал Бенкендорф, который будет ключевой политической фигурой первых пятнадцати лет царствования Николая Первого.
Я также знал, что Александр Христофорович скоро станет самым высокооплачиваемым государственным чиновником, но его финансовое положение до самой смерти всегда будет очень шатким в том числе по причине трат на многочисленных любовниц. Насколько далеко зашли его отношения с княгиней Новосильской я не знал, но то, что у них были какие-то особые отношения я отлично понял и решил этим воспользоваться.
Поэтому я смущенно улыбнулся, поблагодарил его и попросил генерала помочь.
— Александр Христофорович, я очень признателен вам за участие и помощь. Если вас не затруднить окажите мне еще любезность и походатайствуйте за моего друга лекаря Матвея Ивановича Бакатина. Я хочу чтобы он сопровождал меня в поездке по имениям и просил его обратиться с прошением о предоставление отпуска.
Говорить больше на эту тему не пришлось. Бенкендорф все отлично понял и тут же ответил.
— Можете планировать свой отъезд хоть завтра, господин Бакатин сегодня же получит отпуск как положено до первого апреля.