— Глубокомысленно, — кивнула я. — И ты уверена, что эту трехликую мадам отправила в долгосрочную экскурсию по загробному миру именно я?
— О, Богиня! — всплеснула руками девушка, что чуть-чуть смягчило её уже начавшее наводить жуть поведение. — Нет, конечно! Ты — против Тривии. Это даже не смешно.
— Да, на анекдот не похоже, — согласилась я, отошла к стене и села, устав стоять. — Но тогда почему ты обвинила меня?
— Не важно, кто держал меч в руках, важно, кто вынес приговор, — пафосно заявила Амрита. — Кто-то по твоему приказу убил Тривию, потому что всем было очевидно, что встретившись с ней у лимба ты погибнешь, едва будет пересечена черта и начнется схватка!
— И опять про какой-то лимб, — вздохнула я. — Я должно увидеть во всем этом какую-то логику?
— Лимбом называется глубочайшая бездна, созданная одновременно с миром сидхе. У лимба традиционно происходят схватки членов королевской семьи, потому что только они могут пересечь черту, которой огорожен лимб. И потому что все, что попадает в лимб остается там навсегда. Так как ты официально была признана членом королевской семьи, соответственно, твоя дуэль должна была тоже происходить у лимба вне зависимости от магических способностей.
— Но она не состоялась, — медленно проговорила я, отводя взгляд в сторону.
— Да, — небрежно бросила Амрита, которая с каждой минутой разговора становилась все менее приятной собеседницей.
— Тривия погибла, а через сутки ты пришла ко мне с этой чашей, — и она рукой махнула в сторону указанного предмета.
— К тебе? — поморщилась я в недоумении. — Мы были знакомы?
— Да, — по губам девушки скользнула едва уловимая улыбка. Скорее, это была даже не сама улыбка, а её тень, призрак. — И даже ближе, чем ты можешь представить.
— У меня богатая фантазия, — мрачно заметила я. — Много чего могу представить.
— Тогда представь себе вот что, — повысила голос Амрита и пошагала в противоположном от выхода направлении. Туда, где склеп вроде как должен был закачиваться, но чем дальше она шла, тем резче отступала тьма. Как будто, под влиянием её движения, границы склепа сдвигались, расширяя и увеличивая помещение. При этом я не слышала никаких других звуков, кроме звука её шагов, звука стучащих о каменную поверхность женских каблучков. И только когда впереди вспыхнула дюжина продольно выстроенных в ряд деревянных столбов, которые венчали всполохи огней, я поняла, что стена, виденная мной за постаментом с чашей была ни чем иным, как иллюзией.
— Занятно, — проговорила я самой себе и, подхватившись с пола, ринулась следом за блондинкой.
— Человеческое дитя, ребенок, захваченный как трофей, был объявлен членом королевской семьи и признан равным сидхе, — начала рассказывать Амрита, пока я следовала за ней по каменной дорожке, извивающейся между массивными, грубо высеченными в камне и наполовину погруженными в воду фигурами птиц и животных, напоминающими последних лишь очень отдаленно, да и то надо фантазию подключать. Подсвеченные живым огнем, они тускло светились, словно отражая льющийся на них свет. Вода, окружавшая извилистую дорожку с обеих сторон также неясно светилась, но уже изнутри, как если бы кто-то установил на дне несколько светильников, вот только самого дна не разглядеть, слишком мутная вода, напоминавшая большой декоративный садовый пруд. Вот только садовый пруд обычно не внушает чувства страха и трепета, как если бы ты вдруг оказался в древнем капище, где приносились человеческие жертвоприношения. Есть в подобных места нечто такое, отчего становится жутко, приподнимаются волоски на затылке и руках, и ты невольно начинаешь прислушиваться к каждому шороху, к каждому дуновению ветерка, словно пытаешься расслышать что-то сквозь века. Только что? Предсмертные стоны бьющихся в агонии жертв? Ритуальные песнопения ослепленных своей верой жрецов? Мольбы, обращенные к богам, которые уже не слушают?
В целом, от места, которое до сего момента было скрыто обманом, буквально веяло обрядовостью и культом поклонения.
— Звучит как претензия, — проронила я, как только Амрита умолкла. Сделала шаг — и ткнулась ей в плечо. Выглянула вперед и поняла, почему девушка остановилась. Кажется, мы пришли.
Замерев в неестественно ровной позе, беловолосая барышня с благоговением, запечатлевшимся на лице словно маска, взирала на стену, уходящую высоко вверх. Задрав голову до хруста в шее, я попыталась разглядеть, где же она заканчивается, но то ли это была еще одна иллюзия, то ли стена действительно упиралась в буквальном смысла в бесконечность, но конца и края ей видно не было. Но самым примечательным были не размеры стены, а то, что на ней было изображено. А вернее, выдолблено.
— Наскальные рисунки, — поскребла я затылок. — Пещерная живопись. Круто. Уровень австралопитеков. Молодцы, так и до питекантропов эволюционируете.
— Понятия не имею, о чем ты, — отчеканила Амрита, посмотрев на меня так, как будто я только что осквернила её персональную святыню, сплясав гопак на костях предков.
— Я тебе потом…расскажу, — неловко усмехнулась я и отошла в право, становясь рядом с ней. — Если это не изобразительное искусство древних цивилизаций, то что это?
— Наша история, — величественно вздернула подбородок Амрита.
— Как-то паршиво она выглядит, эта ваша история, — вырвалось у меня. Покосившись на медленно сатанеющую блондиночку, я поспешила добавить: — Наверное, во всем виновата пыль! Вы бы её смахнули, что ли… негоже так реликвии запускать…
Моё бормотание прервало стальное:
— Вот ты, — и она указала пальцем в нечто, лишь отдаленно напоминающее человеческую фигурку.
— Больше похоже на знак вопроса, — проворчала я, щурясь и пытаясь рассмотреть невнятную закорючку. — Или на запятую.
— Это ты, — с нажимом в голосе повторила Амрита.
— Знаешь, я не помню половину своей жизни, но почему-то уверена, что даже в детстве не была похожа на знак препинания, — флегматично заметила я.
— Ты была похожа на разъяренную помидорку, — неожиданно зло хохотнула Амрита, зажимая рот ладошкой. — Это выглядело очень забавно.
— Помидорку? — не веря своим ушам переспросила я.
— Да, — кивнула беловолосая, убирая руку от лица. — Ты была маленькой и пухленькой, с коротенькими ножками и ручками. Те не ходила, а переваливалась, и со стороны казалось, будто ты вот-вот покатишься. Твое лицо часто было красным, из-за того, что ты вспыхивала как спичка каждый раз, когда испытывала сильный эмоции. Не важно, что это было — радость или грусть, плакала ты или смеялась — от тебя буквально летели искры, а потом ты загоралась, как маленький костер. Это доставляло многим неудобство. Твои няньки носились за тобой, пытаясь не допустить пожара.
21.
— Значит, это началось еще в детстве, — вслух заметила я и шагнула ближе к стене, рассматривая малопонятные символы, выглядевшие так, словно их выбивали в стене чем-то тонким и острым. И чем дольше я смотрела, тем яснее проявлялись рисунки, словно проступая изнутри камня, а их смысл становился отчетливее и очевиднее, как если бы мой мозг из задворок памяти выудил некую инструкцию по распознаванию древних письмен. — А что насчет способностей суккуба?
— Что? — теперь уже Амрита недоуменно переспросила, так, словно ослышалась, воззрившись на меня с выражением глубокой озадаченности.
— Ну, знаешь, суккуб, — невнятно развела я руками в воздухе, пытаясь изобразить что-то, не пойми что, но способное разъяснить суть вопроса. — Существо женского пола. Питается человеческой энергией. Выглядит как человек, живет как вампир.
— Я знаю, кто такие суккубы, — оборвала меня Амрита. — Но почему ты заговорила о них?
— Потому что это — я, — и приложила руку к груди. — Я — суккуб.
Ресницы девушки отчетливо дрогнули, а веки распахнулись шире. В глазах заплескался откровенный ужас.
— Это невозможно, — сорвалось с её резко побледневших губ.
— Почему? — нахмурилась я, не совсем понимая столь странную реакцию.
— Потому что ты не была суккубом, — выдохнула Амрита, оседая на пол. — Ты им никогда не была.
Я успела подхватить девушку под локоть лишь у земли, когда её колени уже стукнулись о неровные камни, из которых была выложен путь к стене.
— Теперь все становится понятнее, — длинными тонкими пальцами вцепляясь в собственное горло, прошептала Амрита, выглядя слегка безумно.
— Рада за тебя, мне вот ничего не понятно, — проворчала я, размышляя, надо ли мне пытаться поднять девушку, которая неожиданно показалась очень тяжелой или же пусть морозит попу дальше. Край её платья окунулся в воду и ткань, намокнув, всплыла на поверхность. Я уже потянулась, чтобы вытащить подол из воды, как Амрита рванула вперед и вцепилась в мою незащищенную руку неожиданно острыми ногтями.
— Что б тебя, — злобно зашипела я, шарахаясь в сторону.
— Это все объясняет, — словно в бреду судорожно зашептала Амрита, заглядывая в мои глаза, как будто пытаясь разглядеть там что-то, о наличии чего она до этого момента не подозревала.
— Что? — раздраженно рявкнула я, пытаясь отобрать свою руку обратно.
— Это объясняет, почему чаша не признала тебя, — продолжила шептать блондинка.
— Очень интересно, — едва сдерживаясь от того, чтобы не макнуть девицу белой макушкой в воду, — но ни черта не понятно!