Вот, мы вдвоем зашли в туалетную комнату. Темно-серый потолок и такие же стены, чья блестящая поверхность отражала холодный белый свет, льющийся из замысловатой лампы, создавая впечатление, будто мы находимся не в дамской комнате, а на сцене, под лучами ослепляющих софитов. Большое зеркало, украшавшее стену перед белыми чашами рукомойников отразило двух подошедших к ним девушек. С другой стороны расположились три туалетные кабинки, оформленные в черном цвете и с дверцами, украшенными крупными ярко-красными маками. Помыв руки, девушка, которая, казалось, была глубоко погружена в собственные мысли и не замечала ничего вокруг, сделала шаг к кабинке.
И тут я напала, используя в качестве орудия столовый нож, которым резала утку и прихватила с собой в туалет, спрятав в складках платья. Нож был совершенно тупым, но это было не так важно. Главное — ударить с достаточной силой и точно попасть в цель. Но едва я только занесла руку, как ветала среагировала. Быстро, стремительно и сильно. Ударив меня раскрытой ладонью в грудь, она отшвырнула моё тело назад. Оно пролетело над полом меньше метра и с грохотом врезалось в зеркало. На пол посыпались осколки, а вместе с ними и я. Распластавшись на полу, с трудом собрала конечности в кучу и поднялась на карачки, бестолково тряся головой.
— Ты кто такая, а? — сладким голоском проговорила ветала мне на ухо, забрызгивая кожу слюной. И там, где она попадала начинало что-то мерзко пузыриться и печь.
— Почитательница ваших талантов, — с трудом проговорила я, потому что общаться, когда тебя схватили за волосы и задрали голову высоко назад, очень трудно.
Ветала склонилась к моей беззащитной в этот момент шее и обнюхала её. Скосив глаза вниз, я успела заметить, как из её рта пару раз высунулся длинный тонкий змеиный язык.
— Каких еще талантов? — с протяжным шипящим звуком спросила ветала поднимая на меня глаза, которые уже не выглядели человеческими. Потому что у людей не бывает ядовито-зеленых глаз без малейшего намека на белок с черным вертикальным прочерком по середине. Ломанным, словно трещина в асфальте.
— У вас отличный удар, — натянуто улыбнулась я, все еще находясь в положении неправильной дуги. — Не хотите записаться в нашу команду? У нас как раз идет набор!
— Какую команду? — слегка растерялась ветала и тут распахнулась дверь и в дамское помещение широкой походкой вошел Риган. — Какой набор?
— Набор в женский кёрлинг! — заявила я и вонзила в шею отвлёкшейся веталы серебрённый нож по самую рукоятку.
На белую блузку закапала кровь, но не красная, а черная, стремительно растекающаяся по коже сереющей веталы и одновременно с жутким шипением разъедающая ткань одежды. Глазки веталы закатились куда-то под череп, раздвоенный язык последний раз мелькнул между иссыхающих губ и ветала рухнула на пол, на наших глазах преобразовываясь из антропоморфного создания в нечто, похожее на египетскую мумию. Только без бесконечных бинтов.
— Интересно, — задумчиво протянул Риган, рассматривая почившую с видом научного исследователя.
— Даже знать не хочу, что тебе интересно, — рявкнула я и, неловко поднявшись, направилась отмывать руки и промывать раны. Было противно. Очень-очень противно. На самом деле, хотелось залезть под душ и основательно потереть все тело жесткой щеткой, чтобы аж до красноты.
— До её удара ты находилась под моим контролем, но физическая боль и резкий всплеск адреналина вернул тебе власть над телом и сознанием, — отметил Риган. Я подняла голову и наши встретились в зеркале.
— Боль, говоришь? — хмыкнула я, чувствуя, как на тихих лапах подкрадывается истерика. И видимо, что-то такое отразилось на моем лице, что Риган скинул с плеч свой пиджак, укутал меня в него и подтолкнул к двери.
— Нам пора уходить.
— А она? — я оглянулась на то, что осталось от веталы — скелет, обтянутый похожей на пергамент кожей, который к тому же какой-то шутник решил приодеть в дорогой деловой наряд.
— Её уберут, — равнодушно бросил Риган. — Ты же не думала, что это обычный ресторан, правда?
И мы ушли.
Уже сидя в машине, мчащейся по опустевшему в виду позднего вечера, а вернее, практически уже ночи, шоссу в сторону дома, Риган, не стесняясь водителя, проговорил:
— Я видел.
Я молчала, провожая глазами мелькающие за окном далекие огни чужого города, погрузившегося в ночь. Мне по-прежнему было непонятно, где именно мы находились и в какой конкретно географической точке я застряла в данный момент бытия. Ясно было только одно — страну мы не покидали, потому что те немногочисленные люди, с которыми мне позволял встретиться Риган, говорили на понятно мне языке. А вот в отношении самого парня у меня имелись сомнения. Он говорил очень правильно, точно и конкретно формулируя предложения, но иногда в его речи проскальзывали непривычные для моего уха словечки и слышался едва уловимый акцент. Такой появляется у тех, кто длительный срок находился за границей, но при этом не настолько долго, чтобы забыть родной язык.
— В тот момент, когда ветала ударила и ты врезалась в зеркало, на долю секунды, прежде, чем оборвать выстроенную мной связь, ты перестала сопротивляться, и я получил возможность заглянуть в твою голову. Увлекательное, надо сказать, было путешествие.
— Рада, что мне удалось тебя порадовать, — небрежно ответила я, не скрывая, насколько мне все равно, что он там бубнит себе под нос.
— Удивительно, как много можно узнать о человеке, когда нет необходимости пробираться сквозь притворство и обман. Хотя, надо отдать тебе должное, в этом тебе нет равных.
Я раздраженно вздохнула.
— Ты сейчас, вообще, о чем глаголешь?
- О том, что ты великолепный лжец. Тебе поразительным образом удается обманывать саму себя. Не первый год и даже не первую жизнь.
— Может, тебе завязать с винишком? — предложила я, прислоняяс лбом к холодному стеклу. — У тебя начинают появляться болезненные фантазии.
— Внутри тебя тьма и хаос, — вдруг настолько посерьезневшим тоном произнес Риган, что я тут же отлепила лицо от окна и повернулась к нему. — И они с тобой уже давно. Твоя душа так стара, как будто, ты прожила больше жизней, чем это было возможно. Чем твоя душа могла бы выдержать.
— Я не верю в перерождение, — и сложила руки на груди, ощутив себя крайне неуютно, что вдобавок к прогрессирующей слабости делало меня уязвимой. И мне это не нравилось. Мне не нравилось быть слабой, а рядом с ним эта слабость словно усиливалась. Как если бы он тянул из меня жизненные силы, хотя из нас двоих суккубом, то есть, существом, способным на это, вроде как была я. — Как не верю в переселение душ и прочую полусказочную, полурелигиозную ерунду.
— А зря, — с расслабленной улыбкой изрек Риган. — Перерождение в той или иной форме упоминается в культуре практически каждого народа.
— У людей, — поправила я. — И тем хуже для них.
— Почему? — вздернул черные брови Риган.
— Разве это не очевидно? Больше живешь, больше мучаешься, — буркнула я.
— А что, если это правда? — подался ко мне Риган со странным огнем в глазах. — Что, если каждый из нас здесь не впервые? И что, если в каждой следующей жизни мы встречаемся с теми же людьми, которых знали в прошлой? Просто…мы их не помним.
— В таком случае, — я демонстративно отклонилась назад, вновь увеличивая расстояние между нами. — Теория реинкарнации вообще не имеет никакого смысла.
— Знаешь, — вновь расслабленно откидываясь на спину и чуть прикрывая веки начал Риган. — В буддизме есть концепция шести миров или шести реальностей. Их также называют шестью уровнями, между которыми может перемещаться человеческая душа, перерождаясь снова и снова. Если верить буддистам, существует мир дэвов — богов, мир асуров — демонов, мир людей, мир животных, мир претов — голодных духов, мир нараков — мир адских существ. Проще говоря, преисподняя. Эти шесть миров рассматриваются не только, как места, куда попадают люди после смерти, но и как состояние сознания, состояние души. И одним из главных тезисов в буддизме является утверждение, что получить перерождение не легко. Если отвлечься от присущей каждой человеческой религии идею самозабвенного самоотречения и самоограничения, истинная суть которой — управлять и направлять, то мы можем предположить, что смерть — это ключ. Ключ от той двери, которая открывает тебе путь дальше. Таким образом, чтобы перейти из одного мира в другой — надо умереть.
И он многозначительно уставился на меня.
— Очаровательная концепция, — кивнула я. — Мне следует увидеть во всем этом какую-то логику?
— Возможно, — усмехнулся Риган как-то зло и подозрительно. — А еще возможно, тебе следует побеседовать на тему перерождений с твоим другом.
— Каким таким другом? — выгнула я бровь.
— А у тебя много друзей? — повторил за мной он.
— Вообще ни одного, — хмыкнула я. — Я не способна поддерживать стабильные отношения с людьми.
— Ты в курсе, что это — признак психического отклонения, — глубокомысленно вынес вердикт Риган.
— А ты кто такой, чтобы мне диагнозы ставить? — тут же обозлилась я.
Он глубоко вдохнул и покачал головой, как если бы его вдруг расстроил нерадивый ребенок.
— Говоря о друге, я имел ввиду блондина, который постоянно околачивался рядом с тобой, — вдруг совершенно нормальным тоном, без нагнетания и снисходительности, промолвил Риган.
— Сашка, что ли? — недоуменно моргнула я. — А при чем тут он?
— Потому что он в этой теме разбирается больше, чем я и даже больше, чем ты, — хохотнул парень, но как-то невесело.