1 августа 1842 года.
"Дорогой друг, пишу тебе эти строки с берега замечательной Испании. Сердечно благодарен тебе за организованное путешествие по чудным местам Европы. Дорогая Варвара Демидова просит передать сердечный привет и успехов. Мы очень рады, за путешествие познакомились со столькими интересными людьми! Тебе будет интересно услышать о моих новых знакомых из Испании и Мексики. У них есть запросы, которые можешь решить только ты.
К сожалению, не все проходит гладко. Франция усилила давление на Алжир, отчего мы пока не спешим войти в средиземное море. Ах, вот если бы кто-нибудь смог помочь князьям в Алжире, против ужасной Франции…
Не хочу о грустном. Буду рад, познакомить тебя с остальными замечательными людьми, которые встретились нам по пути.
Твой друг Анатолий Демидов"
Вадим убрал письмо. Он сидел в одноэтажном доме, возвышаясь над берегом Азовского моря. Там, у воды сотни рабочих готовили новое судно к испытаниям. Поначалу, все шло медленно: местных рабочих не хватало. Слава о богатом нанимателе распространились быстро, но люди не спешили уходить с насиженных мест. Только с первыми поступлениями учеников училищ из Петербурга ситуация изменилась.
В окно рабочего офиса открывался вид не только на обновлённые верфи, но и на “промышленный” берег Мариуполя, где проглядывали очертания новых цехов судостроительного завода. На фоне новых забетонированных причалов прохожие могли заметить подготовленные эллинги с абсолютной новинкой — бетонными судами. Бетон слоями покрывал металлическую сетку, застывал и больше не пропускал жидкости. Вместе со строителями пришли инженеры и паровые двигатели, что сразу продвинуло проект. Строить каменные суда на парусах никто не собирался, хотя первые заказы на подобные яхты уже появились. Пока Вадим только начал строительство новых литейных заводов, сталь для сетки и каркаса пришлось покупать на Луганском литейном заводе. Во время наполеоновских войн этот завод производил сотни полевых орудий для нужд армии.
Новейшие железобетонные суда и баржи обещали стать хитом. Цемент для них обжигали в кольцевых печах попеременно с обычным и огнеупорным кирпичом. При этом новейшие буксиры делала команда Кавалотти. Грекам понравилась задумка небольших, но мощных судов, которые бы могли помогать в швартовке или тянуть груженные баржи. У англичан с прошлого века были наработки в этом направлении, но без внедрения мощных паровых машин и гребных винтов, они не пользовались популярностью. Железобетонные суда делали в виде балкеров и барж, которые можно было скрепить цепью или пеньковыми канатами в цепочку или караван.
Конечно, такие суда обладали рядом ограничений: невозможность усовершенствования конструкции, относительная хрупкость при швартовке. При дешевизне в производстве, такие суда выходили тяжелее. Буксирам требовалось больше угля, чтобы перемещать их, полезного объема выходило меньше по сравнению со стальными. Но почти никто кроме Вадима и британцев пока не думал о цельнометаллических кораблях.
Уголь. Еще одно достижение за прошедшие месяцы. Захарченко выкупил земли у донского казачества. Вадиму пришлось идти на хитрость и оформлять собственность на никому неизвестного Миколу. Вадим своими покупками и так поднял цену на землю. Местные помещики с удовольствием продавали деревушки подороже, чтобы на заработанные деньги перебраться куда-нибудь в свет или избавятся от долгов. Тоже самое случилось и с маленькой деревней Александровкой, где уже работало три шахты не приносящие особого дохода. По пять тысяч ушло за каждую, но это того стоило. Уголь шел в сторону Луганска, на тот самый литейный завод, где его сначала коксовали, а потом пускали на сталь.
Без нормальных дорог, уголь приходилось возить в телегах или на лодочках по Донцу, что никому не нравилось. Решение напрашивалось само собой, но литейный в Мариуполе только строился. Так что основной доход обещал пойти сильно позже.
А вот в чем повезло несусветно, так это в покупке маленького села под названием Брянцевка. Вадим никому пока не говорил, но там в Артемовском и Славянском месторождениях находилось девять миллиардов тонн каменной соли. Этого хватило бы на тысячелетие всей стране. В его же руках соль становилась пазлом к одной из задумок. Приятным бонусом шла огнеупорная глина, которая водилась в том же месте.
Когда Вадим изучал приобретения, случилась забавная история: он и Егерь приехали посмотреть купленные земли. Так Вадим пошёл в огород какого-то холопа набрал в руки жирного чернозёма и долго смеялся.
— Вадим Борисович, а что смешного? — даже с некой опаской спросил Егерь. Холоп — простой мужик просто перекрестился.
— Да я просто думал над одним планом и подобрал ему отличное название: Чык-Черык, в честь одного уважаемого любителя сельского хозяйства. Ну что, Егерь, положим экономику империи?
И Вадим снова заржал. А Егерь и крестьянин переглянулись.
***
Все начинания в Новороссии упирались в людей, точнее в их отсутствие. В самой большой стране Европы, как по площади, так и по населению не хватало свободных людей. Тридцать процентов оставались заскрепощенными, без права на лучшую жизнь.
И только очень сильные потрясения могли заставить чиновников изменить положение дел. Вадим знал, что и как он сделает, чтобы ускорить естественный процесс. В остальном же приходилось писать письма в Австрию, Пруссию, Англию и США, чтобы найти горняков, инженеров, кораблестроителей. Здесь Вадим не ограничивал себя как в Петербурге. Здесь под боком не было даже той скромной россыпи учебных заведений. Приходилось выкручиваться, но здесь оставалось большое преимущество. В конце лета Губернатор Воронцов обещал приехать в Мариуполь. То ли Вадим слишком громко разводил кипучую деятельность, то ли император так проверял выполнение договорённостей. Печалило и письмо от военного министра Чернышева, в котором чуть ли не запрещалось пока продавать оружие донским казакам, пока оружие не прошло еще какую-то там проверку. В общем вставлял он палки в колеса прогресса по полной.
Пока же в море вышел первый железобетонный баркас. Суда строили плоскодонными с малой осадкой, чтобы они ходили по Азову и рекам вроде Дона или Кубани. Через неделю проверок судно наполнят грузом для Керчи и отправят в путь.
***
2 августа 1842 года.
Получив разрешение и обещание от Вадима о поддержке Марченко в начале лета вернулся в Оренбург, чтобы начать поход. Разрешение от императора генерал-губернатор получил в начале лета, все ждали полковника, которому и предстояло возглавить десятитысячный отряд из солдат и казаков при поддержке артиллерии.
Отряд разделился на три основные части: полки Марченко, капитана Карбышева и капитана Перовского. Марченко вел войска из Джизака, по берегу Аральского моря. Карбышев шел вдоль Каспия и Перовский с востока Аральского моря. Стремительным походом русские войска заняли пригород города Хива, заняв оборонительный вал у городских стен. Двадцать пятого июля Местный Хан послал делегацию на переговоры с Уманским, но не сложилось.
Теперь же полковник готовился к штурму городских ворот. Он взял десяток шести фунтовых орудий, новые гранаты и взрывчатку от Вадима, чтобы не тратить много времени на укрепления.
— Пли, — махнул рукой Уманский, и орудия выстрелили, снося ворота и поднимая облако пыли.
С криком "Ураааа!" и какой-то матерью в ворота бросились солдаты и казаки. Река из матерящихся людей смела хлипкие баррикады и наводнением пошла по узким улочкам, снося любое сопротивление, пока не упёрлась в местный дворец. Городские улицы стали непреодолимой преградой для пушек, которые не проходили в городе.
— Гранаты товсь! — скомандовали сержанты солдатам с винтовками. Небольшой подстаканник накручивался на ствол для стрельбы гранатами. С десяток человек вскинули оружие и из укрытий открыли огонь. За высокими каменными стенами послышались взрывы и крики, но Хивинцы не спешили сдаваться.
— Тащите взрывчатку, — Марченко пошел в атаку лично, чтобы глазами видеть, как берут город его люди. Местные просто не ожидали такой поспешности, привыкли к вялым вылазкам русских, расслабились после провала предыдущего похода.
На каждый выстрел защитников дворца русские отвечали десятью из нарезного оружия. Хлопки выстрелов и дым от пороха занимали все место между домами. Пара инженеров тихо проползла к воротам дворца с двумя зелёными ящиками. Стабильная взрывчатка не боялась попадания пули. Инженерам только и нужно было, что вкрутить взрыватели и по проводу передать заряд.
Взрыв ударил по ушам не хуже орудийной батареи. У солдат от грохота заложило уши. Пришлось прятаться, чтобы каменная крошка, которая падала с неба, не разбила голову.
Казаки входили во дворец с револьверами в руках, но они зря переживали: внутри не осталось способных держать оружие, только слуги и гарем хана. Сам же Хивинский хан сбежал еще ночью.
Марченко вытер вспотевший лоб и сел на расписанную подушку. Они взяли Хивинский оазис, но война за среднюю Азию только началась.
***
Тонкие строчки черкесов на зелёных листах гор маленькими группами как точки и тире обходили горные пики и собирались в просторном ущелье.
Чистейший воздух дрожал от наполнившей его радости свободных воинов. Тысячи глоток тянули народную песню, и все кто только подходил к большому лагерю, подхватывали ее.
Плачьте, люди, в горных аулах,
Плачьте по мёртвым и славьте их.
Врагу досталась крепость Ахульго,
И никого не осталось в живых.
Местами песня походила на плач. Люди перечисляли имена героев, отдавших жизни за борьбу. Имам Шамиль скривился, указом он запретил петь и мужчинам и женщинам, угрожая кнутом. Но сейчас, в момент скорби он ничего не мог сделать. Так его люди встречали освобождение воина. Лидера.
Через группы черкесов с оружием стягивались вожди новоприбывших отрядов. Мартынов повернулся на шумный голос. Ахмет шутил и смеялся пока шел к Шамилю. Две недели назад этот везучий бандит помог имаму сбежать, теперь же пользовался его признательностью.
— Шамиль, я пришел с подарком, — Ахмет махнул подчинённому, и горец с ружьём на спине подал подушку, на которой лежала пара хороших револьверов. Русские офицеры и казаки все чаще появлялись с новым оружием на Кавказе безмерно усложняя жизнь воином Шамиля. Каждый трофейный револьвер высоко ценился среди главарей банд, — Это тебе! Мы перехватили у русского патруля.
Ахмет светился от счастья. Ему нравилось внимание имама и зависть других полевых командиров. Мартынов же игнорировал шумного бандита, сидя вместе с добровольцами.
— Он ушел с отрядом в тридцать человек, а вернулся с двенадцатью, — прозвучал голос над ухом Мартынова. Мартынов вздрогнул, он не слышал шагов, говоривший же сел рядом. Это Пересмешник подсел к нему в круг и продолжил говорить, — третий раз подряд за месяц он возвращается с потерями.
— Мы на войне. Иногда здесь неизбежны потери, — заметил Мартынов и повернулся к англичанину. Спокойному мужчине, который смотрел куда-то на горизонт.
— Может и так. Вы знаете, как он потерял свой первый отряд? — спросил Пересмешник и проводил взглядом мальчишку, который принес Ахмету воды.
— Плохо. Засада армии, — Мартынов нахмурился, это случилось, когда он еще был в рядах армии, а не сбежал.
— Я наблюдал за вами какое-то время. Люблю изучать людей, — пояснил Пересмешник, — вы больше горец чем он.
— Сэр, вам есть в чем обвинить его? — Мартынов решил спросить прямо.
— Я пока наблюдаю. Меня привлекает все необычное. Как например, — Пересмешник сделал паузу и глазами показал на вершины гор, за которые опускалось солнце.
— Горы кажутся вам необычными? — улыбнулся Мартынов.
Пересмешник же не обиделся и подбородком кивнул в сторону облака зависшего над одной из вершин.
— Оно там висит и сверлит нас злым и растерянным взглядом. Я чувствую.
Мартынов хотел бы посмеяться, но слова Пересмешника заставили его поёжиться.
Ночью Мартынов спал плохо. Пересмешник умел портить настроение, этого не отнять. Через пелену беспокойной дремы раздался тихий голос. Как если бы ребенок кого-то звал. Мартынов встал и вышел из палатки, чтобы найти ребенка посреди военного лагеря и объяснить ему о времени тишины.
— Что? Что ты меня разбудил? — кто-то говорил тихо по русски с сильным акцентом, почти шипя как змея.
— Ахмет, я тебя сдам! — по тихому звонко ответил голос ребенка.
— Какой сдам? Кому сдам? — не понял Ахмет.
Мартынов же застыл у небольшого оврага с кустами на краю. К нему спиной стоял Ахмет и разговаривал с мальчишкой, который днем прислуживал ему.
— Я видел, как на стоянках ты оставляешь знаки, — свет луны отразился в широкой улыбке мальчика, который по росту не доставал полевому командиру и до шеи.
— Ничего ты не видел! Потому, что ничего не было, маленький чертенок, — еще больше зашипел Ахмет и осторожно полез рукой за пояс, где блеснула сталь клинка.
— Дай рубль и я никому не скажу! — продолжил пацан.
— У-у-у вымогатель! — Ахмет изобразил шутливый тон и дернул рукой, скользнув лезвием по тонкой шее.
Но пацан не упал. Острый кинжал даже царапины не оставил на коже пацана.
— Да, теперь рублем не отделаешься. Но и рассказывать тебе ничего не нужно, — говорил ребенок, но голос охрип и зачерствел. Он перестал улыбаться, во взгляде появилась скука.
Перемена оказалась столь яркой и разительной, что Мартынову пришлось ущипнуть себя. Он не верил, что все происходило наяву, а не в плохом кошмаре.
Ахмет тоже растерялся, он так и остался стоять с кинжалом в руке.
— У-у-у вымогатель! — сказал мальчик шипящим голосом, подражая Ахмету. Ахмет шагнул назад, мальчик повторил за ним, как бы примеряясь к движениям горца, взвешивая его шаги.
Мартынов раскрыл рот от удивления. Они сравнялись в росте! И это не Ахмет стал меньше, а мальчик вырос. На лице у него проступили сначала отдельные волоски, а затем и полноценная борода. В свете луны не все детали перевоплощения мальчика получилось заметить, но через пару мгновений в овраге стояло два Ахмета.
— Но как? — сказали оба Ахмета одновременно и так же одновременно зажали себе рот. Теперь каждый из них держал по кинжалу. Если бы Мартынов не видел все с самого начала, то подумал бы, что в овраге кто-то поставил зеркало, чтобы подшутить над полевым командиром.
— Мама, — прошептали Ахметы, и один из них начал таять. Он пытался кричать, но другой просто закрыл себе рот и голос пропал у обоих. Мартынов перекрестился. В овраге остался один Ахмет, который поднял взгляд к Мартынову и подмигнул. Он поднялся и пошел к палатке Ахмета, насвистывая обманчиво спокойную мелодию.
***
— Ну что господа, давайте бахнем? — Вадим встречал высоких гостей у одной из своих шахт. Он заранее выехал на встречу, чтобы подловить губернатора по пути и завезти на испытания. Иначе начался бы прием у мэра, долгий официоз и куча других безусловно важных, но пустых мероприятий, которые бы отняли время.
— Вадим Борисович? — обеспокоенно спросил губернатор Воронцов, который сидел на коне в генеральском мундире в окружении чиновников.
— Сейчас все покажу, вы главное держитесь, — сказал Вадим и опустил рычаг стартера. Чем ему нравилось это время, так это людьми, которых было легче лёгкого удивить. Стоило взорвать корабль груженный взрывчаткой у них перед окнами, так, чтоб всю ночь сияло или подорвать угольную шахту, так они как дети малые начинали просить еще.
Электрический заряд прошёл по кабелю и скрылся в глубине шахты, только для того, чтобы волнами поднять пласты земли. Глубинный взрыв напомнил извержение вулкана, только вместо лавы в небо поднялась твёрдая порода.
Вадим стоял и улыбался с рычагом от стартера в руках, пока чиновники пытались угомонить ездовых животных. Взрыв мощной дрожью перешёл от земли, через ноги до самой макушки.
— Да вы нас убить хотите?! — заверещал какой-то пузатый дядька.
— Но, но. Зачем мне кого-то убивать? — возмутился Вадим, — кому же я тогда буду товар продавать?
Губернатор хоть и выглядел ошарашенным, но не впадал в истерику. Его прямая осанка, острый взгляд и лёгкий оскал выдавали опытного военного.
— Ну что, ваше высокоблагородие, бахнем еще? — задорно спросил Вадим у Воронцова и показал на соседний стартер. И губернатор выдал себя улыбнувшись на короткий миг. Этому военному человеку нравилось смотреть, как все эти гражданские курицы во фраках кудахтают от испуга.
— Бахнем.