- Вас послушать, - сказал я, - так и чиновников таких на свете не бывает, и городовых вроде вашего Держиморды днем с огнем по всей России не сыщешь.
- Про городовых не скажу, - признал городничий. Городовые и впрямь еще попадаются. За всем ведь не уследишь... Держиморда - это верно подмечено. А вот где он такого городничего увидал, ей-Богу, не знаю. Да хоть бы да же и увидал. Нешто это можно - все, что ни попадя, на сцену тащить? Ежели бы у этого сочинителя хоть какое-никакое понятие было, он бы допрежь того, что меня в комедию вставлять, семь бы раз отмерил. Ведь не городовой, не купец какой простого звания, а - го-род-ни-чий!
- А судью? - поддержал его Ляпкин-Тяпкин. - Судью разве можно в этаком неприглядном виде изображать?
- А попечителя богоугодных заведений плутом вывести? Это как по-вашему? - вставил незаметно подошедший Земляника.
- А смотрителя училищ дураком выставить? Это какой урок детям нашим? негодовал вдруг оказавшийся тут же Хлопов.
- Ах, господа! - прервала их Анна Андреевна. - Это все пустяки, право... А вот то, что этот сочинитель на меня пашквиль написал, это уж, пардон, совсем ни в какие ворота... Чтобы почтенная дама, супруга городничего, кокетничала с заезжим молокососом... Да где он такое мог видеть? Ну, я понимаю, молодая девица... Вот хоть дочь моя... В ней и впрямь вечно какой-то сквозной ветер разгуливает в голове... Но чтобы я... Помилуйте!..
- Как, сударыня? - напомнил ей я. - Разве вы не выслушивали благосклонно комплименты из уст господина Хлестакова?
- Комплименты? - лучезарно улыбаясь, живо обернулась ко мне Анна Андреевна. - Да... Это было... Что греха таить... Столько комплиментов! Столько комплиментов!.. "Я, - говорит, - Анна Андреевна, из одного только уважения к вашим достоинствам!"
- Вот видите, - сказал я.
- "Мне, - говорит, - верите ли, Анна Андреевна, все больше и больше увлекаясь, вспоминала супруга городничего, - мне жизнь копейка! Я, говорит, - только потому, что уважаю ваши редкие качества".
- Ах, маминька! - не удержалась оказавшаяся тут же Марья Антоновна. Ведь это он мне говорил.
- Перестань! - одернула ее мать. - Ты ничего не знаешь. И не мешайся, пожалуйста, не в свое дело... В таких лестных рассыпался словах... "Я, говорит, - Анна Андреевна, изумляюсь..." И вдруг - бац! На колени! Самым благороднейшим образом. "Анна Андреевна! Не сделайте, - говорит, - меня несчастнейшим! Согласитесь отвечать моим чувствам, не то я смертию окончу жизнь свою".
- Право, маминька, он обо мне это говорил, - не смогла смолчать Марья Антоновна.
Тут Анна Андреевна наконец сообразила, что воспоминания эти рисуют ее не самым лучшим образом.
- Ну да, - неохотно признала она. - Конечно, об тебе... А ты и уши развесила! Как дитя какое-нибудь трехлетнее. Не похоже, не похоже, совершенно не похоже, чтобы тебе было восемнадцать лет. Я не знаю, когда ты будешь благоразумнее, когда ты будешь вести себя, как прилично благовоспитанной девице. Когда ты будешь знать, что такое хорошие правила и солидность в поступках...
- Да вы же сами, маминька, - попыталась вставить свое слово в этот монолог Марья Антоновна.
- Что - я? Что значит, я сама? - вскинулась Анна Андреевна. - Сколько раз я тебе говорила: не смей! Не смей брать пример с дочерей Ляпкина-Тяпкина! Что тебе глядеть на них? Не нужно тебе глядеть на них! Тебе другие примеры есть: перед тобою мать твоя. Вот каким примерам ты должна следовать!.. Впрочем, это антр ну... Не для публики... Справедливости ради, сударь, - обернулась она ко мне, - должна заметить, что, хотя дочь моя и легкомысленна, но сочинитель комедии и об ней тоже составил самое превратное суждение... Самое превратное...
- Иными словами, сударыня, - уточнил я, - вы хотите сказать, что не только вас, но и дочь вашу автор пьесы представил в искаженном виде?
- Именно так, сударь, - подтвердила Анна Андреевна. - Я бы даже сказала, в карикатурном виде. Он нас просто оклеветал!
- Вот верное слово! - обрадовался городничий. - Оклеветал. Вернее не скажешь.
- Очернил! - добавил Ляпкин-Тяпкин.
- Исказил, - подтвердил Хлопов.
- С грязью смешал! - негодовал Земляника.
- Дураками выставил, - вставил Хлопов.
- Что дураками! - обернулся к нему Земляника - Это бы еще полбеды, ежели бы только дураками. А то - плутами, мошенниками!
И тут все загалдели в один голос:
- Очернил!.. Надругался!.. Оклеветал!..
- Судите сами, сударь, - перекрывая своим зычным голосом этот галдеж, заговорил городничий. - Где же это видано, чтобы в целом городе не нашлось ни одного честного человека! Ни одного благородного лица! Да нешто такое бывает?
- Вы правы, - вынужден был согласиться я. - Такого быть не может.
- Вот видите? - обрадовался городничий. - А в пьесе, сочиненной господином Гоголем, действуют одни уроды. Одни только монстры.
- Монстры!
- Чудовища!
- Плуты!
- Дураки!
- Ни одного честного человека! - возмущенно загалдели все его спутники.
- Ошибаетесь, господа! - раздался тут вдруг новый голос.
Это вышел из своего укрытия Гоголь.
- А это еще кто такой? - воззрился на него городничий. - Откуда он тут взялся?
- Честь имею представить вам, господа, - сказал я, - автора комедии, героями которой вы все являетесь. Если желаете, можете высказать свои претензии ему прямо в глаза.
- А-а, так это он самый есть? - сказал Хлопов.
- Хорош! - в сердцах воскликнула Анна Андреевна.
- Подслушивал! - возмутился Земляника.
- Шпионил! - вторил ему Ляпкин-Тяпкин.
- Теперь небось в новую комедию вставит, - испуганно предположила Анна Андреевна.
- У-у, щелкоперы, либералы, бумагомараки! Чертово семя! - скрипел зубами городничий.
- Я принимаю все ваши претензии, господа, - сказал Гоголь.
Услышав это неожиданное заявление, все смолкли.
- Все, кроме одной, - поправился он. - Вы изволили бросить мне упрек, что в моей комедии якобы нет ни одного честного лица...
- Вот-вот!.. Одни чудовища!.. Уроды!.. Хоть бы один благородный человек!.. - хором заговорили все.