— Вот тот, в первом ряду, толстый, в белой жилетке. Видите?
— Вижу. Благодарю вас.
— Позвать?
— Нет. Он же занят.
— О, пустяки.
— А эти господа, с которыми он беседует?
— Тоже наши, актеры.
Янка заплатила за кофе. Официант долго искал сдачу, но, заметив, что Янка смотрит в другую сторону, поклоном поблагодарил за чаевые.
— Я позову его…
— Хорошо, но после того, как он останется один…
— Понимаю! — сказал официант, ухмыльнулся и отошел.
Янка торопливо допила кофе и направилась к сцене. Она прошла мимо директора и бегло взглянула на него, отметив про себя анемичную бледность неприятного лица с синеватыми пятнами. Окружавшие его актеры произвели на девушку впечатление благородных людей. Внешность, манеры, непринужденный смех — все говорило о том, что это натуры возвышенные, с какими до сих пор Янке не приходилось встречаться. Она стала прислушиваться к их разговору.
Занавес был поднят, и сумрачная глубина сцены притягивала своей таинственностью. Впервые видела Янка театр так близко, а артистов не на сцене. Театр представлялся ей греческим храмом, а люди, за которыми она сейчас наблюдала, прислушиваясь к их звучным голосам, казались ей истинными жрецами искусства, — прежде они жили только в ее воображении, и девушка смотрела на все глазами энтузиастки. Янка испытывала удовольствие уже от одного того, что дышит воздухом настоящего театра. Пока она с любопытством ко всему присматривалась, официант подошел к директору и, незаметно указав на Янку, что-то сказал ему.
Янка почувствовала, как от страха по всему телу пробежала дрожь, и, не поднимая глаз, догадалась, что к ней приближаются и осматривают ее с головы до ног. Еще не зная, с чего она начнет и что скажет, Янка понимала одно — разговор неизбежен.
Когда Цабинский приблизился, Янка встала.
— Я директор Цабинский…
Девушка стояла молча, от волнения она не могла произнести ни слова.
— Вы изволили меня звать? — обратился к ней директор и почтительно поклонился, давая понять, что готов слушать.
— Да, пан директор. Я хотела просить… может быть, — запиналась Янка, не находя подходящих слов.
— Прошу вас, успокойтесь. У вас что-нибудь важное? — вкрадчивым голосом спросил Цабинский, склонившись к посетительнице, в то же время многозначительно подмигивая актерам, наблюдавшим за этой сценой.
— О, очень важное, — поднимая на него глаза, отвечала Янка. — Я хотела просить вас принять меня в театр.
Последние слова Янка произнесла скороговоркой, как будто боялась, что ей не хватит ни голоса, ни мужества для этого разговора.
— А! Только и всего? Вы хотите ангажироваться?
Директор выпрямился и, хитро сощурив глаза, пристально, испытующе смотрел на Янку.
— Я для этого приехала. Пан директор, вы не откажете мне, правда?
— У кого вы были раньше?
— Не понимаю…
— В чьей труппе? Где?
— Я еще не работала в театре. Я приехала из провинции.
— Вы не работали в театре? У меня нет места!
И он повернулся, намереваясь удалиться.
Янка с ужасом представила, как ей придется уйти, ничего не добившись. И она снова умоляюще, но уже решительней заговорила:
— Пан директор! Я специально ехала в вашу труппу. Я так люблю театр, что не могу без него жить! Не отказывайте мне! У меня в Варшаве никого нет. Я обратилась к вам, потому что так много о вас читала. Я чувствую, что могу играть… Столько ролей знаю на память! Вот увидите, только бы мне сыграть… Вот увидите!
Цабинский молчал.
— Может быть, завтра прийти? Несколько дней я могу подождать, — добавила она, видя, что тот не отвечает и только внимательно присматривается к ней.
Девушка говорила очень возбужденно; в голосе звучала и мольба и решимость. Цабинский с удовольствием слушал ее голос, мягкий, красивый и необычный.
— Сейчас у меня нет времени, поговорим после репетиции, — ответил он.
Янка в порыве благодарности хотела пожать директору руку, но не рискнула, чувствуя, что она привлекает к себе всеобщее внимание.
— Эй, Цабинский!
— Да, дружище!
— Директор! Это что же? Рандеву? Средь бела дня, у всех на глазах, в трех шагах от Пепы? — кричали ему из кресел, когда он отошел от Янки.
— Какое там рандеву!
— А что же?
— Директор, не юли, имей совесть… Зачем же так открыто, прямо на авансцене?
— Вот это номер! А прикидывался таким кристальным и чистым! — язвил один из актеров, лицо которого не переставало кривиться от желчной улыбки.
— Иди ты к черту, любезный! Даже и не снилось! Первый раз ее вижу…
— А недурна! Чего ж ей надо?
— Любительница… Хочет ангажироваться.
— Возьми, директор. Хорошенькие женщины в театре не бывают лишними.