— А хрен его знает!
— А Жорка? — спросила Раиса.
Коля ухмыльнулся ей в лицо:
— Этот не доложился.
— Вот прохиндеи, — сказала Раиса.
Она села к столу, нога на ногу, взгляд сверху вниз.
— Чего лежишь-то?
Не дождавшись ответа, определила:
— Как куль с мукой!
Он вновь не отозвался, но на нее это впечатления не произвело.
— В кадры еще не ходил?
— Не, — ответил Коля и вновь зевнул. Он не притворялся, просто во всем теле была дремотная вялость — видно, чистая койка располагала.
— Куда устраиваться-то будешь?
— Там увидим.
— А точнее?
Колю злил ее дурацкий начальственный тон, и он ответил резче, чем хотелось:
— А точнее — никуда.
— Это как?
— А вот так.
— Тунеядец, что ли?
— Ага.
— Все равно придется! — весело сказала она. — В ларьке ящики грузить.
— Это с какой стати?
— Ну, совсем-то не работать нельзя.
— Почему ж нельзя? Я вот не работаю — и ничего. Значит, можно.
— А есть что будешь?
— Ты накормишь, — сказал он.
— Делать мне больше нечего! — с удовольствием возразила Раиса.
Ни равнодушие, ни ирония, ни прямая издевка ее не прошибали, даже наоборот, повышали настроение.
Коля посмотрел на нее и понял, что весь их резкий разговор имел для нее другой, вне фраз, притягательный и приятный смысл: мужик с ней заигрывал и даже кадрил, скрывая свои подлинные чувства в лучшем стиле провинциальных танцплощадок.
Кончать надо, решил Коля. Он не любил таких уверенных, начальственных баб с их мужской хваткой и мужским ощущением бесконтрольного права на все земные удовольствия. Да и просто многое в ней раздражало: крупная при коротких ногах походка, властные жесты…
Но пока он соображал, как бы пресечь разговор пооткровенней и погрубей, Раиса вдруг спросила с обыкновенным девчоночьим любопытством, даже приоткрыв рот:
— Коль, а судьбу ты правда угадываешь?
Надо же — имя запомнила.
— Не так уж и трудно, — сказал он.
— А как?
— Подойди к зеркалу и посмотри. Вся твоя жизнь у тебя на морде, и прошлая, и будущая.
Она не поленилась, подошла к Жоркиной тумбочке, взяла круглое зеркальце для бритья и с минуту гляделась, от старания сдвинув брови и морща лоб.
— Ну и не видно ничего.
— Плохо смотришь.
— А тебе чего видно?
— Умишко умеренный, — сказал Коля, — подруг мало или совсем нет, мужики пока что балуют, упрямство как у осла, самомнение — половину выкинуть, останется как раз норма. Возраст, — он помедлил, прикидывая, — года примерно двадцать три…
— Точно! — вставила она.
— Двадцать три года, — закончил он, — и состояние средней потасканности.
— Все-то ты знаешь, — сказала Раиса и улыбнулась довольно, будто услышала комплимент. Так парни ухмыляются, когда их ругают бабниками.
И тут равноправие, подумал Коля.
Раиса вернулась на свой стул и опять посмотрела на Колю сверху вниз:
— А ты всегда умел?
— Я ж не бог.