Вокруг дома мод Музыкант выкупил несколько домов, чтобы дорогие гости могли спокойно отдохнуть с выбранной моделью. Мягкие кровати, незаметная прислуга, ужин при свечах. Сервис по высшему уровню.
Заскрипело окно спальни на втором этаже. Вадим поправил одеяло избранницы, которая лежала у него на груди и тихо сопела.
— Зачем? — в ночной тишине прозвучал женский голос.
Вадим зашипел и рукой прикрыл ухо модели, чтобы не разбудить ее беседой.
У окна в прогулочном платье стояла Мария Захарова и любовалась милой сценой.
— Я, хотя бы пытаюсь изображать человека, — заметил Вадим шёпотом.
— А зачем? Ну, поднимут люди шум? Быстрее найдём засранца и прикончим.
— А потом? Что будет потом?
— Да кто знает? — Мария пожала плечами, — я на перед не загадываю, просто живу моментом. Наслаждаюсь.
— Местью, — договорил за нее Вадим.
— Может, и так, но сегодня! Ха. Сегодня я поделюсь с тобой возможностью. Одна твоя знакомая по имени Фанни Кэмбл, собралась обратно в Штаты. Уже собрала вещички и ждёт в отеле следующий корабль. А собралась она после визита к помощнику действительного Британского посла, сразу после того, как пришла новость о смерти этой, как ее там, — Облачко щёлкнула пальцами, — Гертруды.
Онапоказала белые как у акулы зубки, изобразив улыбку. Облачкр надеялась вызвать хотя бы намек на эмоции, но Вадим лежал неподвижной статуей в обнимку с девушкой, пока по комнате гулял холодный декабрьский ветер.
— В общем, я все сказала, остальное решать тебе, — Облачко поклонилась, и ее как ночной туман выдуло в окно.
Вадим тяжело вздохнул и аккуратно, чтобы не разбудить девушку пошел одеваться. Треснула нитка и по полу покатилась оторванная пуговица, Вадим наклонился, чтобы ее поднять и заметил отражение светящихся глаз на пуговице. Он не выдал себя Облачку, не показал, как сильно взбешён.
***
Гостиница "Европейская" представляла из себя двухэтажное каменное здание. На первом этаже находились общие зала, на втором номера постояльцев. На нижнем этажа в зале гости обедали, беседовали или играли. Перед гостиницей заботливый владелец разбил палисад для прогулок.
Слуги натаскали воды и подогрели для Фанни ванну. Она находила это ироничным, но не могла отказать себе перед долгим путешествием. Напевая колыбельную, Фанни терла нежную кожу мочалкой. Ей казалось, что на бархатных ножках и ручках появились темные пятна, что она где-то запачкала себя и ей не могла помочь ни пушистая пена, ни новомодное Петербургское мыло фиолетового цвета. Фанни нахмурилась и продолжила тереть кожу, пока не показались первые капельки крови. Никакая мочалка не могла стереть след с ее совести. Американская актриса всхлипнула. Если бы не письмо на тумбочке рядом с ванной, то Фанни не представляла, чтобы сделала, может, даже сдалась полиции.
Фанни отбросила мочалку и от досады и обиды на себя хлопнула по пене. Ей захотелось покапризничать и не вылезать из горячей воды, пока прислуга не отнесёт ее на корабль. Фанни тяжело вздохнула и подняла на ладони большой пузырь, представив себя на его месте. Такая же хрупкая, чуть подует ветер и она лопнет. Актриса так задумалась, что не обратила внимание на тяжёлые шаги, под которыми скрипели доски в соседней комнате. Дверь в ванную вылетела с петель от сильного удара и громко рухнула на пол. Без слов к ванне подошел Вадим, нависая над перепуганной Фанни. Он положил ей руку в перчатке на грудь и надавил. Фанни не успела закричать, как оказалась под водой. Ее придавило к медной ванне с такой силой, что захрустели кости. Вадим молча стоял над брыкающейся актрисой, пока она пиналась, царапалась и теряла драгоценные глотки воздуха. Фанни схватилась за рукав пиджака, порвав его, но ничего не могла сделать. Ее как будто придавили паровой машиной. Вода уже не казалась такой горячей. Сквозь мыльную воду она видела беспристрастное лицо убийцы. Не ради себя, последняя мысль Фанни потянулась к мужу в холодной тюрьме.
Вадим чувствовал, как замедляется сердцебиение девушки. В этот момент он не чувствовал ничего человеческого. Ни сладости мести, ни горести утраты. Только бесконечное раздражение от мельчайших разборок с букашками, которые мешали выполнять план. Все это почти не трогало его сознательную сторону. Чувственная сторона же взвыла, когда Вадим успел за мгновение заметить письмо, прочесть и осознать.
Так же внезапно, как Вадим ворвался в ванную комнату, рука, что держала ее — исчезла. Фанни схватилась за края ванны, вырываясь из медной могилы. Она хрипела, выплевывая мыльную воду, пока взглядом провожала спину в черном пиджаке.
— За дверь, — буркнул Вадим, столкнувшись с обеспокоенным портье в коридоре, и спустился к выходу, где его ждала карета.
От отеля он поехал навестить хозяев бала, который так внезапно оставил пару дней назад. Обычно о визитах вежливости предупреждали, но маленькие шалости прощались близким знакомым. Вадим же спешил, потому что в его планы вмешивались жители одного Туманного Альбиона, нанося удар за ударом. А именно с бала у Городиковых все и началось.
***
— Не пущу! Не велено! — заявил дворецкий дома Городиковых. Мужчина одного с Вадимом роста, но лет на двадцать старше выпятил грудь и надул щеки. Он только пар из ноздрей в усы не пускал, изображая негодование. В глазах бедного слуги читалось беспокойство, только Вадим не понимал за кого.
— Совсем не желают видеть? — спросил Вадим уставшим тоном.
— Совсем, — уже спокойнее ответил дворецкий, — на вас серчают, вы пообещали танец и сбежали. Юная господа очень расстроилась.
— Это формальный ответ, а настоящая причина? — спросил Вадим глядя дворецкому в глаза, и глаза в дворецкого забегали, пока он не сдался.
— Один человек доложил господину, что кхм, "у него слишком грязное белье".
— А этот человек, случаем не англичанин?
— Возможно, — не стал отрицать дворецкий.
— А мне, почему говоришь?
Дворецкий ответил не сразу.
— Юная госпожа, вы ей очень понравились, бедная девочка есть не может… Ну я и подумал, что если вы увидитесь, то ей полегчает.
У Вадима поднялась бровь. Он либо переборщил со средством, либо Люда оказалась впечатлительнее, чем он думал. В окне второго этажа промелькнуло светлое личико. Вадим не стал поворачиваться, чтобы не показать виду, что заметил. Через пару дней девочку отпустит. Наверное.
— Что же, всего доброго… — Вадим попрощался, чтобы уйти, но дворецкий снова заговорил:
— Вашблогородие, вы не держите обиды, Петербург слишком маленький, все и всех знают. И господин ну очень любит Люду. Пожалуйста, не причиняйте им зла.
Дворецкий знал или догадывался, что перед ним не просто предприниматель и суженый Людмилы. Он боялся не за себя, а за то, что Вадим сгоряча обидеться на семью Городиковых.
— Всего доброго, — еще раз попрощался Вадим и пошел к карете, не обращая внимание, на взгляды в окнах.
***
— Пустите меня! — закричала Люда и бросилась из комнаты к лестнице, но у двери ее поймал отец. Девочка отказывалась снимать платье с бала, сильно порвав материю в нескольких местах. За время бессонных ночей у нее появились синяки под глазами, и Люда не подпускала к себе няню, чтобы та заплела ей волосы, — хотя бы разок увидеться!
— Нельзя! — с мольбой в голосе зашептал Городиков Федор Семенович, обнимая дочь. Он стоял и плакал, не узнавая любимую Люду.
***
Весь расклад требовалось переварить, желательно в хорошей компании с приятными людьми, поэтому Вадим сидел в ресторане с Есиславом и Горынином. Есислав напоминал добродушного старичка с короткой бородой, белым хлопчатым костюмом и полного энергии. Осанка, взгляд, острые скулы выдавали в Горынине потомственного военного, ну и конечно китель, в котором адмирал выходил в свет, очень им гордясь.
— Что задумал? — первым спросил Горынин, разрезая ножом запечённого кальмара, которого нафаршировали фаршем с морковкой и запекли под соусом.
— Я еще после предыдущей гулянки не отошел, — хохотнул Есислав и наколол вилкой малюска.
— Вообще, — Вадим отпил гранатового вина, — это касается вас обоих. Дорогой Владлен, как ваш флагман Метеор?
— А что ему? Гоняю команду, пару раз уже по Балтике ходили, — пожал плечами адмирал, — пока порты льдом не встали, нужно обучить матросов.
— Да вот смотрю я на Метеор и думаю: “а чего мы сами не строим?”. Все у британцев заказываем.
— Ну-ну Вадим, у нас все верфи заняты, — не согласился Горынин, — только в этом году на Адмиралтейских три новых заложили.
— Три! Ого, — саркастически удивился Вадим, — и все с парусной оснасткой?
— А как иначе? В каких сейчас портах пароходы ждут? Да и далеко на машине не уйдешь, уголь кончится.
— Подождите, Вадим, ты сказал, что будет интересно нам обоим, — вмешался в разговор Есислав.
— Все так, — Вадим медленно долил вина, вдохнул аромат, взболтнул фужер…
— Да не томи ты, — засмеялся Горынин, когда у Есислава от натуге уже глаза из орбит полезли.
— Нужны новые верфи, да не в Петербурге, где все и так занято. И нужны они под новые корабли. Чтобы только на винтах и с корпусом из стали, — приоткрыл завесу Вадим.
Горынин присвистнул. Чем-то отдалено похожим занимались Англичане, строя гражданское судно Грейт Британ. По каналам военной разведки дошли новости, что гражданский пароход достиг почти ста метров в длину. Только финансовые проблемы владельца судостроительной компании, не позволили спустить судно на воду уже в этом году.
— Смело! — предложил тост Горынин, за что и выпили.
— А где такая верфь будет? — уточнил Есислав, хитро так сверкая глазками.
— Так, в вашей вотчине — под Архангельском, — ответил Вадим.
— Но там же льда больше чем на Балтике! Мореходство ни к черту! — спохватился Горынин, — ладно, там верфи строят корабли со времен Петра Алексеевича. Но последние годы заказы там падали. Кораблестроение переехало по большей части в Петербург и Черноморские окраины.
— Первые корабли будут там ледоходные или ледокольные или еще как, — предложил Вадим, — не одни мы пользуемся Белым морем, не одни мы зимой страдаем ото льда в портах. Американцы пару лет, как сделали колесный ледокол, только он получился на редкость ненадёжным. Наши же будет использовать винты!
— Винты, винты, да сдались они тебе, — не понял его Горынин, который не одно десятилетие командовал парусными кораблями. Для него переход на паровые машины — уже авантюра.
— Не доверяешь?
— Сомневаюсь
— Хорошо, твое право, — согласился Вадим и улыбнулся, — а хочешь пари?
— Это какое? — адмирал подобрался
— У меня сейчас в ремонте Вестник, мы его распилили и ставим наши паровые машины, новый штурвал и пару винтов. Паруса на нем останутся, но это только пока.
— Так, — взволнованно пробасил Горынин.
— Вот выйдет мой корабль из дока и давай гонку? Твой Метеор против моего вестника!
— Ха! Ха, ха, — засмеялся Горынин, — у тебя вестник, это лёгкий клипер, он любого по скорости обгонит.
— Не спорю, но ветер нам проверять не нужно. Мои машины против Британских! Мои винты против гребных колес.
— Интересно, — заявил Есислав, — а как я мог бы поучаствовать?
— Есислав Павлович, а с вас зрители, что нам корабли просто так гонять? Да и не дадут просто так, — задумался Вадим.
— Это разберёмся, — отмахнулся Горынин, — мне вот очень интересно, друзья мои обязательно заинтересуются.
— Гонка, это хорошо, а что на счёты верфи? — вспомнил Есислав.
— Так нужно будет строить потихоньку начать, землю выкупить, мастерские построить, — начал загибать пальцы Вадим.
— Вадим, подожди. Ты же сказал, что там корабли должны быть железные, а откуда железо возьмём? В Архангельске только лес, — хохотнул Есислав, — да еще и кхм, дороговато все самим строить.
— Ну-у-у, с этим я смогу помочь, — Вадим вспомнил о золоте, которое ему везли с Дальнего Востока, но быстро отбросил эту идею. Нельзя подставлять Есислава с неучтенным золотом, — Есислав Павлович, как думаете, сколько можно заработать на бумаге?
Васнецов долго думал. У него на предприятиях уже работали машины по переработке дерева с заводов Беркутова, привезли первые станки для изготовления бумаги из дерева, но производство еще не запустили.
— Много?
— Очень много! — Вадим поднял палец, — а еще больше, если производить не только бумагу, но и картон! Сейчас покажу.
Вадим снял с вешалки цилиндр и передал на экспертизу.
— Так, цилиндр из модного дома мадам Реймах, царство ей небесное, — перекрестился Есислав, — И?
— Подкладка, — Вадим показал на подкладку для цилиндра из гофрированной бумаги. Мастерскую под шляпы он открыл только в этом году, расширяя своё ателье.
Оба уважаемых человека Вадим не поняли.
— Картон — удобный не только чтобы носить шляпы, но и чтобы хранить вещи. Например, делать из него коробки и переносить в них хрупкие вещи, — Вадим руками изобразил коробку.
— Мне кажется, что гранатовое — скисло, — осторожно заметил Горынин и взял бутылку вина, чтобы понюхать.
— Так, если вы не хотите, то я заставлять не буду, только потом не плачьте, когда я золотые горы заработаю! — заметил Вадим.
— А с чего бы такая щедрость? — все-таки решил уточнить Есислав.
— Нужно много дерева, вернее его нудно ОЧЕНЬ много, — грустно улыбнулся Вадим, — мне самому возводить все — долго и дорого, а у вас уже половина дела. Плюс, на юге империи я начну делать бумагу из конопли или льна. Она будет дешевле, но похуже качеством. А бумагу покупали, покупают и будут покупать. Вон у нас как разросся чиновничий брат. Спасу нет!
Горынин и Есислав захохотали.
— Предлагаю за это выпить! Чтобы от чиновников картоном можно было отбиться! — погладил бороду Есислав.
— Дать залп бумажными ядрами по бесконечным очередям в управлениях, — поддержал его Горынин.
***
— Вон, это он, — прохрипел Егерь. Бывший охотник лежал под кустом рябины с новейшей снайперской винтовкой. Вадим не пожалел денег и закупил увеличительные стекла в Пруссии для этого дела. Оптический прибор собирали уже в России. Пристреливал Егерь на тренировочном полигоне оружейного завода.
— А Я здесь зачем?! — Дмитрий Волович дрожащими от холода пальцами откручивал крышку фляги с коньяком.
— Вадим Борисович, попросил посмотреть как ты стреляешь, — спокойно объяснил Егерь и выдохнул облачко пара в густую черную бороду.
Они лежали несколько часов в тёплых тулупах, на подстилке, но декабрьский холод от промёрзлой земли давал о себе знать.
— Ты же знаешь, что я инженер и офицер?
— Если ты работаешь на Вадима Борисовича, то все едино. Решает опыт и способности.
— Ах, опыт, — Дмитрий напряг скулы. До того, как доктор Гааза вылечил ему ноги, инженер не раз сталкивался с людским пренебрежением, насмешками и жалостью, — дай сюда.
Он вырвал из рук Егеря винтовку и попробовал в руках.
— Уже пристрелял, — спокойно сказал Егерь и достал бинокль.
Их целью стал чиновник из таможенной службы. Через него британцы завозили и прятали контрабанду. Дмитрий навел прицел на окна второго этажа. К чиновнику полчаса как пришел гость — Сэр Вескер. Именно его визита они ждали, лежа под кустом.
— Пятьсот метров, — уведомил Егерь.
— Понял, — Дмитрий прицелился по шкале в прицеле для стрельбы на дальние дистанции, — не понимаю, почему Вадим так привязался к метровой системе.
— Вадим Борисович, лучше нас с тобой знает как лучше, — Егерь наблюдал за целью в бинокль, — ветра нет.
— Тогда о чем говорить? — буркнул Дмитрий и выстрели. Пуля Уманского раскрутилась по нарезному стволу и вылетела на свежий воздух, пролетела через пустые огороды, старенький колодец, кованую ограду и попала в окно, прямо через вазу с розами в шею чиновнику.
— Не о чем, — сухо заметил Егерь, разглядывая как чиновник фантаном крови залил английского джентльмена, потом портрет Российского императора на стене, вскочил, чтобы начать бегать по кабинету, закрашивая все стены. Дверь открылась и на шум зашел секретарь чиновника, только чтобы получить фонтаном крови в лицо и упасть без сознания. Не выдержав кровопотери, чиновник разбежался и сиганул в окно, чтобы приземлиться на кованую ограду с торчащими пиками.
— Ты идешь, — Дмитрий убрал винтовку и остаток гильзы в чехол и медленно ковыляя полез из-под куста к спрятанной карете. Они готовились пару дней, как только Вадим сообщил им о скоординированном ударе врага.
— Теперь на похороны? — Егерь забрался на место кучера.
— Ну да, там переоденемся, — Дмитрий показал на сменную одежду в салоне. Днём хоронили Гертруду, а вечером Алексея. Оба мероприятия хоть одинаково грустные, по сути сильно различались по приглашённым людям. Высшее сословие Петербурга придет на поминки мадам Реймах. И скромный состав из нескольких бандитов, помянет старого знакомого.