Прошло четыре года. Все эти четыре года девушка провела в замке Синая, практически не покидая пределов территории, принадлежащей ему, старшему сыну Главы Рода Туан. Кто такие туаты и зачем её вообще забрали из собственного мира девушка узнала быстро, но особого значения своему новому положению не предала. Ей понравилось у сидхе. Её хорошо кормили, она ложилась спать на мягкие чистые простыни в собственной комнате, её не заставляли выполнять грязную работу по дому. Хозяин замка появлялся редко, не особенно заботясь о том, что происходит внутри высоких каменных стен и полностью перепоручив все обязанности по ведению хозяйства суровой, но справедливой ключнице. Очень быстро Илана освоилась и даже забыла свою прежнюю жизнь. И хотя с Синаем они после той памятной первой встречи виделись лишь несколько раз, да и в те случаи золотоволосый статный красавец смотрел куда-то мимо Иланы, словно девушки вообще не существовало, она не считала себя рабыней и уж тем более наложницей, хотя за долгие ночи, проведенные в обществе любящих посплетничать прислужниц наслушалась всякого.
Жизнь Иланы была спокойной, размеренной и приятной. До тех пор, пока однажды утром в её комнату не вошла незнакомая хмурая женщина и приказным тоном не потребовала одеться и спуститься вниз как можно быстрее. Девушка подчинилась, не задавая вопросов, и уже через полчаса предстала перед ожидающей её у парадных дверей замка все той же хмурой неприветливой женщиной.
— Поторопись, у меня не так много времени, — бросила незнакомка. Судя по серой одежде она была прислугой и в то же время, что-то с ней было не так. Уж слишком гордо, слишком независимо она держалась, глядя на Илану немигающим взглядом с отчетливо сквозившим в нем высокомерием.
В ответ на слова женщины Илана лишь кивнула, но когда та жестом приказала следовать за ней, осталась невозмутимо стоять, надеясь получить разъяснения происходящему. Незнакомка отреагировала своеобразно — выругавшись себе под нос, она вернулась, схватила девушку за тонкое запястье и поволокла за собой, к стоящим у входа оседланным лошадям.
— Я не умею ездить верхом, — пролепетала Илана, увидев нетерпеливо переступающих с ноги на ногу животных.
— Придется научиться, — раздраженно буркнула женщина и, подобрав полы платья, сноровисто заняла место седока.
Илана попыталась повторить этот маневр, но едва не рухнула спиной на землю, вывихнув лодыжку. Женщина презрительно вздохнула, спрыгнула на землю, подошла и помогла Илане забраться в седло, попутно быстро пояснив, как это надо правильно делать. Когда обе наездницы заняли свои места верхом, распахнулись ворота, и незнакомка уверенно направила свою лошадь к выходу. Проследив за её действиями Илана сделала то же самое, понимая, что учиться придется быстро и самостоятельно, но продолжая вздрагивать от каждого движения лошади, которую очень боялась. За все время пребывания в мире сидхе Илана ездила верхом лишь несколько раз, да и тогда сидела позади более опытного наездника, которым чаще всего оказывался местный конюх.
Ехали они в тот день долго, до самого заката. Так и не представившаяся женщина сохраняла молчание. Илана тоже не предпринимала попыток заговорить, при этом пребывая в состоянии тревожного ожидания. Куда они едут? Кто это женщина? И что ожидает её, Илану, по окончании пути? Кажется, что ничего хорошего.
Едва солнце полностью скрылось за горизонтом, женщина остановила лошадь, спешилась и направилась к перекрестку двух дорог, к которому они как раз подъехали. Запустив руку под накидку, она вынула какой-то серый мешочек и, быстро прошептав над ним несколько слов, которые Илана не расслышала, швырнула мешочек на перекресток. И едва он коснулся земли, как дорогу озарило сиреневой вспышкой и из открывшегося портала вышел мужчина. Молодой сидхе-аристократ, что определялось по его бледно-молочной коже и длинными серебристым волосам. Как Илана успела заметить, у всех, в чьих жилах текла кровь высших сидхе, имелась белая тонкая кожа и волосы необычных оттенков, которые не принято было состригать. Считалось, что волосы являются драгоценнейшим украшением — как у мужчин, так и у женщин. Волосы спускались по широкой прямой спине парня и практически достигали колен, напоминая ожившую сталь.
— Мой господин, — поприветствовала новоприбывшего женщина и поклонилась едва ли не до земли. И хотя она явно не желала этого демонстрировать, Илана преданность и любовь на грани обожествления, читающееся в каждом жесте, в каждом вздохе незнакомки. — Я привела её.
И тогда мужчина развернулся к Илане, взглянув на неё так, словно до этого момента не подозревал, что она здесь. Девушка не смутилась и взгляд не отвела, разглядывая сидхе так же пристально, как он рассматривал её. Он был почти так же хорош, как и Синай. Почти. Если бы не этот скользкий презрительный взгляд холодных глаз, который портил всё впечатление. Илана подумала, что взгляд его напоминает змею — скользкую, холодную, мстительную.
— Меня зовут Кахир, — произнес парень, направляясь к Илане. Протянув к ней правую руку, он помог спешиться с лошади и тут же несколько грубо ухватив девушку за запястье повел к всё еще мерцающему порталу. В мире сидхе пользоваться такими было в порядке вещей, не всё любили верховую езду, и не все были готовы тратить часы на то, чтобы добраться с одних земель в другие. — Отныне я твой господин и повелитель.
Илана дернулась и попыталась остановиться, но ей не позволили. Вместо этого Кахир лишь бросил на неё уничтожающий взгляд и еще быстрее поволок к порталу, стискивая руку так, словно желал её сломать.
— Но, — выдохнула девушка, — мой господин — Синай.
— Больше нет, — и, хотя он шел впереди, таща за собой упирающуюся Илану, она услышала в его ответе пренебрежительную усмешку. — Синай проиграл тебя мне.
— Как проиграл? — ахнула девушки в тот момент, когда Кахир рванул её вперед и практически втолкнул в портал.
— В карты, — заявил Кахир, вступая в портал следом за ней.
С этого момента жизнь Иланы превратилась в ночной кошмар, словно судьба решила отыграться за все прожитые светлые деньки и подсунула ей беспросветную тоску, быстро переросшую в отчаяние. Синая она больше не видела, на самом деле, следующие десять лет она вообще мало, кого видела.
Кахир оказался внебрачным сыном Главы Рода Аэд, рожденным от такой же, как Илана, человеческой женщины. И хотя внешне он выглядел, как чистокровный сидхе, официально своим отцом признан не был, прав практически ни на что не имел и в иерархии сидхе стоял гораздо ниже, чем его единокровные братья и сестры. Жил Кахир хоть и в собственном замке, но это был не замок и даже не самый лучший дом. Стоял он на окраине территорий, принадлежащих его отцу, бы окружен густым лесом и ухаживал за ним минимальный набор прислуги. Сам Кахир имел прямой приказ не высовываться и покидать дом исключительно тогда, когда ему разрешали это высокородные родственники, но старательно на него поплевывал с высокой колокольни с тех пор, как стал совершеннолетним. Имевшиеся у Кахира слуги фактически достались ему в наследство от матери, покинувшей этот мир по собственному желанию, когда парню было одиннадцать. С тех пор и до двадцати пяти лет он провел не один месяц практически в полной изоляции, так как весь Род Аэд мальчишку, оставшегося сиротой при живом отце, откровенно презирал и всячески избегал с ним встреч. Но даже в одиночестве можно найти свои преимущества. Кахир, вот, научился играть в карты. И на самом деле, играл он как бог. Он не потерпел ни одного поражения с тех пор, как начал играть еще с кем-то, кроме своего повара. Кахир был не глуп, своё положение, как и опасность выбранного им занятия, полностью осознавал. А потому тщательно выбирал, с кем садиться за один стол и всегда играл по-крупному. Вот только с Синаем вышла накладка. Считая, что у этого законного аристократа полные карманы золота, Кахир уже мысленно подсчитывал, на что потратит выигрыш. Но когда вскрыли карты, и золотоволосый осознал свой проигрыш, выяснилось, что взять с него и нечего. Отец Синая, зная о его пагубных пристрастиях, перекрыл ему доступ к семейным богатствам. Единственное, что он смог предложить Кахиру — человеческую девчонку, которую он забрал в качестве трофея в ночь Дикой Охоты. Она как раз уже достигла того возраста, когда могла заинтересовать мужчину не только в виде рабочих рук.
Заперев Илану в своем доме, Кахир запретил девушке покидать его пределы. Сам он появлялся дома редко, время от времени пропадая так надолго, что солнце успевало подняться в небо больше тридцати раз. В такие времена Илана чувствовала себя чуть лучше, представляя, что она — не бесправная пленница в чужом доме с непонятным прошлым и еще более непростым будущим, а полноправная владелица собственного дома, ожидающая своего принца. Но вот, на пороге появлялся Кахир, уставший, измотанный и злой, предпочитающий срывать свою ненависть и злобу на неспособной дать ему отпор девушке, и красивые мечты разбивались, словно хрустальный бокал, разлетаясь на миллионы мелких ранящих осколков. Периодически она думала о побеге, и иногда эти мысли перерастали в нечто, наподобие плана, но когда Илана поняла, что забеременела, стало понятно, что бежать больше некуда. И испугалась еще больше. Уже не за себя, за ребенка.
5.
— Мама хотела меня сохранить, — Боня словно невзначай провела рукой по щекам, вытирая слезы, которые явно не хотела никому показывать. — Но боялась, что отец не позволит, что он применит магию, и она потеряет ребенка. Или просто изобьет её, чтобы оборвать беременность. Она решила вытерпеть всё ради меня. Ей посчастливилось завести дружеские отношения со старенькой горничной, Мистрой, которая помнила отца еще совсем маленьким. Мистра помогала маме скрывать беременность. Сохранению все в тайне способствовало еще и то, что отец стал чаще покидать дом. Мама рассчитывала родить, пока он будет в отъезде, а потом, вместе с ребенком, добраться до королевского замка и броситься в ноги правителю с надеждой на спасение. Но не получилось, отец вернулся как раз в тот момент, когда у мамы начались схватки…
…Кахир вошел в спальню Иланы и увидел громко стонущую девушку лежащей на полу. Её огромный мячикообразный живот красноречиво выпирал далеко вперед. Подол ночной сорочки был мокрым, с явственными розоватыми разводами. Сама девушка находилась на грани потери сознания и плохо осознавала происходящее. Быстро сообразив, что происходит Кахир бросился за прислугой. Целителей и врачевателей, так необходимых людям, в мире сидхе практически не было, ведь самим сидхе они были не нужны. Их женщины разрождались от бремени достаточно легко и быстро, осложнения случились крайне редко, да и в этих случаях родственники всегда рассчитывали исключительно на собственные силы роженицы.
Подоспевшая Мистра быстро приступила к делу. Приказала Кахиру поднять беременную на кровать, а после принести чистые простыни и теплую воду. Кахир кинулся выполнять приказ собственной прислуги так быстро, как если бы от этого зависела его собственная жизнь. Старая горничная с удивлением проследила за тем, как он рванул вниз по лестнице, но ничего не сказала. У неё были дела куда важнее.
Роды были тяжелыми и длились несколько часов. Илана практически не способна была тужиться, периодически теряя сознание, а когда приходила в себя — кричала от боли. Мистра, которая не раз в своей жизни принимала роды у домашней скотины, вскоре поняла, что без постороннего вмешательства девушка умрет, а вместе с ней умрет и еще не рожденный ребенок.
— Придется резать, — решительно заявила старушка, отходя от кровати.
— Я не смогу, — вдруг резко побледнел Кахир.
— Принеси чистый нож, настойку спонгилии и еще простыней, — распорядилась горничная и начала оголять живот беременной девушки подрагивающими сморщенными руками. Ей было уже очень много лет. Так же, как и Кахир, Мистра относилась к низшим сидхе и являла собой результат смешения генов. Только в отличии от молодого господина, в её роду присутствовали не люди, а брауни. Отличительной особенностью этого немногочисленного народа, обитавшего в мире сидхе, являлась темная кожа и очень яркие голубые глаза. Брауни вспахивали землю, собирали урожай, следили за домашней скотиной, то есть, были рабочей силой сидхе. Продолжительность их жизни была короче сидхе, но дольше человеческой. Мистра жила на свете уже больше трехсот лет, много чего повидала в своей жизни и все же она боялась. Боялась, что убьет эту слабую человеческую женщину и в то же время понимала, что другого выхода нет.
— Она сделала все, что могла, — судорожно вздохнула Боня, — она спасла меня, но вот маму спасти не удалось. К утра она скончалась. Неожиданно для всех отец очень остро это воспринял, сильно запил. Несколько месяцев он только тем и занимался, что вливал в себя один за другим бочонки шедеха, а после покинул дом и очень долго не появлялся. Мистра похоронила маму и начала самостоятельно заботиться обо мне. Когда отец вернулся, он заявил, что не хочет ни растить ребенка, ни видеть его в своем доме. А потому договорился о том, чтобы отправить меня в королевский замок для обучения и подготовки в прислуги. Мистра не захотела оставлять меня, а потому нас отправили вместе. С тех пор я видела отца лишь дважды, когда приезжала домой забрать мамины вещи, включая её личный дневник, а также когда умерла Мистра. Отец к ней хорошо относился и позволил похоронить в склепе его матери.
— Печальная история, — искренне посочувствовала я.
Девушка лишь пожала плечами.
— Все могло бы сложиться куда хуже, — весело проговорила она, но я видела, что она старается убедить этим весельем не столько меня, сколько саму себя. — Я росла в королевском замке, меня обучали всему, что требуется знать королевским горничным, у меня была Мистра и даже своя комната, маленькая, но очень хорошая. А потом меня заметили вы и забрали к себе. И моя жизнь стала просто замечательной.
Я грустно улыбнулась. Не знаю, кого она видела, когда смотрела на меня, но я точно не могла быть кем-то, кто сделал жизнь другого человека замечательной.
— Бал! — вдруг не своим голосом завопила Боня, подхватываясь с пола с ловкостью боевого кенгуру. — Госпожа, пора собираться!
И не спрашивая разрешения, она ухватила меня за руку и потащила к двери, которую ранее Альмод обозначил как вход в будуарную комнату.
— Ты упоминала, что твой отец — из низших сидхе, — припомнила я, пока Боня туго затягивала шнуровку корсета у меня на спине. До этого мне пришлось пережить длительный и мучительный процесс по примерке платьев. Боня горела яростным желанием выбрать для меня самый лучший и самый красивый, хотя я настойчиво не понимала, что там можно выбирать — все платья, имеющиеся в гардеробной, представляли собой длинную череду блестящего пышного нечто, местами украшенного разноцветными драгоценными камнями. Все очень дорого, шикарно, абсолютно непрактично и страшно неудобно. — Что значит низший?
— Есть разделение, — с готовностью начала объяснять Боня, пока её ловкие пальце все туже и туже утягивали меня в талии, оставляя с каждой секундой все меньше возможностей, чтобы нормально дышать. — Все сидхе делятся на высших и низших. К первым относятся королевская семья, главы Великих Родов и их близкие родственники. По сути, все сидхе состоят друг с другом в родстве, в той или иной степени. С рождаемостью дела обстоят не очень хорошо, редко в какой паре есть больше двух детей. И тем, кто желает вступить в брачный союз выбирать особо не из кого. Поэтому к своей семье сидхе причисляют лишь наиболее кровно близких — детей, родителей, родных братьев и сестер. Остальные уже к семье не относятся и находятся на том же положении, что и все.
— То есть, высших сидхе не так много, — заключила я.
— Да, — подтвердила Боня, все еще шурша завязками на платье, оставаясь за моей спиной. — Высшие сидхе находятся на привилегированном положении, они неприкосновенны, попытка убийства высшего сидхе вне рамок дуэли карается смертной казнью. Остальные сидхе относятся к низшим, некоторые из них аристократы, некоторые — нет, все зависит от того, в какой семье и от каких родителей родился. Но и те, и другие прав имеют значительно меньше, чем высшие. Например, у низших сидхе нет собственных самостоятельных владений. Им запрещено владеть землей.
— Почему? — прохрипела я, потому что в этот момент Боня особенно сильно дернула за шнурки, очевидно, пытаясь переломить меня пополам.
— Владение землей — это привилегия, которая даруется лично королем. В своё время первые туаты получили свои территории от королевы Гемеры, прапрабабушки нынешнего короля Аэрна.
— Слушай, я вроде не бегемот, зачем так затягивать? — не выдержала я, хватаясь за бок.
— Потому что мужчины-сидхе очень любят формы и изгибы, — с трудом проговорила Боня, как раз находясь в процессе подстраивания меня под вкусы местного мужского населения. — Но им не повезло.
— В чем же? — проскрипела я.
— Чистокровные женщины-сидхе имеют очень худощавое телосложение, — глубоко выдохнув, объяснила Боня и покинула, наконец, стратегическую позицию за моей спиной, став сбоку и начав поправлять и одергивать складки на пышной юбке больше похожей на матерчатый колокол. — Они высокие, тонкокостные, лишь с едва заметным намеком на грудь и полным отсутствием бедер.
— Когда груди нет, а вместо неё только намёк — это печально. Значит, местные аристократки костлявы, как пересушенная на солнце старая вобла. Тип «женщина-грабли», очень удобный садовый инструмент, но крайне неподходящий для спальни, — заключила я и попыталась пошевелиться. В затянутом наглухо корсете сделать это было очень затруднительно. — Слушай, как в этом танцуют?
— О, это целое искусство! — просияла улыбкой моя горничная.
— Угу, мне явно недоступное, — угрюмо ответила я. — В этом орудии для пыток даже негде оружие спрятать!
— Зачем вам оружие? — выгнули брови Боня, поправляя очень глубокий, едва ли не до самой души, вырез, пытаясь приподнять мою и так уже задранную корсетом грудь еще выше. — Вы же можете использовать свои способности.