— Дешево продам… На совесть дешево! Как раз для театра.
— Ничего не надо.
— Вот, изведи меня лихорадка, дешево продам! Такое собачье время…
Она сложила вещи в коробку и придвинулась ближе.
— Может, и я бы… что подзаработала?..
— Но я ничего не хочу покупать, мне это ненужно! — нетерпеливо ответила Янка.
— Не про то речь!
Старуха пристально посмотрела на Янку и затараторила:
— Я знаю красивых, молодых мужчин… барышня понимает? Богатых мужчин! Это не мое занятие, только меня просили, они сами придут. Богатые, шикарные мужчины…
— Что? Что? — воскликнула Янка, не веря своим ушам.
— А зачем же, барышня, кричать? Мы можем спокойно все уладить… Уж такое у меня слабое сердце…
— Убирайся, не то позову коридорного! — уже не владея собой, закричала Янка.
— Ишь какая горячая! Купил не купил, а отчего не поторговаться. Немало знавала таких, сразу в гонор, а потом руку Сальке целуют, только отведи к кому-нибудь…
Торговка не договорила: Янка распахнула дверь, схватила еврейку за шиворот и выставила в коридор, следом полетел короб с товаром.
Потом она заперлась на ключ и, застыв посреди комнаты, старалась осмыслить все, что произошло.
Янка села и сидела долго, беспомощная, опустошенная. Только теперь поняла она, как сейчас одинока и что в этой новой жизни ей придется обходиться своими силами, впервые подумала о том, что здесь нет ни отца, ни знакомых, которые могли бы защитить ее от подобных людей, что жизненная борьба, которую она начала, борьба не только за славу и высокие цели, а еще и борьба за человеческое достоинство, и если не хочешь погибнуть, нужно защищаться.
«Вот оно как», — размышляла Янка по дороге в театр, и ей казалось, что она настолько прозрела и так много пережила, что в жизни с ней уже не произойдет ничего более страшного и неожиданного.
Встретив у театра Совинскую, Янка тут же, стараясь говорить как можно вежливей, попросила узнать, нельзя ли где снять комнату, у кого-нибудь в семье, так как по разным причинам в гостинице она жить не может.
— До чего же удачно складывается! Если хотите, живите у нас. Можем уступить вам одну комнату. Столоваться будете у нас. Обойдется недорого. Комнатка чудесная, невысоко, окна на юг, отдельный вход из прихожей…
Договорились о цене. Янка сказала, что может заплатить за месяц вперед.
— По рукам! Вам будет там покойно, дочка у меня бездетная. Идем, посмотрите.
— Пожалуй, после репетиции. А если вам некогда ждать, оставьте адрес… я найду.
Совинская дала адрес и ушла.
Янке вручили ноты, и на репетиции она уже пела. Никто никому ее не представлял, но она не осталась незамеченной. Качковская попросила Хальта аккомпанировать ей на фортепьяно.
— Оставьте меня в покое! Нет времени! — буркнул тот.
— Если хотите, я могу вам аккомпанировать, — предложила Янка.
Качковская тут же потащила Янку в комнату с роялем и промучила ее там целый час. Труппа заинтересовалась хористкой, которая умеет играть на рояле.
И Цабинская не оставила Янку без внимания, пригласила зайти к ним домой на следующий день и распрощалась с нею самым любезным образом.
Прямо из театра Янка пошла к Совинской посмотреть комнату.
«Дирекция имеет честь просить Ув. Актрис и Ув. Актеров Труппы, а также оркестрантов и хористов, пожаловать в помещение дирекции на чашку чая и дружескую беседу.
Директор труппы драматических артистов (подпись)
Ян Цабинский».
— Ну что, так хорошо, Пепа? — спросил директор у жены, прочитав ей приглашение на завтрашнее торжество. Он писал его очень долго и старательно, неоднократно исправляя и перечеркивая.
— Богдан! Тише, я не слышу, что читает отец.
— Мамочка, Эдек отобрал у меня роль!
— Папа, Богдан сказал, что я глупый Цабан.
— Тихо! О господи, что за дети! Уйми же их, Пепа.
— Папа даст конфетку, тогда буду сидеть тихонько.
— И мне, и мне!
Дети подошли к отцу. Тот вскочил, схватил заранее приготовленный ремень и стал стегать их, одного за другим.
Поднялся вой, писк, двери с шумом распахнулись, и молодые отпрыски директора с визгом съехали вниз по перилам лестницы.
А Цабинский уже снова читал свое сочинение жене, сидевшей в другой комнате.
— К которому часу созываешь?
— Я написал — после спектакля.
— Следовало бы пригласить кого-нибудь из рецензентов, только уже отдельным письмом или вообще безо всякого письма.
— У меня уже нет времени, а написать нужно прилично.
— Попроси кого-нибудь из хора.
— Ба! Отколет мне какую-нибудь штучку, как, помнишь, Кароль в прошлом году; готов был потом провалиться… А может, ты, Пепа, напишешь? У тебя хороший почерк.
— Нет, не годится, я, жена директора, женщина, — и вдруг пишу к чужим мужчинам. Мы уговорились с этой… как ее… с той, что ты принял в хор…