Через полчаса все уже сидели в кабинете одного из самых больших ресторанов на Новом Святе.
Герои дня сразу набросились на водку и закуску: многочасовое возбуждение необыкновенно обострило аппетит. Говорили мало, пили много.
Янка не хотела пить, но Глоговский просил и кричал на нее:
— Будете пить, и баста! На таких благородных похоронах, как сегодня, вы должны выпить…
Янка выпила сначала совсем немного, потом пришлось пить еще; к тому же она почувствовала, что это благоприятно действует на нервы, проходит лихорадочное напряжение и уже нет боязни за судьбу пьесы.
После множества блюд официанты выставили батарею бутылок с вином и ликерами.
— Есть с кем сражаться! — весело кричал Гляс, бряцая ножом по бутылке.
— Пожалуй, падешь жертвой собственной победы, если и дальше с таким жаром будешь атаковать.
— Разглагольствуйте себе, а мы пьем! — вмешался Котлицкий, поднимая рюмку. — За здоровье автора!
— Подавись ты, дикарь! — буркнул Глоговский, поднимаясь и чокаясь со всеми.
— Да здравствует наш славный автор, и да создает он каждый год новые шедевры! — крикнул Цабинский, уже изрядно захмелевший.
— Ты, директор, тоже каждый год создаешь шедевры, но я об этом никогда не кричу.
— Да, да, господа, с божьей и людской помощью! — смиренно согласился Цабинский.
Зажецкая расхохоталась, не удержались и остальные.
— Дай я тебя обниму! Хоть раз не соврал! — похвалил его Гляс.
Цабинская покатывалась со смеху.
— Здоровье директора и его супруги! — провозгласил Вавжецкий.
— Пусть здравствуют и создают с божьей и людской помощью побольше шедевров!
— За здоровье всей труппы!
— А теперь выпьем за… публику.
— Позвольте. Раз я тут единственный ее представитель, значит, мне и все почести. Подходите с трепетом и пейте за мое здоровье. Можете даже поцеловать меня и просить о милостях: прошения рассмотрю и, чем смогу, помогу! — развеселился Котлицкий.
Он взял рюмку, стал у зеркала и ждал.
— Какая спесь, боже мой! И я первая жертва, — произнес Глоговский.
С полной рюмкой, уже покачиваясь, он подошел к Котлицкому.
— Милостивая государыня! Я даю тебе пьесы, написанные кровью и сердцем, оценишь ли ты их по справедливости? — вопрошал он патетически, целуя Котлицкого.
— Если ты, уважаемый автор, будешь писать для меня, если не будешь оскорблять меня грубостью и будешь считаться со мной и сочинять только для меня, чтобы я могла веселиться и развлекаться, я принесу тебе успех.
— Пинка тебе хорошего, и чтоб ты сдохла, — сердито проворчал Глоговский.
Подошел Цабинский.
— Уважаемая публика! Ты солнце, ты сама красота, ты всемогуща, мудра и всезнающа! Для тебя живут, играют, поют Мельпоменовы дети! Скажи, ясновельможная, почему ты с нами так неласкова? Прошу тебя, лучезарная, сделай так, чтобы театр каждый день был полон.
— Любезный! Имей запас денег, когда приезжаешь в Варшаву, большой репертуар, отборную труппу, отличный хор, играй то, что мне нравится, и касса твоя будет ломиться от золота.
— Уважаемая публика! — с пафосом произнес Гляс, целуя Котлицкого в подбородок.
— Говори! — разрешил Котлицкий.
— Почтенная женщина! Награди меня деньгами, а себя вели обрить, в желтый кафтан нарядить, зеленой бумагой оклеить, а мы уж сами отправим тебя куда следует,
— Ждет тебя, сынок, delirium tremens.[33]
— Топольский, твоя очередь!
— Оставьте меня в покое! Хватит с меня вашего балагана!
Директорша тоже отказалась; Зажецкая присела в кокетливом реверансе и потрепала Котлицкого по щеке.
— Моя дорогая! Моя золотая! — нежно щебетала она. — Сделай так, чтобы Вавжек не влюблялся всякий раз в новую, и, видишь ли… еще мне очень хочется иметь браслетку, зеленый костюм на осень, шубку на зиму, и… сделай так, чтобы директор платил…
— Получишь чего пожелаешь, потому что желала искренне, вот тебе адрес.
Он подал свою визитную карточку.
— Чудесно! Браво!
— Майковская, можете подойти — заранее обещаю многое.
— Ты старая лицемерка! Всегда обещаешь много, но никогда ничего не даешь! — сказала Меля.
— Гарантирую тебе… дебют через год в Варшавском театре и верный ангажемент.
Майковская небрежно повела плечами и села.
— Панна Орловская…
Янка встала; голова у нее кружилась, но эта шутка казалась такой забавной, что она подошла и попросила:
— Хочу лишь одного — играть. Пожалуйста, пусть мне дадут роль!
— Уговорим директора дать тебе роль.