Торговая структура Вильны отличалась большой сложностью. Тут мы встречаем крупные товарищества торговцев, носившие название гельд (гильдия). Гельды имели дома с обширными при них складами и подвалами. Часть гельд принадлежала известному типографу и издателю Луке Мамоничу. Потом эта часть гельд перешла к товариществу из 10 человек. Одна большая гельда принадлежала тоже небезызвестному виленскому купцу С. А. Азаричу. Торговый рост города сказался и в том, что здесь появляется первое учреждение банковского характера, с ломбардным кредитом, на что выдана была двум евреям в 1551 г. особая привилегия.
По-видимому, Вильна была не только торговым, но и крупным промышленным центром для своего времени и сравнительно с крайне слабым промышленным развитием других городов. Промышленные предприятия принадлежали большею частью городу. Так, ему принадлежала плитница (каменоломня), мельница, кирпичные заводы, пушкарский, т. е. литейный завод. Под городом были некоторые и частные заводы, напр., стекольный завод Пилецкого. Владелец завода получил привилегию на монопольное право скупки всего стекла, привозимого купцами в город, очевидно в целях уничтожения конкуренции. Из монополий изьято было только стекло венецианской работы.
Торговля и зарождающаяся промышленность привлекали в Вильно рабочих. Уже грамотою 1547 г. учреждается в Вильне биржа труда, отводится особое место, где происходит наем пришлых рабочих. Городской вряд обязан наблюдать за тем, чтобы никто не уклонялся от заключения сделок с рабочими, в указанном месте около ратуши.
Скопление покупателей в Вильне вызвало спекулятивное повышение цен. Это обстоятельство заставило высшее правительство неоднократно принимать меры к урегулированию цен и к борьбе со спекуляцией. Так устанавливается время, когда перекупщики могут покупать жизненные припасы. Издавались и другие распоряжения, направленные против спекуляции, если даже таковые были из панских подданных.
Теперь перейдем к двинскому направлению. Притягательным пунктом его была Рига. Автор второй половины 16 в. Ниенштадт сообщает о Риге, что в этом городе был большой склад купеческих товаров. Как зимой, так и летом сюда подвозят разного рода хлеб и другие купеческие товары. По Двине из далекой России везут на плотах, в ладьях и стругах много огромных бревен, строевой лес и дрова, золу, смолу, зерновой хлеб, коноплю, лен, кожу, воск, сало, конопляное масло, конопляное семя, и другие товары. Сюда же везут товары из Литвы, Курляндии и Ливонии. Все эти товары продаются в Риге, откуда идут за море. Много кораблей из разных мест привозят в Ригу соль, сельди, дорогие полотна, шелковые материи, различные металлические мелкие товары, вина, пиво, съестные припасы, пряности, всякие специи, железо, красную медь, олово, свинец, одним словом все, что «нужно только людям, всего привозят довольно». Ежегодно многие сотни судов нагружают кожаными и другими товарами. Это было цветущее состояние Риги. Еще в первые годы 17 в. из Витебска отправлено в Ригу 48 стругов и 8 плотов, нагруженных товарами. Все это были те же знакомые нам продукты.
Главными белорусскими городами, стоящими на пути к Риге, были Витебск и Полоцк. Через эти города проходили товары более далеких пунктов: Вильны, Смоленска, Могилева, Орши, Белович, Торопца, Велижа, Усвята и других. Главными ввозными товарами здесь были соль и сельди. Главными вывозными, еще в 16 в., - воск, который затем уступает место лесу и хлебу. Воск вывозили цехованный, соль ввозили в мехах. Это преимущественно летние товары. Зимние товары были: железо всякое, сковороды, лемехи, топоры, косы.
Через Полоцк проходили и москвичи на своих стругах, иногда с пассажирами, «присадниками» с мелким товаром.
Впрочем рижский торг, как и в более древнюю эпоху отличался тем, что рижское купечество старалось эксплуатировать белорусское. В начале 17 в. полочане жаловались, что рижане нарушают старинные привилегии. Сами со своими товарами проезжают мимо Полоцка. В самой Риге берут «незвыклые податки и мыта», применяют неправильный вес. Браковка товаров несправедливая. С другой стороны рижане и витебляне затягивали уплату долгов рижанам. В 1701 г. королевский комиссар Рыбинский явился в Витебск с 1000 чел[овеками] саксонской пехоты для взыскания долгов с витеблян, но вообще больше мы встречаем жалоб на рижские порядки.
В начале 18 в. о Риге было мнение как о городе «совершенно бесправном и не знающем никакого другого закона, кроме хитрых макиавеллевских штук ко вреду человечества».
Надо, впрочем, заметить, что наибольший расцвет рижской торговли относится к 16 в., а в 17 в. с переходом ее под власть шведов, создается так много затруднений, что они мешали правильному торгу. Конечно, этому способствовало и общее падение производительности соседней Белоруссии.
По Двине ходили суда разных наименований. В более древнее время упоминаются «учаны» — суда большого типа. С 16 в. упоминаются струги, ладьи и плоты, иногда полуструги и шкуны. Наиболее употребительным типом были струги, барки, поднимавшие до 12 тыс. пудов. Проведение их по порогам требовало искусства, поэтому на Двине были особые лоцманы, сами владевшие стругами или нанимавшиеся проводить чужие струги. Стоимость струга определялась в 300 коп грошей.
Как мы видели, Полоцк и Витебск были городами, через которые проходили товары купцов других городов. Но и сами полоцкие и витебские купцы принимали живое участие в торговле. Ближайший район Подвинья был районом, куда разъезжались купцы из Полоцка (в Вяжичи, Бешенкович[и], Уллу, Чашники, Коптевичи и пр.) и скупали здесь у крестьян товары. Тому же способствовала и Витебская ярмарка.
Пока Смоленск был под властью лит[овско]-русского князя, он также принимал участие в рижском торге. Московские купцы из Москвы в Ригу и в позднейшее время, однако, ходили через Дорогобуж и Смоленск.
Наиболее крупным пунктом торговли Верхнего Поднепровья с течением времени сделался Могилев. Его купечество вело довольно широкие торговые сношения. Мы видим могилевских купцов, торгующих с Ригой, Смоленском, Витебском, они сами бывали в Вильне, Минске, Ковно, Житомире, Слуцке. Могилевские купцы охотно ездили в чужие края. В Люблин они ездили на тамошние ярмарки 28 октября и 2 февраля; оттуда они привозили мануфактурные или колониальные товары. Они бывали в Торне, Гданьске, Гнезно, Королевце, Львове. Пробирались в Москву, а через Смоленск также получали московские меха. Могилевское население часто ходило на рыбные промыслы на Украину. Они через Киев ходили в Канев, Черкасы, в Подолию и на Волынь. Все это указывает на далекий и широкий круг сношения.
Но кроме того, могилевские купцы с редкой энергией будили местный рынок. В местечках и селах Поднепровья они скупали пеньку, сало, лой, мед пресный, хлеб и, очевидно, здесь же продавали далекие привозные товары. Можно отметить весьма широкий округ, где утвердился скупщик из Могилева: Копысь, Мстиславль, Кричев, Пропойск, Речица и даже Гомель, Орша, Шклов, Головщина, Бялыничи, Лукомль, Смоляны, Толочин, Глубокое, Даниловичи и другие.
Документы, характеризующие быт могилевского купечества, подтверждают тесную связь его с широким заграничным рынком. Напр., в перечне предметов домашнего обихода преобладают вещи, сделанные и отделанные из привозного заграничного материала, напр.: кошули из коленского полотна, расшитого шелком, или же полотна голландского, швабского, московского, одежда из сукна лионского и других сортов, из оксамита и каразеи. В большом ходу было сукно муравское. Одежда подбивалась московскими мехами. Кружево употреблялось брабантское и голландское. Даже простые бараньи кожухи имели воротник, расшитый шелковой красной строчкой. И это одежда не зажиточного класса, а среднего мещанства. Даже бедная мещанка из предместья среди завещанной ею жалкой рухляди имеет все-же «сукман лионский синий».
Списки товаров, поступавших на могилевский рынок, также указывают на то, что в лавках города можно было найти все заграничные товары, проходившие в Белоруссию через Польшу из Прибалтики и Москвы.
К выше приведенному обзору торговли нам следует прибавить еще несколько штрихов, характеризующих ее. Нам уже приходилось обращать внимание на то, что купцы крупных торговых городов широко охватывали мелкие рынки, скупку по местечкам и селам. Можно даже наметить некоторую специализацию в некоторых местностях, рынок которых приобретает известность подвозом тех или иных товаров. Вот несколько примеров: в Минск окрестные производители свозили для продажи хлеб. Те же источники говорят о Чернобыле, Мозыре, Пинске и Меречи. В Мозыре же на рынок свозили мед, приводили скот. Могилев был известен как рынок «зверя косматого», лошадей и кож. В Мстиславль соседние крестьяне приводили крупный и мелкий скот и привозили мед пресный. Речица была рынком продажи лошадей.
Но вообще рынок состоял из немногих товаров, расчитанных на далекий сбыт и из разнообразного крестьянского товара, свозимого на местные базары. Вот, напр., список предметов, подвозимых на рынок Могилева и облагающихся могилевским магистратом: мед, лой, солонина, мерзлая рыба (возами), соленая рыба (бочками), яблоки (возами), орехи (возами), пшено, живые и битые свиньи, кожи, скот, хмель, воск, рогожи, древесная кора и лубье, сено, бревна и другой лесной материал, приносили даже вязанки дров, деревянную посуду, смолу, деготь, пепел. Таким образом, местный базар состоял из самого разнообразного крестьянского сырья.
Пока воск имел большое значение в торговле, то еще в 16 в. были воскобойни, т. е. промышленные заведения, где воск очищался, штамповался в особые круги и «цеховался», т. е. на нем делали клеймо. Тут же происходила государственная скупка воска и взыскание с него пошлин. Такие воскобойни были в Новгородке, Минске, Берестьи, Вильне, Полоцке, Волковыске, даже в таком маленьком местечке как Пещатка, были воскобойни и в других местах, напр., в Бельске. Заграницу вывоз воска происходил главным образом через Ковенскую восковую комору. Об отпуске воска можно судить по тому, что в 20-х годах 16 в. через Ковенскую таможню проходило около 1,1/2 тысяч пудов, т. е. 1,1/2 вагона в год На первом месте стояла Виленская восковая комора, через которую в те же годы проходило около 15 тысяч пудов, через Полоцк около 2100 п[удов]. Торговля воском, впрочем, в 16 в. падает. По дошедшим до нас отчетам о сборах восковничьей пошлины, видно это постепенное падение во второй половине 16 в., а в самом начале 17 в. отпуск воску пал в 2,1/2 раза, сравнительно с половиной 16 в.
Торговля не была свободной. Она встречала ряд препятствий в правительственной политике, стремившейся использовать торговлю в целях увеличения доходов скарба, о чем придется говорить особо, мещанская торговля была стеснена привилегиями шляхетства, наконец, постановлениями ратуш и самих купеческих обществ имели тенденции налагать те или иные запреты на торговлю. Еще в 17 в. господствовал средневековый взгляд на торговлю, как на цеховое занятие. В Вильне и Могилеве, а вероятно и во многих других городах, купцы образовали единое городское общество, купеческое братство, в целях упорядочения торговли. Соответственное постановление купечества в качестве причины образования братств указывает на то, что в город приходят различные люди и занимаются торговлей, не принося пользы купечеству и городу, т. е иными словами ассоциация купечества имеет целью борьбу с иногородным купечеством. В купеческую ассоциацию входят только лица, записавшиеся в купеческий рееестр, внесшие в братскую скринку вклад в 2 копы грошей и принесшие присягу. Для иногородних вступление в братство затруднено тем, что эти купцы должны показать сначала свое «почтивое» происхождение, сначала вписаться в мещанский реестр, а потом уже просить о записи в купеческий реестр. В это братство, по-видимому, входят более или менее крупные купцы привозными товарами. Купеческое общество имеет обычный тип братства, цеха, оно имеет свой дом и ему предоставлены магистром права регулирования торговли. Был и институт купеческого ученичества, который рекрутировался прежде всего из сыновей купцов, а затем из приказчиков, рекомендуемых их хозяевами.
Таким образом, в тот период, когда в Европе торговля освобождалась от средневековых институций, у нас они имели полную силу. Целый ряд постановлений направлен был против свободной конкуренции. Уставы тех цехов, которые имели связь с закупкой сырья на рынке, в своих постановлениях и через свои органы боролись против тех, которые покупают раньше цеховых братьев, на рынке, не в определенные часы и т. д. Так поступали могилевские солодовники. Мясники могилевские установили порядок скупки мяса и скота, приводимого в Могилев. Они не допускали не только перекупщиков, но и устанавливают равномерную закупку членами цеха.
Рыбные торговцы Могилева для избежания конкуренции по закупке привозимой в Могилев сушеной рыбы большими партиями вошли между собою в следующего рода соглашение: комиссия в составе 4-х торговцев осматривает привозимую рыбу, ведет переговоры с привезшими ее купцами, закупает ее и купленная таким образом рыба делится между всеми торговцами. Мелкие покупки может делать каждый купец. Это постановление не распространяется на посполитных людей, которые могут оптом и в розницу покупать привозимую гостями рыбу.
Иногда само правительство в более крупном масштабе способствовало созданию ассоциаций купечества для скупки того или иного продукта, напр., для скупки хлеба.
Купеческие ассоциации выступали иногда на более широкое поле в деле упорядочения торговли. Так, напр., могилевские купцы в 1698 г. постановили на год прекратить торговое сношение с Пруссией и Москвой ввиду грабежей, которые происходят в пределах Белоруссии. Купеческие общества выступали в защиту своих интересов и т. д. Но голос имело только купечество крупных городов, хотя даже права на магдебургию далеко не всегда его обеспечивали.
Купечество мелких городов, особенно находившихся в частных владениях, подчинялось всецело воле старост; несмотря на формальное существование магдебургского права, торговля находилась в крайне стесненном положении. Правда, это была мелкая местная торговля, но староста стремится выжать из нее столько соков, что торговля не могла иметь широкого развития и непосредственной связи с торговыми центрами. Напр. , в ратушных книгах г. Кричева в половине 18 в. был записан приказ старосты такого содержания: торги в Кричеве назначались по пятницам и воскресениям. На базар свозились пенька, воск, свечное сало и другие товары. Экономия обещает покупать эти товары для экономии и по той цене, по какой будут платить посторонние купцы. Но ведь короткий приказ направлен против посторонних купцов. Все товары, купленные в городах Кричевского староства, не могут быть вывезены за пределы староства и обязательно должны быть проданы только в экономии. Местным купцам разрешается ездить в некоторые соседние местечки, в другие под угрозой тяжелого тюремного заключения ездить запрещается. Но купленные в других местечках товары продаются в Кричеве по той же цене, какая устанавливается в Кричеве для тех же товаров местного производства.
И это явление не случайно. Жадность шляхты и тяжелое финансовое положение государства давили на торговлю, держали ее в оковах средневековья и способствовали ее постепенному падению. К этому вопросу нам придется еще вернуться.
Городская торговля находила себе сильного конкурента в почти освобожденной от пошлин шляхетской торговле.
Шляхта не платила пошлин за товар, за продажу своего производства, а равно безпошлинно ввозила иностранные товары «на свою потребу», причем потреба эта понималась широко. До некоторой степени можно судить об участии шляхты в торговле по сохранившимся от конца 16 в. сведениям о размере безмытного пропуска шляхетских товаров. В общем, шляхта ввозила и вывозила товаров в 5 раз меньше, нежели городское купечество. Но надо сделать поправку в том смысле, что шляхта платила пошлины за те же товары, которые ввозила сверх своей потребы. Все же указанное соотношение дает некоторое понятие об относительном масштабе той и другой торговли. Мало того, если взять таможенные округа, то оказывается, что там, где была более развита не шляхетская торговля, там доля шляхетских товаров была меньше. Напр., в Виленском и Минском районе шляхта провозила только 1/8 товаров, в Гродненском пятую. Напротив, в Витебском она провозила третью часть товаров.
Торговые транспорты шляхты особенно по вывозу отличаются более крупным масштабом. Напротив, городская торговля — в общем мелкая торговля. Она носит все характерные черты средневековья. Сам купец лично едет с товаром и за товаром; это купец — ремесленник (по характерному определению Зомбарта): даже такой крупный представитель торговли, совладелец гельды типографии, как Иван Мамонич на шести возах лично везет свой товар из Люблина. В торговле преобладает единоличный торговец, товариществ нет, кроме исключительно редких указаний.
Торговый оборот не мог быть быстрым вследствие трудности условий передвижений. Даже на переезд из Берестья в Люблин и обратно требовалось две недели. Из Берестья в Познань справлялись за три недели. Но Берестье лежало на краю государства. Купцы предпочитали зимнее передвижение, что объясняется и временем ярмарок, Люблинской, Познанской, Липецкой и тем, что провозили сравнительно легкий товар. Крупный купец проезжал зимой, а мелкий работал и летом. Некоторые из мелких купцов весьма интенсивно подвозили товары, появляясь, напр., на Берестейской таможне подряд несколько раз через каждые 2 недели.
Процесс скупки товаров был нелегкий. Чтобы собрать транспорт в 450 пар юфтей и в 500 с лишним других кож и мехов, т. е. всего на 2–3 воза, двое купцов скупали этот товар у десяти разных лиц, причем центром скупки было далекое Поднепровье — Могилев, Орша, Мстиславль, Быхов. Чтобы перебросить эту партию товара с Поднепровья в Слуцк, оттуда в Берестье и Люблин надо было участие многих лиц и, конечно, много времени.
Надо отметить, еще одно важное обстоятельство, что с белорусской стороны эта торговля была активной, т. е. именно сами белорусские купцы выезжали заграницу. Польские купцы редко появлялись в Берестье, еще реже приезжали купцы из балтийских портов.
В этой торговле кредит, по-видимому, играл очень малую роль. Форма письменного векселя была в малом употреблении. Только среди еврейских купцов чаще упоминается о заемных письмах. Акт займа просто объявлялся пред войтовским врядом. Трудно говорить о высоте процента. Он не упоминается в заявлениях, вероятно, потому, что «гостинец» или процент прикладывался к капиталу, подлежащему возврату. Процент, по-видимому, был низким. Займы отличались мелким масштабом. О трудности добывания денег в кредит можно судить по тому, как нелегко было государству в годы Ливонской войны находить деньги даже под залог великокняжеских добр.
В заключение хотелось бы бросить общий взгляд на характер торговли. Несомненно в ней, это мы видели, — принимало участие большое число пунктов городских и даже сельских. Даже число лиц, принимавших участие в торговле относительно не было малым. Достаточно сказать, что через Берестейскую таможню в 1583 г. за 4 м[еся]ца прошло около 200 купцов (в том числе и возвращавшихся из-за границы). Почти половина их приходится на берестейских купцов, которые впрочем появлялись на таможне по 2 и даже 3 раза. Но в Вильно из Люблина прошло 27 виленских купцов, в Минск 32 (некоторые с возвратом), в Слуцк 10, могилевских 5, в остальные города по 1–2. Для купцов дальних расстояний использование зимних путей означало годичный или полугодичный срок оборота товаров. Это количество представителей торгующих иноземным товаром может быть и не малое (надо помнить о других направлениях торговли, о коих не имеется таких цифровых данных), но дело в том, что масштаб каждого отдельного транспорта, а следовательно и всего торгового движения отличался весьма скромными размерами.
До половины 16 в. вывоз воска имел несомненно доминирующее значение в торговле. Можно с некоторой вероятностью учесть количество отпускаемого за границу через все таможни воска: оно равнялось 24–25 тысячам пудов, т. е. половине товарного поезда. Этим воском удовлетворялся спрос всей тогдашней Западной Европы, потому что московский воск еще не находил себе непосредственного сбыта.
Труднее дать общие итоги ввоза или вывоза. До нас дошли записи Берестейской мытной коморы за 4 мес[яца] 1583 г. (февраль-май). Эти месяцы охватывают подвоз товаров с ярмарок Люблина, Познани и Гнезна. Для дальних городов, как мы говорили, это означало годовой рейс. Данные о вывозе товаров будут совсем непоказательны, так как записи застают дальних купцов уже на обратном пути. Имеет некоторое показательное значение только экспорт близких к границе городов. Данные ввоза более характерны.
Извлекаем следующие важнейшие штрихи из нашего источника.
Прежде всего, заметим, что торговая мощность купцов различных городов не одинакова. Из Вильны за товарами в Польшу ездил крупный купец. Встречаются купцы, товары которых оценены в 200, 400 и даже 600 коп грошей, кроме сукон и вина, с которых бралась пошлина не по цене, а поштучно. Известный Иван Мамонич провез товару на 100 коп грошей и сверх того 174 постава сукна, что тоже надо оценить около пяти тысяч коп Могилевских купцов немного проехало через таможню, но тоже все довольно крупные купцы, затратившие капитал в 150–300 коп [грошей]. Среди пинских купцов мелькают несколько крупных, но дальше идет очень мелкий купец. Напр., многочисленные берестейские купцы ввозили, каждый в отдельности, на очень скромную сумму товаров, иногда на 10–15 коп [грошей]. Тоже можно сказать о купцах других городов.
По размеру ввоза на первом месте стоит Вильно, купцы которого ввезли товаров на 1/3 часть всей оцененной суммы и 1/3 часть всех сукон и почти 90 % вина, не говоря о солидном ввозе пряностей. За Вильно стоит Пинск, ввезший почти десятую часть всего оцененного деньгами товара и немного менее третьей части сукон. Рядом с ним стоит Могилев и уже значительно ниже Берестье, Минск и другие города. Берестье, напр., в 7 раз меньше ввозили товаров, оцененных деньгами, но в 20 раз меньше сукон, чем Вильно; Минск в 7 раз меньше ввозил товаров по денежной оценке и ничтожное количество сукон. В общем, за полгода ввезено на 9 800 коп, грошей разными товарами, полторы тысячи поставов сукна, 200 полукубков вина, 172 воза железа, около 7 п[удов] пряностей и пр. Стоимость всего этого определить трудно. Но путем довольно приблизительных вычислений, можно предположить, что годовая ценность товаров, оцененных таможней в деньгах и ценность ввезенных сукон выражалась, приблизительно, в 1.200.000 пуд[ов] ржи. Это, конечно, приблизительная цифра, все же близкая к действительности.
Наши сведения о ввозе по другим таможням значительно слабее.
Сохранилась за целый год таможенная книга по Витебской таможне за 1605 г. Витебск лежал на перепутьи. Через него проходили не только товары, направленные в сам город или из города в Ригу, но его таможня отмечала транспортный товар, направлявшийся из пределов Москвы в Ригу, Могилев, Вильну. Перевод на какую-нибудь определенную единицу всех прошедших через Витебск товаров является делом невозможным. Поэтому приходится судить грубо о количестве товара по средствам передвижения.
В общем, это период упадка собственно витебской торговли. Поэтому неудивительно, что в самый город вошло относительно немного товаров на 36 подводах, 2 стругах, 2 полустругах и 5 лодках, притом преимущественно базарного товара (мед, рыба) и реже отпускного (пенька, кожи). Город Витебск отпустил 42 подводы, 3 лодки, 1 струг и 1 полуструг в разные города. Среди этого отпуска довольно много кожевенного товара пошло в Минск. Кроме того, через Витебск в Ригу и Полоцк прошел крупный товар, в том числе и панский (по-видимому, не весь учтен таможней): 43 струга, 7 плотов, 2 лодки и 3 подводы с лесными товарами, кожевенным товаром, пенькой, льняным и конопляным семенем, с хлебным зерном. Это и есть настоящий заграничный отпуск Витебской округи. Размер его, как мы видим, довольно скромный. Но сверх того Витебская таможня пропустила значительную партию московского товара из гор[ода] Белого: 16 струг, 2 полуструга и 14 подвод. Это все кожевенный товар, частью меховой и московские изделия — рукавицы, полотно, сермяги, мыло. Наконец, записи Витебской таможни свидетельствуют о том, что Могилев являлся крупным складочным пунктом кожевенного товара, частью мехового, 25 подвод этого товара прошло в Могилев. Меха простые, частью московские, частью, очевидно, белорусские (волки, выдры, куницы). Скопление мехового товара в Могилеве наводит на мысль, что там его подвергали выделке и подготовке для заграничного экспорта. В Вильну, как и в Минск, шел преимущественно кожевенный товар (26 подвод, 1 струг, 2 полуструга, 2 лодки). По Ковенской таможне имеется отрывок таможенной книги за апрель-май конца 16 в. Панский товар не регистрировался на таможне. Поэтому главного вывоза определить нельзя, а в Королевец шли, главным образом, хлеб и лес. Остальной 2-х месячный вывоз грубых товаров можно было забрать в один товарный поезд. Ввоз давал, главным образом, соль, которой ввезено не менее 70.000 пудов за два весенних месяца.
За последующую эпоху наши сведения о вывозе также не отличаются богатством и точностью. Знаем, что гданьская торговля, обслуживавшая, главным образом, Польшу, еще поддерживала значительный отпуск хлеба до половины 17 в., но затем начинается быстрое ее падение. Уже в начале 18 в. отпуск Гданьска, по данным, сообщаемым Корзоном, иногда падает на 2–3 тысячи лаштов в год, т. е. в 50–60 раз меньше отпуска половины 17 в. Впрочем, к половине 18 в. его отпуск поднялся, не доходя, однако, иногда до периода цветущего состояния гданьской торговли. Через Королевец в 1750–1780 гг. в среднем проходило около 17.000 лаштов четырех важнейших хлебов. Отпуск Королевца этой эпохи вдвое меньше одновременного отпуска Гданьска. Но, конечно, в этом отпуске решительное преобладание было на стороне Белоруссии и Литвы. Если судить по сохранившимся данным от 1792 г., то доля в этом отпуске Литвы и Белоруссии составляла, приблизительно, 3 % общего вывоза. Но центральная и восточная Белоруссия вывозили свои товары еще через Либаву и Ригу. По мнению Корзона, Литва и Белоруссия вывозили через эти порты в общем на 14–19 млн. польских злотых, в том числе на 3–4 млн. злотых польских хлеба, т. е. около 11.000 лаштов.
Эти миллионы еще ничего не говорят. Отчетливее будет, если мы проделаем несколько арифметических упражнений и скажем, что применительно к средним (очень неровным) виленским ценам ржи 1780-х годов весь вывоз, в переводе на рожь, по цене соответствовал 25–50 млн. пуд[ов] ржи.
Это очень приблизительный расчет. Во всяком случае ясно, что в вывозе начинает преобладать не хлебный продукт, но лен, конопля, пакля. Отпуск лесных товаров, скота и кож не играл уже большой роли.
Мало того, отпуск в сильной мере изменил свой характер, сравнительно с 16 в. в том смысле, что там мы видели попытки и сравнительно довольно значительные к вывозу некоторых, правда, грубых, но все же обработанных изделий, кожаных, нитяных и пр. Теперь эти предметы совсем исчезают и из числа предметов отпуска, если не считать некоторых обработанных изделий не местного происхождения, переправляемых в пределы России. Это значит, что зарождающиеся в 16 в. некоторые отрасли местной промышленности с течением времени пали, не получив развития.
Масштаб городских поселений весьма хорошо характеризовал бы торговлю, если бы о нем у нас было больше сведений. Городов и местечек было много. На всей территории Литовско-Русского государства можно насчитать около 112 городов и местечек, из них приблизительно 40 в центре и западной Белоруссии и 16 в Поднепровьи. Но в этом счете нет частновладельческих городов и местечек, из которых некоторые отличались по тому времени немалым размером, напр., Слуцк, Несвиж и др. Но среди господарских местечек была масса мелких землевладельческих поселений. Многочисленные частновладельческие местечки нисходили иногда до 10–15 мещанских дворов. Строго определенного понятия городского поселения не было, за исключением крупных городских центров, оставшихся таковыми и поныне. К сожалению, наши источники бедны указаниями о количестве городского населения. Но вот несколько данных. В половине 16 в. Полоцк имел около 11/2 тыс. дворов, Берестье — около тысячи с небольшим дворов, Пинск и Гродно по 700 с небольшим. В Могилеве 17 в. считалось 500 домов. Такие полуземледельческие города, как Брянск и Сураж — почти по 400, Мозырь около 150. Небезынтересно сравнение с западно-европейскими средневековыми городами, но только надо помнить, что даже Пинск и Берестье заключали в себе некоторое количество земледельческого и полуземледельческого населения, чем наши города и отличаются от западных. Не вдаваясь в рассмотрение вопроса о том, какова населенность городского двора (в 16 в. во всяком случае преобладали сложные семьи), можно указать на то, что даже Полоцк в 16 в. был более, чем вдвое менее населен, чем такие города 15 в. как Любек, Аугсбург. Может быть, он подходил к Франкфурту на Майне (около 7-10 тыс.) или Реймсу (101/2 т[ыс]. А между тем и на Западе население средневековых городов было невелико.
Мы мало знаем о внешности тогдашнего города. Ян Красинский в своем описании Польши считает, что Вильна господствует над всеми другими городами Белоруссии и Литвы красотою построек и населенностью, но, однако, этот город уступает другим северным городам Европы. В этом городе, по его словам, был обширный рынок, предлагающий множество предметов для продажи. Но эта похвала внешности столицы, конечно, не относится к другим городам, ибо природа украшает Вильну.