А тут...
Услышав в трубке покашливание ― своеобразные позывные Азимова, я несказанно обрадовался: звонок его совпал едва ли не с первой минутой визита Жунковского!
Ну, конечно...
― Алле... Алле?
― Да.
― Дауд?
― Слушаю, Турсун...
Далее, не утерпев, ухожу с проторенного:
― Как у вас со временем?
Пауза.
― Оглох, что ли?
― Ты ведь знаешь, что я в отпуске.
― Машина на ходу?
― Тарахтит колымага.
― Большего и не надо. Дотянет до дачи?
― Если поднатужиться ― дотянет.
― Отлично. Тогда покатим...
― Когда? Сегодня? ― спрашивает спокойно Азимов, но я-то знаю его умение сдерживать эмоции, знаю его отношение ко мне, для него я вроде живого говорящего талисмана, который, дай волю, он с радостью водрузил бы навечно рядом с собой в салоне "Запорожца" ― в его вопросе легко читалось нетерпение, безоговорочная готовность принять предложение.
Я сказал, что его ожидает сюрприз, но Азимов не отреагировал.
― Когда едем? ― поинтересовался он еще. ― Баранину купить надо, подготовить...
― Послезавтра.
― Ясно.
Разговор подоспел к концу, я собирался повесить трубку, как тут Азимов, после паузы, спохватившись, выдавил-таки:
― Как дела?
Я прикрылся традиционным "ничего", но, не дождавшись "говоришь, ничего", громко рассмеялся ― нет, с Азимовым не грозила смерть от переизбытка сложных чувств!
― Будь здоров, старик! ― прокричал я на прощание. Азимов, однако, не собирался класть трубку.
― Слушай, видел я Рахманова, ― сказал он, меняя тему разговора.
― Рахманова? ― я напрягся. Одна из струн в нервах тихонько лопнула.
― Да все нормально, ― успокоил Азимов, догадавшись о беспокойстве. ― Разговор не телефонный ― поговорим при встрече.
― Договорились.
Через минуту-другую я вернулся в комнату, кивнул на проигрыватель:
― Не мешает?
Жунковский ответил не сразу.
― Честно говоря,― сказал он, растягивая слова, ― без музЫки спокойнее.
(С ударением на «Ы»)
Я, конечно, обратил внимание на "музЫку", не прошло мимо слуха и тщательно подобранное "спокойнее". Уже потом, после отъезда Жунковского, я восстановил в уме ситуацию и подумал, что "музыка", сказанное в шутку, и серьезное "спокойнее"... в соединении неплохо выразили атмосферу первых минут встречи. Застал я Жунковского у книжного шкафа с книгой в руках.
Тут же почали бутылку шампанского. Я предложил перейти на крепкое. Отказался Жунковский своеобразно: похвалил шампанское, и стало ясно, что из двух зол он выбрал наименьшее.
О чем говорят люди после сорокалетней разлуки? Конечно, вспоминают, слушают собеседника, себя... Впрочем, сразу не станут вот так рассказывать и слушать ― сначала посыпятся вопросы, ответы, ахи, охи. У нас неожиданно, правда, после обрывистых ахов да охов, началось с дискуссии о музыке. Жунковскому нравилась серьезная музыка.
― От нее зубная боль, - сказал он о рок-музыке, ― но ты, вижу любитель...
Вот как!
Годы, будто клином разделили общее между нами: Жунковский тот и не тот. Невесть какая реплика гостя возбудила любопытство. Мне показалось, что отношение его к музыке ― ключ к пониманию жизни Жунковского на отрезке, прожитом нами вдали друг от друга. "Где-то в начале пятидесятых годов ему стало не до "музЫки". И у меня обстояло не иначе, ― думал я. ― Но подрос племянник, я сначала невольно, потом глубже прирастал к его увлечениям... К музыкальным тоже. "МузЫка" началась с рок-н-рола, битлсы гремели у нас уже в шестидесятых ― вот с битлсов-то и началось мое вхождение в "музЫку"...
― Бред, скверная организация случайных звуков, ― улыбался гость.
― Не согласен.
― Почему? Объясни.
Не прошло и получаса с момента встречи и ― первое серьезное "почему"? Жунковский преобразился в напористого петуха... "Да, он потерял вкус к новым веяниям в музыке в начале пятидесятых, ― думал я. ― Что его увлекло?" В "музЫке", в отношении к ней, почудилось мне и в самом деле зацепка к пониманию нынешнего Жунковского. Я завелся, доказывая, что рок-музыка не бред, далеко не бред, как может показаться с первого раза, что она такое же дитя времени, как, скажем, конструкции из железа, бетона и стекла, компьютеры, ЭВМ... Жунковский слушал со всепрощающей улыбкой и по мере того, как я углубился в рассуждения, все более расплывался в умилении. В улыбке его читалось: "Мне, разумеется, наплевать на роки, биты, металлы и неметаллы ― я не в том возрасте, чтобы раскалываться орехом за один сеанс. Но слушаю с интересом, потому что все, что исходит от тебя ― для меня важно. Додик ― поклонник рок-музыки ― держите! Как замечательно!.."
И оперетта нравится?
― Конечно.
― Национальная песня?
― Да. И мукамы.