На Вестнике в плаванье отправилась не одна пара молодоженов. В соседней каюте с Анатолием и Варей путешествовала молодая чета Мартыновых. Новая графиня Белла Мартынова прихорашивалась у походного зеркальца. Граф же спал, восстанавливая силы для выполнения супружеского долга. Белла думала, что лучше так, чем слушать его глупую болтовню. Муж, к ее сожалению оказался бестолков в деловых вопросах. Он умел и любил тратить, мог проскользнуть в любую компанию. Белла взглянула на смятую постель, храпел он с чувством, на этом таланты графа и заканчивались. Он еще не понял, но ему приготовили участь тарана.
Белла закончила прихорашиваться, оглянулась и распечатала конверт, который ей вручили перед отбытием. Пусть она покинула Петербург, но хватка монстра не ослабевала. Белла чувствовала поводок, который тянулся от Северной столицы, читая строки:
"Поздравляю с праздником, дорогая. Рад, что был знаком с твоим отцом, и смог помочь тебе найти место в жизни. Я ни в коем случае не прощаюсь, мы обязательно будем держать переписку. Я с удовольствием выслушаю твой рассказ об успехах вашего супруга, на новой родине…
Возможно, через пару лет, приеду к вам в гости. На первое время оставлю средств из вашего наследства. Надеюсь, что вы вспомните все уроки и сможете хорошо обустроиться, чтобы встретить меня или моего посыльного с достойным комфортом. Если же вам станет скучно, то вспомните те теплые вечера, когда мы собирались всей семьей…" — здесь Белла не выдержала и закатила глаза: "В любом случае, уверен, что у вас хватит сил жить полноценной жизнью. Женитьбы — это не оковы, это возможность."
Белла утерла одинокую слезинку. На краткий миг, когда Мартынов вернулся с разрешением его Величества на свадьбу и отъезд, она поверила, что сможет стать свободной. Но жизнь решила иначе. Белла разгладила платье, осторожно, чтобы не размазать макияж убрала слезинку и пошла требовать завтрак для себя и мужа.
***
1 июня 1842 года.
У огромной Российской империи были не менее огромные окраины. Одна из них располагалась на юге и граничила с Азовским морем. Правительство несколько лет селило здесь смешанные народы, пытаясь облагородить и обустроить богатейшие земли. Край, который называли Новороссией, в узком смысле включал в себя Херсонскую, Екатеринославскую и Таврическую губернии, в широком — также Бессарабскую губернию, Кубанскую область, Черноморскую и Ставропольскую губернии, область Войска Донского.
Местом же своего “добровольного изгнания” Вадим выбрал Екатеринославскую губернию. В сам Екатеринослав Вадим не поехал, желая осмотреть места для покупок. Радовало, что народ здесь жил, а не существовал. Плодородной земли хватало всем, даже многочисленным военным поселениям казаков или офицеров, которым с 1803 году отводились земли штаб-офицерам — по 1000 десятин, обер-офицерам — по 500 десятин.
Но по сравнению с крестьянами выделялись помещики и дворяне. Они изнывали от скуки, ловили крохи слухов, что доходил до них из Москвы, Петербурга, Киева или Варшавы.
— Вадим? — Захарченко выбрался из кареты и потянулся, разминая спину. Больше трех суток они ехали по пыльной разбитой дороге, чтобы остановиться на берегу Азовского моря, в десятке верст от Мариуполя.
Вадим стоял лицом к морю и не отвечал. В руке у него почти догорела сигарета, но что-то звало его из синей дали.
Там, где Захарченко видел море, Вадим видел выжженную чашу со стеклянным дном. Вестники никогда не забывали цену своих ошибок, ведь именно им приходилось “убирать” за собой в случае провала операции. Бескрайние пустыни на месте цветущих тропических лесов, расплавленные остовы на месте величественных небоскребов и трупы. Так много погибших, что легче сжечь планету, чем похоронить всех нормально. Сценарии менялись, но итог неудачи оставался единым. Смерть, разрушение, миллиарды упущеных возможностей, идей, душ. Потенциал выбранных миров определялся не богатством залежей полезных ископаемых или близостью, к как-нибудь транспортным линиям. Для этого работали другие службы. Вестники же искали подобных среди звезд. Чтобы испытать, чтобы уберечь от случайностей, которые разделяли цивилизации на космические и забытые во времени. Парадокс Ферми спрашивал, если мы не одни во вселенной, то где все? Вестники могли бы ответить на этот вопрос многотысячным трудом с фото, видео и аудиодоказательствами, но без показаний свидетелей. Потому что после уничтожения цивилизации космическим барьером не остается свидетелей, только выжженные руины и кладбища размером с планеты.
Барьером или же стеной для цивилизации становились самые разные вещи: случайно выпущенное биологическое оружие, более успешные соседи по галактике, эксперименты в генетике, супервулканы, новый ледниковый период, ядерная война или же старые добрые метеориты. Вестники соревновались со вселенными, не зная сколько времени им выделили до встречи мира с глобальным звездецом. Помимо некоторых ограничений в силах, перед Вестниками стояло несколько задач, включая проверить, а достойна ли цивилизация, чтобы ее спасли.
— Вадим? — еще раз повторил обеспокоенный Захарченко.
— Прости, просто задумался о том, почему я так люблю работу.
— И? — Михаил поднял бровь.
— Мне нравится приглядывать за малышами.
— Вадим, ты когда выходил из кареты, головой ударился? — не понял Захарченко.
— Миша, если кого-то и на пять минут нельзя оставить, чтобы что-нибудь не случилось, то кто вы, если не дети? — Вадим развернулся от берега и пешком пошел в сторону города. Ему захотелось пройтись после долгой и неудобной дороге. Даже подвеска его кареты не справлялась с ямами на дороге, от упорной работы чиновников.
Да, некоторые цивилизации Вадим бы уничтожил лично. Например, ту где человечество выбрало поклоняться фури и добровольно изменило себя, ради меха и милых ушек. Хотя, можно ли их было считать людьми, комиссия не решила. Вадима это уже не касалось. Он свою задачу сделал и со спокойной душой, что в случае чего решать их судьбу будет уже не он, отправился на следующее задание.
***
В сороковых годах Мариуполь представлял плавильный сосуд национальностей. Над кирпичными и деревянными одноэтажными домиками виднелись купола храмов и церквей. После присоединения Крыма часть греков вернулась в родные места, а рядом с городом поселились казаки, основав несколько сел.
С тридцать пятого года губернатор Воронцов разрешил солдатам и морякам селиться в городе и строить дома на его окраине. Вадим спокойно прогуливался, вызывая заинтересованные взгляды местных.
Устье Кальмиуса служило удобной природной гаванью, которую называли «биржей». В 1824 году итальянец Кавалотти начал строить в Мариуполе малые суда. А лет пять назад разрешили построить набережную в устье реки Кальмиус. В 1840 году от центра к бирже проложили мощёную дорога. В 1840 году вместо деревянной пристани в устье Кальмиуса соорудили каменную набережную, придав побережью города строгие очертания.
Вадим прошелся по главной улице и зашел в таверну, где останавливались путники. Через город проходили торговые пути, но из-за маленького постоянного населения в пять тысяч человек, город рос очень медленно.
— Любезнейший, вам помочь? — спросил хозяин заведения. Пожилой мужчина в аккуратном, но стареньком костюме, стоял за большой учетной книгой.
— Лучший номер, — попросил Вадим и облокотился на стойку, нависая над книгой.
— Простите, но лучший занят… — растеряно начал хозяин, — может, вас устроит…
— Не устроит, — перебил его Вадим.
— Ну тогда могу порекомендовать гостиный двор на Базарной площади.
— Это ту дряхлую развалину? — уточнил Вадим, — какой у вас номер лучший?
— Пятнадцатый…
— А остановился сейчас там?
— Господин Сыклов. Он торговец второй гильдии. Но я не понимаю.
Разговор прервал звонок над дверью. В таверну зашли Захарченко и Егерь с большими сумками.
— Егерь, пожалуйста напомни нашему знакомому, господину Сыклову, что он уезжает. Вежливо.
Егерь улыбнулся и прямо с сумками пошел к номерам.
— Но, он же только приехал! — Хозяин захотел остановить Егеря, но Вадим поймал его за руку и полез в карман пиджака. Из кармана Вадим достал толстенную пачку ассигнаций перетянутую резинкой. На жаргоне такую пачку называли котлетой, жирненькой такой, с панировочкой.
Хозяин тяжело сглотнул. В коридоре раздался шум. Со стороны номеров выбежал мужчина. Он натягивал подтяжки от брюк поверх пижамы. На голове у него болтался ночной колпак.
— Хозяин! Я уезжаю! Быстрее, пока не пришел этот страшный господин, — торговец застучал по стойке с книгой.
— Господин Сыклов? — обратился к торговцу Вадим и выдернул купюру из пачки, — за беспокойство. Снимете номер в гостином дворе на Базарной площади.
— В этой рухляди? — удивился торговец, но деньги взял и так выжидающе посмотрел на Вадима.
— Миша, покажи господину торговцу дорогу, — Вадим точно не славился терпением к людской наглости, граничившей с тупостью.
— Не надо! Я сам, — господин Сыклов прижал к груди сумку с пожитками и выбежал на улицу.
— У вас завтраки включены? — спросил Вадим у хозяина, который так и остался стоять с открытым ртом.
***
Завтрак подавали вкусный: рисовую кашу на молоке, морс и яичницу с сосисками. Пока Егерь считал ягодки в морсе, Вадим давал ценные указания:
— Сегодня пробежимся по городу. А ты Миша поедешь в Екатеринослав, я дам список, нужно прикупить землицы.
— Вадим, а может, хоть месяц отдохнём? После всего… — Захарченко покрутил вилкой, на которой болталась сосиска, — насладимся видами, позагораем на солнышке.
— Покой нам только снится, — закончил завтрак Вадим и положил перед Захарченко конверт с документами. Сам он ехать не хотел в столицу губернии раньше времени, — а я, пока пойду найду приключений на свой… кошелек.
Первой остановкой он выбрал маленькую верфь. Итальянец Кавалотти строил рыболовные суда для местных рыбных заводов. Небольшие парусники с маленькой осадкой плавно скользили по глади Азова, когда Вадим подошел к подобию верфи, которая скорее напоминала большую мастерскую. Сотня плотников заканчивала корпус брига на стапелях под крики громкого итальянца. Он выдал себя, вставляя итальянские ругательства, комментируя криво поставленную мачту.
— Извините, вы господин Кавалотти? — обратился к нему Вадим.
— Да, а вы кто? — судостроитель резко повернулся на голос. Загорелый человек с густыми черными усами и прилизанными волосами, он быстро оценил дорогой костюм, — вы же не из банка?
— Вам нужен кредит? — ответил вопросом на вопрос Вадим на итальянском.
— Да, мне бы со старым расплатиться, — грустно усмехнулся итальянец и вопросительно поднял бровь.
— Вадим Беркутов, — Вадим протянул руку, — хочу поселиться в вашем милом городе. Только вчера приехал из столицы.
— Будем рады, — ответил на рукопожатие Кавалотти.
— Вы любите корабли?
— Честно говоря да, если бы еще на Азове торговля пошла живее.
— Лондонский договор? — догадался Вадим.
— Он самый. Как только государь согласился? Десять лет отлично торговали через проливы…
— И под хорошую торговлю вы взяли кредит, — понимающе кивнул Вадим и рукой показал на причал, предлагая прогуляться.
— Все так. А нет свободных проливов, так кто же попрется в наш городок? Торговля есть, конечно, но совсем скромная.
— Я вас понимаю. Я сам обожаю корабли. Может, до вас доходили новости о гонке между сделанным англичанами Метеоре и моим Вестником? — спросил Вадим и протянул итальянцу сигару с Гаваев, сам он курил сигареты.
— Вашим? Конечно слышал! Только почему на пару? Чем вам не нравятся парусники? Мой отец с Сицилии всю жизнь ходил под парусом, а до него дед и прадед!
— Двигатели — это будущее. И вторая жизнь для вашей мастерской, — Вадим показал на верфь.
— На прогресс нужны деньги, — Кавалотти затянулся сигарой.
— Это, не такая уж и большая проблема, если вы, конечно согласитесь идти за прогрессом под моим началом.
— Я вас не знаю, — улыбнулся такой дерзости итальянец, на что Вадим достал пачку денег.
— Сколько у вас там кредит?
— Пятнадцать… — промямлил господин Кавалотти, — А можно потрогать? Я столько никогда в руках не держал…
— Трогайте, может, это подарит вам мотивацию, — усмехнулся Вадим.
Они договорились, что господин Кавалотти продаст часть своего бизнеса в обмен на уплату Вадимом кредита и новых вливаний. Эта встреча послужила веточкой спасения для итальянца, а для Вадима сберегла время. Мастера кораблестроители на улице не валялись, хотя если у всех владельцев в Азовском и Черном море были похожие идеи с господином Кавалотти, то мастеров получится набрать быстро.
***
От верфи Вадим в компании господина Кавалотти пошел в город. Хозяин таверны рассказал, где можно было найти мэра, почтовую станцию, где торговцы снимали склады и где люди проводили время.
А проводили торговцы и местные дворяне свободное время за играми. Вадим прошелся по главной дороге до одного из приличных салонов, куда под вечер собирался народ. Несколько хорошо одетых стариков в компании пожилых и не очень дам на первый взгляд пришли обсудить местные события и отголоски большой политики. Но итальянец всех сдал, честно признавшись, что народ с ума сходит о скуки в сезоны между торговлей. Многие жители города ходили с кожей цвета бронзы, что говорило о родстве с греческими племенами.
— Господин Кавалотти, не представите нам своего друга? — спросил Яким Солоторов. Он пришел в сером фраке под руку с супругой. Обоим за тридцать, аккуратные прически, обувь, гардероб, но на вкус Вадима немного устаревшие, по сравнению с передовым словом Петербурга.
— Конечно, ваше высокоблагородие, это новый житель Мариуполя — Беркутов Вадим Борисович, — представил итальянец, а Вадим протянул руку для рукопожатия.
Мэр руку пожал, но не спешил отпускать, разглядывая Вадима, словно вспомнил.
— Мы раньше не встречались? — все же спросил Яким.
— Не думаю, ваше высокоблагородие.
— Беркутов, — мэр пробовал фамилию на вкус.
— Извините, а вы случаем не связаны с домом моды госпожи Реймах? — спросила супруга Якима. Она оценила шерстяной костюм с шелковой подкладкой фиолетового цвета.
— Верно, мои мастера сейчас готовят костюмы для императорской семьи, — Вадим наклонил голову, как бы в смущении. Мэр с супругой переглянулись.
— Пройдемте, что мы на ногах, любезнейший, — предложил Яким и повел гостя и итальянца за один из столиков в салоне.
Зал заведения сделали просто: деревянная мебель, покрытая лаком, широкие ковры несколько столиков, окруженных мягкими креслами, на стене висело большое зеркало, в центре поставили закуски к чаю.
— Вадим Борисович, пожалуйста, расскажите, как вы оказались здесь? — с придыханием спросила госпожа Солоторова.
— Я даже не знаю, стоит ли омрачать такой хороший день, такой печальной историей, — Вадим мягко сел на кресло, но оно все равно жалобно заскрипело.
— Конечно, конечно стоит, — заявил мэр.
— Дело в женщине? — влез в разговор итальянец.
— В девушке, — поправил его Вадим, — в наше светлое будущее вмешались ее родители.
Вадим выдержал драматическую паузу, позволяя слушателям грустно вздыхать.
— Поэтому я решил посвятить себя самой большой любви — работе.
— Вы так молоды, еще найдете счастье, — авторитетно заявил Яким.
— Уверен, что найду ее в этом краю, — ответил улыбкой Вадим, — а скажите, как вы отдыхаете? А то я только на работе провожу время и даже не успеваю тратить заработанное.
В конце Вадим засмеялся, а местные переглянулись.
— Дорогая, погуляй, пожалуйста, — мэр отослал жену, а сам подвинулся к гостю, — вы азарты, Вадим Борисович?
— Не без этого, — улыбнулся Вадим.