Вильям и Ришар сидели в палатке. После битвы их много освободилось — хозяева не вернулись в лагерь. Войска короля и Ордена понесли серьезные потери.
Томас привел одного из сержантов, которого Вильям и Ришар уже видели, когда их пытались задержать. С сержантом пришли два латника, но Томас подал им знак и они встали у входа.
— Вот человек, который сможет рассказать все, о чем вы хотите узнать, — пояснил оруженосец Лорана. — А я должен вернуться к шатру моего господина.
— Да, конечно. Благодарю, Томас! — сказал Ришар. — А вы располагайтесь. — Он жестом пригласил сержанта. — Как ваше имя?
— Готфрид, — ответил сержант.
— Мы не можем предложить вам ужин, но вина здесь в изобилии.
С этими словами Ришар взялся за кувшин и наполнил три кубка. Обстановка в шатре была все та же — походная. Простой стол, две скамьи, в глубине палатки у стен две кровати, у входа крестовины для доспехов.
Ришар и Вильям устроились за столом.
— Что бы вы хотели узнать, милорды? — обратился к ним сержант.
— Сэр Вильям пишет Хроники Королевства Лесных Холмов, о правлении почившего короля Бринмора. И хочет, чтобы они были правдивыми. Мы ждем от Вас рассказа об этой битве, как можно более подробного, — сказал Ришар, поудобнее усаживаясь на скамье.
— Я готов рассказать, хоть это будет и нелегко.
Готфрид помолчал. Он хмурился, пил вино. Вильям и Ришар не торопили его, понимая, что воспоминания о недавней потере боевых товарищей нелегки. Но сержант заговорил о другом.
— Этой битве предшествовало многое. Король Бринмор не хотел войны. Ни для кого не было тайной, что он пытался договориться с Морганеллой. И король, и его советники надеялись, что она удовольствуется предложенным и все это не нанесет ущерба стране. Морганелле нужна была нефриловая руда. Разработки шли в горах на севере, и какое-то время Темное королевство не пыталось завладеть большим. Но потом…
— Потом рудники истощились, а руды требовалось все больше, — продолжил за сержанта Ришар. Эту историю он хорошо знал от брата. — Силам Тьмы доверять нельзя. Морганелла начала смотреть в сторону соседних гор. Действуя хитростью и вероломством, она отодвигала границу все дальше вглубь королевства Бринмора. Некоторые приграничные лорды перешли на её сторону. С другими она постоянно вступала в стычки. Все это сказалось самым худшим образом.
— Никто не думал, что работы на руднике повлекут за собой столько бед! — согласился Готфрид.
— Самым худшим казалась гибель единорогов, — вздохнул Ришар. — Но это было лишь начало.
Вильям также расположился за столом, разложил на нем листы бумаги, чернильницу, песочницу, перья. Все это он носил с собой. И сейчас быстро писал, фиксируя то, что говорили Готфрид и Ришар.
— Единороги являются самой большой ценностью королевства? — поднял глаза на Ришара Вильям. — Я слышал раньше они встречались и в других мирах.
— Да. Но остались лишь те, что обитают в Клеронском лесу. Без них королевство Бринмора потеряет свою главную защиту.
— Как это возможно? — удивился Вильям.
— Наше королевство прежде не знало увядания, — продолжил рассказ Готфрид. — Времена года сменяли друг друга, но ни одно из них не было безжизненным. Осень считалась наилучшим. Наступала пора сбора урожая, поздних плодов и цветов. Друиды благословляли землю на зарождение новой жизни, все собирались на праздник равноденствия, и на целых семь дней холмы поднимались и мир эльфов и мир людей воссоединялись.
— Именно во время такого праздника принцесса Мелисса и познакомилась с юношей из мира людей, после чего король Бринмор нарушил вековую традицию и навсегда закрыл Королевство Лесных Холмов для смертных, — добавил Ришар.
— А как же зима? Разве она своим холодом не приостанавливала жизнь? — спросил Вильям.
— Нет, — покачал головой Готфрид. — Зима была отдыхом, сном, защитой и временем зарождения. Те семена, которые падали в землю осенью, набирались сил под снежными покровами. И холод не убивал их, а делал лишь более стойкими. Зимой рождались единороги — эти дивные создания Клеронского леса.
— Чем же они питались зимой? — не отрываясь от записей, Вильям дотошно входил в детали. А Готфрид оказался славным собеседником и подробно отвечал на вопросы.
— Им не нужно было заботиться о пропитании. Король Бринмор приказывал присматривать за единорогами, особенно зимой. Лесничие в достатке раскладывали кормов. И для единорогов зима была временем покоя. Весной они выходили из леса на зеленые луга и дарили нашему миру те силы, которые питали всех. С появлением Морганеллы единорогов осталось мало. А природа стала терять краски жизни. Я участвовал в походе к Железным горам. Наше войско шло по безжизненной земле, покрытой трещинами пустошей и язвами болот. Была осень, но серая, холодная. И в этом походе многие погибли не от ран, но от неизвестных болезней. Озера затягивала зловонная тина, от них поднимался ядовитый туман. Там, на севере, краски мира стали унылы. Мы шли как по пожарищу. Черные стволы мертвых деревьев — вместо дубовых и тисовых лесов, по берегам рек метлы иссохшего орешника, и все вокруг словно присыпано пеплом. Нам было страшно.
— Могу это понять, — кивнул Вильям.
— Граница мертвой земли передвигалась, и Морганелла занимала все новые территории. И тогда король объявил войну. До сражения на Клеронской равнине были другие, не столь жестокие, их нельзя назвать решающими. Но если бы мы отступили дальше Вайверн Хилл, то открыли врагу Клеронский лес, и это означало бы гибель Королевства. Все мы знали, что стоять нужно насмерть, — Готфрид воодушевился.
И это не вино развязало ему язык и придало блеск глазам — мысленно он вернулся на поле боя, вдохновляя тем самым и Вильяма.
"В той битве, что судьбу решала нашу,
Сражаться мы должны и устоять.
А если же падем — и королевство
Не устоит. И горе будет всем.
Погибнет мир под пеплом погребенный
И тьма поглотит память о былом.
Его величии и волшебстве, и славе…"— записывая, бормотал Вильям.
Но Готфрид замолчал, и рука Шекспира замерла над бумагой.
— Продолжайте, друг мой! — взмолился Вильям. — Не останавливайтесь!
— Река разделяла войска. Конные рыцари и пешие воины двигались вдоль берега. Так шли мы до Желтого брода. Густой туман ничего не давал различить…
"Густой туман над водами клубился,
Как будто нам природа помогала,
Скрывая от противников войска.
Бряцанье лат и голоса, да ржание
Коней нетерпеливых — вот и все,
Что удавалось различить злодеям,
Тем, кто на королевство посягнул", — вновь принялся за дело Вильям.
— Но вот туман рассеялся, ветер помог нам в начале сражения, он дул в сторону леса.
"Белесой пеленой, на наше счастье
До леса протянулась та завеса
И королевские войска укрыла славно…"
— Мы оказались в лучшем положении, тогда как рыцари Морганеллы были видны под лучами восходящего солнца.
"Противника увидели мы вскоре.
Темнели вороненые доспехи.
И змеями зловеще извивались
Пенноны острохвостые на копьях."
Вильям приостановился. Отложил перо.
— Я знаю о сражении, в котором туман сыграл решающую роль! Это случилось во времена правления короля Эдуарда из дома Йорков. Сражение при Барнете. В то время, когда Йорки и Ланкастеры боролись за власть. Шептались, что и дочь, и жена Эдуарда были колдуньями. Они воззвали к Мелюзине — могущественной фее вод. И та наслала густой предутренний туман, в котором йоркисты напали друг на друга, спутав эмблему на знамени. Но простите, я перебил вас. Как располагались войска перед сражением?
— Воинам Морганеллы путь преградила топь. Они вынуждены были обходить её и атаковать, поднимаясь из низины. Наши силы были разделены на три части. В центре — рыцари и лучники Ордена Мертвой Розы, слева — воины короля Бринмора. Справа — свободные горцы дружественных Бринмору кланов и гномы. Конные рыцари стояли на границе равнины и леса. Лучники укрывались в подлеске.
Но у Морганеллы было новое оружие — и даже нефриловые кольчуги и латы не защищали эльфийских воинов от холодного огня и смертоносных коротких стрел.
Мы сошлись на Клеронской равнине с отвагой в сердце и горячим желанием защитить наш мир любой ценой.
В гуще сражения случилось так, что я оказался рядом с королем и видел как Морганелла нападала на Бринмора. Она вела своих воинов в битву. Скакала впереди на огромном боевом коне, вороном, темном как ночь. И сама была черна лицом. Глаза её сверкали сквозь забрало шлема. Закованная в латы, Морганелла с легкостью могла бы противостоять любому рыцарю нашего Королевства. И даже воинам Ордена Мертвой Розы, которых считают славнейшими и непобедимыми. Силу войск Морганеллы питала магия. Та тьма, что кроется в Железных горах и поднимается оттуда из ущелий, выползает из пещер. Наша защита слабела. Король не должен был вступать в бой. Он с небольшим отрядом оставался на холме, наблюдая за сражением. Но увидев, что авангард Морганеллы сминает наши ряды, поскакал в самую гущу, чтобы сдержать натиск и воодушевить своих воинов. Бок о бок с ним бились и рыцари Ордена Мертвой Розы.
Великий Магистр и король атаковали Морганеллу, но и вдвоем не смогли одолеть ее. Недаром говорят, что в её мече сосредоточена вся сила Тьмы. Великий Магистр закрыл короля собой и был сражен первым. Он рухнул на землю вместе с конем. Следующий удар принял король Бринмор.
— Что же решило исход битвы? Почему Морганелла отступила?
— Я не слишком сведущ в вопросах магии, но кроме воинов, на поле боя также были и друиды и все ведьмы ковена. Они сумели поднять невидимые щиты, за которые войско Морганеллы не заступило, и тем спасли Клеронский лес. А потом, я видел это собственными глазами! Потому что помогал Великому Магистру выбраться из-под коня и подняться. Он начертал в воздухе некие знаки. Дальше меня ослепила вспышка света, мы словно в центре сплетения молний оказались. Когда это чародейство рассеялось, я увидел, что Морганеллы нет, мессир Лоран, так же как и король Бринмор, лежит на земле. А наши воины теснят противника назад к реке. И враги бежали, оставив нам поле боя. Войска Морганеллы отступили. Они убрались за Железные горы, друиды восстановили щиты. Многие из воинов Морганеллы нашли погибель в топи. Но и мы понесли потери. Король был мертв, Великий Магистр дышал, но не приходил в себя.
— Что было с моим братом потом? — нахмурился Ришар.
— Его подняли и забрали ведуньи Клеронского леса. Это все, что я могу рассказать вам.
— Этого достаточно. Я прошу простить, что вверг вас в столь тяжелые воспоминания, — сказал Вильям, присыпая песком написанное. — Но теперь ваши слова станут бессмертной историей Королевства. Давайте выпьем за эту победу, за славных защитников, за Орден Мертвой Розы. А потом отпустим вас отдыхать. Время позднее.
— Да, — задумчиво сказал Ришар, — нам пора отдыхать. Завтра нас ждет скорбный труд. Нужно будет проводить Бринмора в последний путь. Вы увидите это своими глазами, сэр Вильям, и сможете описать с тем, чтобы и внуки, и правнуки воинов, которые защищали Королевство в сражении при Вайверн Хилл, знали правду и гордились славой, которой покрыл себя король Бринмор и рыцари Ордена… Завтра некоторые из них будут удостоены чести следовать за Белой Госпожой. Таков обычай.
Ришар не произнес вслух, но подумал, что Белая Госпожа может призвать и Лорана.
— Я никогда не была в военном лагере.
Все, кроме Великого Магистра Ордена ушли, Лиза наконец смогла лучше осмотреть шатер. И вот она поймала себя на мысли, что это больше не представляется ей происходящим в историческом романе или фильме. Нет, все это совершалось с ней в том мире, в котором она находится, и он стал единственным реальным и родным ей, потому что здесь она нашла Мореля. Или это он ее нашел?
— Я думал о том, чтобы вернуть тебя в Большой Холм, но путь не близкий. И лучше нам остаться до утра здесь. После погребения Бринмора мы покинем Королевство.
Лоран поднялся, подошел к Лизе и обнял ее.
«Я так скучал!» — услышала она его мысль.
Это было так странно и счастливо. И волновало, что можно находиться рядом с человеком, молчать, но все знать о нем. И так же открываться ему. Особая грань близости эта способность — слышать мысли друг друга.
— Ты устала?
— Да, я так устала, что даже есть не хочу. И я тоже скучала по тебе. Хоть мы и не виделись, на самом деле, всего полдня. Но, кажется, что столько времени прошло. Мне бы хотелось вернуться…
Она замолчала, запнулась на слове «вернуться». Сколько раз она просила Лорана вернуть ее домой? А сейчас… Да! Сейчас «вернуться» — означает для неё их парижский дом. Не тот большой, где толкутся эти странные датчане, а квартира, где из окон видна парижская улица. Кондитерская на углу, большой полосатый зонт над столиком. Велосипедная парковка. Вот где ее дом. Но Ларри ведь понял?
Лоран только крепче обнял её.
— Давай ляжем, — попросила Лиза, прильнула к нему и обхватила его за шею.
— Давай.
Она даже и не задумалась о том, что будет. Снова близость или только сон?
— И сюда никто не войдет? — спросила она.
— Никто. У входа стража, Томас никого не пустит.
— Хорошо, тогда я хочу раздеться. Помоги мне. Я еще не привыкла к этому платью. Мне подошла бы та одежда, что попроще.
— Леди Ордена не может одеваться попроще. К тому же мне нравится развязывать на тебе шнуровки, — признался Лоран. — В этом есть нечто особенное, возбуждающее.
— Ты странный, — засмеялась Лиза. — Я счастлива с тобой!
Лоран развернул ее к себе спиной и начал расшнуровывать платье. Пальцы у Великого Магистра были ловкие, и Лиза очень скоро оказалась освобождена от платья, а потом и от остальной одежды. Лоран подхватил жену на руки и понес к походной кровати. Может, без полога было и не так уютно, но Лиза не смущалась ни наготы, ни окружающей обстановки. Лоран рядом — этого вполне достаточно для того, чтобы чувствовать себя уверенной.
Они легли, испытывая не страстное влечение, а глубокую нежность друг к другу. Сплели пальцы. Лиза прижалась к мужу, положила голову ему на грудь, ощущая щекой жар тела и прислушиваясь к биению сердца. Живой — это единственное, что имело для нее значение, что бы он там ни говорил про сердце некроманта.
Снаружи послышался стук лошадиных копыт и мужские голоса. Лиза вздрогнула и обхватила Лорана, прижалась теснее. Её снова накрыл запоздалый страх. Она гнала его, но никак не могла избавиться. Страх возвращался, стоило вспомнить могучее тело раненого Мореля, распростертое на ложе, бледное лицо Лорана, его безжизненную руку в своей…
Лиза не хотела говорить о сражении, но все время думала о нем. О том, что произошло там, на поле боя. Ларри молчит, не хочет рассказывать. К чему спрашивать тогда? Но тревога не отпускала. Лиза мола бы узнать и сама, но не решалась. Вдруг он рассердится, или обидится?
Лоран играл ее волосами, перебирал рыжие пряди. Пальцы его тонули в этом восхитительном шелке. Раньше от одного этого прикосновения он бы испытал возбуждение плоти. Но сейчас важнее была близость, о которой он раньше не знал. Он чувствовал смущение Лизы, ее страх, растерянность, слышал ее мысли о сражении. И вот он позволил себе то, от чего зарекался — закрылся от Лизы. Оправдываясь тем, что не хочет тревожить ее еще больше. Но в этом была не вся правда. Лоран тоже устал. Он хотел лежать в постели с женой, обнимать её. Даже без чувственных радостей ему хватало близости. Он уже обладал Лизой, входил в нее душой. И это было больше, чем слияние тел.
Здесь в лагере они не будут близки. Зачем? Впереди у них дни, недели, годы… Возможно. А если нет?
Поэтому Лоран и закрыл свои мысли от Лизы. Чтобы она не знала о его сомнениях. Когда-нибудь он расскажет ей о битве. О том, как в гуще сражения, когда они вместе с королем Бринмором бросились на Морганеллу, он был остановлен видением. Да, это был морок, колдовство. Морганелла пыталась ослабить его. Она показала ему Лизу. Добралась до самой дорогой мысли, самого яркого чувства, которое он хранил в сердце. Искушала, пыталась отвлечь. Он понимал это, но не имел сил сопротивляться. Морганелла показала ему Лизу на пороге портала в ее мир. И в этом видении он знал, что если его возлюбленная сделает шаг, то уже не вернется к нему. Они расстанутся и будут блуждать по вечности в новых воплощениях в поисках друг друга. И никогда не встретятся.
Лоран поверил иллюзии Морганеллы.
«Лиз, — крикнул он. — Лиз, постой!» — и в этот момент получил удар в грудь.
Морганелла уязвила его, ослабила, и Лоран оказался в той страшной темноте, из которой его потом вывели матушка и Лиза. Однако прикосновение Тьмы не прошло даром. Морганелла заронила сомнения в его душу.
Нет, он не должен допускать Лиз в эти свои мысли. Сегодня она просто уснет в его объятиях. А завтра, после погребения Бринмора… Завтра… Не сейчас…
Морель оказался на грани сна и яви. И видел себя как бы со стороны. Уже не в шатре…
Он стоял в подвале Лиможского замка перед хрустальным гробом, наполненным черными, увядшими розами. Крышка разбита. Страх ледяной волной обрушился на Лорана.
— Матушка!
Лоран шел из одной подвальной комнаты в другую. Своды опускались все ниже. Матушки нигде не было! Он достиг последнего зала — дальше проход замурован. Когда они с Ришаром были детьми, то прятались тут от Мамушки. Сейчас, вместо глухой стены, он видел врата в дивный сад. Все в нем манило к отдыху и забвению — зеленая трава, прозрачные воды, ясное небо. Но Лоран отступил. Его страшило это пространство, куда он мог бы войти и забыть там обо всем, забыть Лизу. Нет! Но матушка… где матушка?
— Я здесь, Ларри, — раздалось за его спиной. — Я здесь, сын мой, с тобой.
Он обернулся и увидел ее. Бланшефлер стояла перед ним. Живая!
— Матушка, я не нашел для вас Капель датского короля.
— Они не нужны нам, любимый мой мальчик! — Матушка протянула к нему руки.
Лоран встал перед ней на колени, уткнулся лицом в ее белые одежды, ощутил аромат роз. Бланшефлер обхватила его голову прижала к себе.
— Ларри, сын мой!
— Матушка, я не могу отпустить вас!
— Ларри, ты должен понять, что я никуда не уйду. Поднимись. Послушай меня.
Он встал. Она положила руки ему на плечи, немного отстраняясь, заглянула в глаза.
— Я никуда не уйду, потому что люблю тебя. И всегда любила. Ты не был у меня единственным, но был моим возлюбленным сыном. И сердце мое всегда пребудет вместе с твоим. Я знаю, что теперь рядом с тобой есть та, кто избавит от тоски и от печали, от грусти по мне. Отпусти же меня, Ларри, я иду туда, где ждет меня любим ый.
Она оглянулась на врата. Следом за матерью посмотрел и Лоран. Он увидел статного светловолосого рыцаря.
— Бланш, — позвал тот, — любовь моя, наконец я тебя нашел! Иди же ко мне!
— Я не говорю тебе «Прощай», Ларри, — Бланшефлер коснулась рукой щеки сына, убрала с его лба непокорную прядь, погладила по голове, как в детстве. — Мы всегда будем рядом. И незримо я стану охранять тебя и твою юную жену. Люби ее и береги свою любовь к ней! Не расставайтесь! Это невыносимо тяжко — искать своих потерянных возлюбленн ых!
Она все смотрела на Лорана с улыбкой. Потом крепко обняла его. Постояла так и, наконец, отстранилась, отступила на шаг.
— Отпускаешь ли ты меня, Ларри? Отпускаешь ли всем сердцем и всей душой?
— Да, матушка.
— Оставляю тебе мою любовь и материнское благословение. Ты найдешь их в каждой белой розе, в каком бы из миров она ни расцвела.
Бланшефлер повернулась и пошла к тому, кто ждал ее за воротами сада.
Лоран вздрогнул и стряхнул дрему. Он лежал, открыв глаза. В полумраке шатра звуки, что раздавались снаружи казались яснее. А рядом спала Лиза. Он чувствовал ее дыхание на своем плече.
— Не расставайтесь! Берегите свою любовь! — повторил Морель слова Бланшефлер. — Благодарю, матушка! И будь счастлива там, куда ты ушла сегодня. Прости, что удерживал тебя так долго! Я совершал это ради моей любви, забывая о том, что ты тоже, возможно, любишь и хочешь быть счастливой.
С этой мыслью Лоран крепко уснул.