Рассказывал Катеньке про свое житье-бытье:
"У меня есть, Катенька, полтораста душ крестьян".
Думаю-подумаю - я за етова нейду!
Присватался к Катеньке со синя моря купец:
"У меня есть, Катенька, полтораста кораблей".
Думаю-подумаю - я за етова нейду!
Присватался к Катенькеиз деревни скоморох:
"У меня есть, Катенька, есть скрипица и гудок,
Есть скрипица и гудок, балалайка и рожок."
Думала-подумала - я за етова пойду!
Сыта, пьяна ли я - завсегда я весела,
Выйду я на улицу - всяк тетушкой назовет:
"Тетушка-лебедушка, скоморохова жена!"
(Кир., II, 2, No 2376)
(Обратим внимание и на то, что единственная на всю песню" рифма - в речи скомороха) 104.
Поэзия западных и южных славян предпочитает несколько иное жанровое воплощение того же сюжета.
В очень распространенных в Польше песнях о выборе жениха (для них характерен зачин типа: "W ogrodzie, przy wod-zie" 105) мать советует дочери выйти замуж за кузнеца, та отказывается, объясняя причину; то же повторяется с плотником, сапожником, портным и т. д., пока, наконец, девушка на ком-нибудь не остановит свой выбор. Характерно, что даже в тех редких случаях, когда в песне слова матери отсутствуют, в речи девушки сохраняется обращение к ней: >"Mamuliczko, nie chca go"106 ("Мамочка, не хочу его"). Ю. (Кшижановский в специальной статье о польских песнях на этот мотив называет форму беседы между матерью и дочерью в качестве их, (песен) формального признака и одновременно в качестве одного из доказательств того, что песня эта восходит к средневековой поэзии вагантов, с той лишь разницей, что там предпочтение всегда отдается школяру-жаку:
Filia, vis skolarem
benе eruditum?
Volo, mater сага.
Volo, mater сага...107
(Дочь, хочешь ли школяра
Красивого, ученого?
Хочу, милая мама,
Хочу, милая мама...)
Возможно, прав О. Зилинский, полагая, что именно бродячие учителя и студенты занесли эту песню из Польши в Чехию, Словакию и на Украину, и притом в весьма давние времена: чешские рукописи сохранили сведения о ее бытовании уже в XVI веке *08. Во всяком случае, очень близки польским чешские песни на ту же тему, и все они, если судить по сборнику Франтишка Сушила, также выдержаны в форме диалога, например:
V zabrade na tirade drobny list pada.
Hanickabo shrabovala,
maticka na nu volala, chce-li kovara.
Nechcu ja, nechcu ja, maticko mila!
Kovar stoji u komina. Kuka z neho lotrovina,
maticko mila!109.
(В саду-огороде мелкий лист опадает.
Ганичка его сгребала.
Мамочка ее окликала:
Хочет ли кузнеца.
Не хочу, не хочу его, мамочка милая!
Кузнец стоит у дымовой трубы,
Ни дать ни взять разбойник,
Мамочка милая!)
В песнях южных славян на этот сюжет также встречаемся с диалогическим построением; в одних вариантах выступает явный диалог, в других-скрытый. Даже в тех случаях, когда в песне южных славян наблюдается почти полное совпадение реалий с песней русской, одно структурное отличие обычно все же остается. Так, в болгарском среднегорье записана в нескольких вариантах песня, которая заканчивается примерно так же, как большинство русских текстов:
Хей, а ас сакам свирджйю да си зёма,
Хей, той да свйри, ас по кукя да му играм.110
(Хей, я хочу выйти замуж за музыканта,
Хей, пусть он играет, а я ему дома спляшу).
Однако это ответная реплика девушки, ибо песня построена в форме диалога: мать предлагает ей в мужья почтенных женихов, но дочь предпочитает музыканта. Выбор может быть и иным 111, однако во всех случаях ситуация у болгар, как правило, более драматизирована, чем в песнях русских, а диалог, как известно, более характерен для баллады, чем для песни лирической.
То же можно сказать и о сербской версии песни, в которой препочтение обычно (но не обязательно) отдается пахарю:
У ратара црне руке
А бела погача 112